– Послушайте! Не плачьте так горько. Он того не стоит. Честно. На десять миллионов мужчин не найдется и одного, из-за которого стоило бы так убиваться. – Людям бесполезно говорить та кое. – Постарайтесь его забыть. Я знаю, это кажется невозможным…
Мисс Твиттертон подняла взгляд:
– Вы бы не сочли это таким уж простым делом?
– Забыть Питера? – (Нет, и другое – тоже.) – Ну, разумеется, Питер…
– Да, – сказала мисс Твиттертон без обиды в голосе. – Вы из тех, кому повезло. Я уверена, вы этого заслуживаете.
– Твердо знаю, что не заслуживаю.
(Черта с два, милейший, много лучше! Если принимать каждого по заслугам…[249])
– И что вы, должно быть, думаете обо мне! – вскричала мисс Твиттертон, внезапно возвращаясь к действительности. – Надеюсь, он не слишком рас сердился. Понимаете, я услышала, как вы заходите в дом, а встречи с кем-либо я просто не вынесла бы, поэтому убежала наверх, а потом было так тихо, что я подумала, вы ушли, и спустилась. И увидела вас, таких счастливых…
– Это совершенно не важно, – поспешно сказала Гарриет. – Прошу вас, не придавайте этому значения. Он знает, что это просто случайность. Ну же, не плачьте.
– Мне надо идти. – Мисс Твиттертон сделала слабую попытку поправить растрепавшиеся волосы и кокетливую шляпку. – Ну и вид у меня, наверное.
– Все в порядке. Вам только нужно немного припудриться. Где моя… ой, я оставила ее у Питера в кармане. Нет, вот она, на этажерке. Это Бантер. Он всегда за нами прибирает. Бедный Бантер – история с портвейном, должно быть, страшный удар для него.
Мисс Твиттертон терпеливо стояла, пока ее приводили в порядок, словно малыш в руках проворной няньки.
– Вот – вы выглядите замечательно. Видите? Ни кто ничего не заметит.
Зеркало! При мысли о нем мисс Твиттертон сжалась, но ее подстегнуло любопытство. На нее смотрело ее собственное лицо, но какое странное!
– Я никогда раньше не пудрилась. Я… я себя чувствую такой легкомысленной. – Она зачарованно рассматривала свое отражение.
– Ну, – сказала Гарриет, – иногда это полезно. Позвольте, я заправлю вот этот завиток сзади…
В зеркале возникло ее собственное смуглое разгоряченное лицо, и она, к стыду своему, увидела, что в волосах до сих пор осталась виноградная ветвь.
– Боже мой! Как глупо я выгляжу! Мы дурачились.
– Вы выглядите прелестно, – сказала мисс Твиттертон. – О господи… Надеюсь, никто не подумает…
– Никто ничего не подумает. А теперь обещайте мне, что больше не будете так горевать.
– Да, – скорбно сказала мисс Твиттертон. – Я попытаюсь. – На ее глаза медленно набежали две больших слезы, но она вспомнила про пудру и аккуратно их промокнула. – Вы так добры. Мне надо бежать.
– Доброй ночи.
За открывшейся дверью обнаружился Бантер, он топтался неподалеку с подносом.
– Надеюсь, я не задержала ваш ужин.
– Нисколько, – сказала Гарриет, – еще не время. Так до свидания и не тревожьтесь. Бантер, пожалуйста, проводите мисс Твиттертон.
Она постояла, рассеянно разглядывая свое лицо в зеркале, так и не выпустив из рук виноградную плеть.
– Бедняжка!
Один вскричал: “Помилуй Бог!”, другой
Вскричал: “Аминь”, как будто видел эти
Палаческие руки[250].
Уильям Шекспир “Макбет”
Осторожно вошел Питер с графином.
– Все в порядке, – сказала Гарриет. – Она ушла. Он поставил вино, тщательно рассчитав расстоя ние от огня, и светски заметил:
– Мы все же нашли графины.
– Да, я вижу.
– Господи, Гарриет, что я говорил?
– Ничего страшного, дорогой. Всего лишь цитировал Донна.
– И все? Мне-то казалось, что я и от себя пару фраз вставил… Ну да какая разница. Я люблю тебя, и мне плевать, сколько народу это знает.
– Благослови тебя бог.
– И все же, – продолжил он, решив раз и навсегда покончить со щекотливой темой, – этот дом действует мне на нервы. Скелеты в дымоходе, трупы в погребе, пожилые дамы за дверью… Перед сном надо будет заглянуть под кровать… Ой!
Он нервно вздрогнул оттого, что вошел Бантер с торшером в руках, и замаскировал смущение, лишний раз наклонившись пощупать графин.
– Это все-таки портвейн?
– Нет, кларет. Несколько моложавый, но приятный леовиль с незначительным осадком. Судя по всему, хорошо перенес дорогу – он вполне прозрачен.
Бантер поставил торшер у камина, метнул на графин взгляд, исполненный немой боли, и неслышно удалился.
– Не я один страдаю, – сказал его хозяин, покачав головой. – Бантер очень нервничает. Принял близко к сердцу этот беспораддлок – это была последняя капля. Сам-то я люблю и суету и суматоху, если в меру, но у Бантера твердые принципы.
– Да. К тому же, хотя со мной он само очарование, твоя женитьба, должно быть, стала для него ужасным ударом.
– Скорее потребовала эмоционального напряжения. И еще он слегка волнуется за это расследование. Полагает, что я не вкладываю в него душу. Например, сегодня…
– Боюсь, он прав, Питер. Женщина тебя соблазнила.
– O felix culpa![251]
– Разбазариваешь время на кладбищах, вместо того чтобы идти по следу. Правда, следов-то и нет.
– А если были, Бантер наверняка их собственноручно стер – вместе со своей подельницей Раддл. Раскаяние ест его душу, как гусеница капустный кочан… Но он совершенно прав, до сих пор я только лишь бросил подозрение на несчастного мальчишку Селлона – хотя, судя по всему, с тем же успехом мог выбрать кого угодно другого.
– Например, мистера Гудакра. У него нездоровая страсть к кактусам.
– Или треклятых Раддлов. Кстати, в то окно я пролезаю. Я попробовал сегодня днем.
– Правда? А ты узнал, мог ли Селлон перевести часы миссис Раддл?
– А!.. Ты сама этим занялась. Детективщика хлебом не корми, дай решить проблему часов. Ты похожа на кота, который сожрал канарейку. Выкладывай – что ты выяснила?
– Их не могли перевести больше чем на десять минут в обе стороны.
– В самом деле? А откуда у миссис Раддл часы, отбивающие четверти?
– Это свадебный подарок.
– Разумеется. Да, понимаю. Их можно перевести вперед, но нельзя выправить обратно. И отвести назад тоже. Не больше чем на десять минут. За десять минут можно успеть многое. Селлон сказал, что было пять минут десятого. Тогда, по всем правилам, ему нужно алиби на… Нет, Гарриет! Это бессмысленно. Алиби на момент убийства полезно, только если ты потрудился отметить этот самый момент. Чтобы десятиминутное алиби сработало, нужно, чтобы время было установлено с точностью до десяти минут. Можешь придумать что-нибудь с приемником? Вы, детективщики, такое обожаете.
– Нет, не могу. Часы и радио должны к чему-то сводиться, но они не сводятся. Я думала и думала…
– Ну, знаешь, мы только вчера начали. Кажется, что давно, но это не так. Не торопись! Мы и пятидесяти пяти часов не женаты.
– А кажется, будто вечность… Нет, я имею в виду не то, что имею в виду. Кажется, будто всегда были женаты.
– Так и есть – с сотворения мира… Проклятье, Бантер, чего вам надо?
– Меню, милорд.
– О! Спасибо. Черепаший суп… излишне урбанистично для Пэгглхэма. Слегка не соответствует. Не важно. Жареная утка и зеленый горошек – уже лучше. Местная продукция? Хорошо. Тосты с грибами …
– Грибы с поля за флигелем, милорд.
– С по… Боже милостивый, надеюсь, что это и правда грибы. Отравленных трупов нам не хватало.
– Никакого яда, милорд. Я употребил некоторое количество, чтобы в этом убедиться.
– В самом деле? “Верный камердинер рискнул жизнью ради хозяина”. Очень хорошо, Бантер. Да, кстати, это вы играли в прятки с мисс Твиттертон у нас на лестнице?
– Милорд?
– Все хорошо, Бантер, – быстро сказала Гарриет. Бантер понял намек и исчез, бормоча “очень хорошо”.
– Она пряталась от нас, Питер. Когда мы пришли, она плакала. Не хотела, чтобы ее видели в слезах.
– Вот как, – сказал Питер. Объяснение его удовлетворило, и он обратил все свое внимание на вино.
– Крачли ведет себя с ней как последняя свинья.
– Правда? Вот те на. – Он повернул графин.
– Он с ней, бедняжкой, крутил любовь.
Словно в подтверждение того, что он человек, а не ангел, его светлость разразился ироническим хохотом.
– Питер, это не смешно.
– Прости, моя дорогая. Ты совершенно права. Не смешно. – Внезапно он выпрямился и сказал с нажимом: – Отнюдь не смешно. А она любит мерзавца?
– Без памяти. Они собирались пожениться и открыть гараж – на те сорок фунтов и ее скромные сбережения, только они тоже пропали. И вот он обнаружил, что она ничего не получит в наследство… Почему ты так на меня смотришь?
– Гарриет, мне это совершенно не нравится. – Он смотрел на нее с ужасом.
– Еще бы, он ее тут же бросил. Скотина!
– Да-да. Но ты понимаешь, что ты мне рассказываешь? Она, разумеется, отдала бы ему деньги? Сделала бы для него все, что угодно?
