Как все великие актеры в момент кульминационной сцены, Лекок по-настоящему волновался. Его поразительный детективный гений всего миг назад подсказал ему этот отчаянно дерзкий ход, который, если удастся, обеспечит ему выигрыш всей партии.
— А теперь скажи-ка, как зовут эту женщину?
— Не знаю, сударь.
— Ну не дурак ли ты? Она невысокая, довольно хорошенькая, черноволосая, бледная, с очень большими глазами, да?
— Так вы ее знаете? — дрожащим от волнения голосом спросил Гепен.
— Да, дружок, и если тебе хочется узнать ее имя, чтобы повторять его в своих молитвах, пожалуйста. Ее зовут Дженни Фэнси.
Люди, действительно превосходящие других в какой-либо области, никогда не станут мелочно злоупотреблять своим превосходством; достаточной наградой для них является внутреннее удовлетворение, которое они испытывают, видя всеобщее признание. И пока присутствующие восхищались проницательностью Лекока, сам он тихонько наслаждался своей победой. Ведь он мгновенно просчитал возможности и обнаружил не только замысел Тремореля, но и средства, к которым тот должен был прибегнуть, чтобы его исполнить.
Бешенство Гепена сменилось безмерным изумлением. По его наморщенному лбу было видно, что он никак не может взять в толк, откуда этот человек сумел узнать про его поступки, которые, как он полагал, были тайной для всех.
А Лекок вновь приступил к допросу:
— Ну раз уж я открыл тебе имя этой брюнетки, объясни, как и зачем граф де Треморель вручил тебе пятисотфранковый билет.
— Я уже собирался уходить, а у господина графа не было мелких. Он не хотел посылать меня менять деньги в Орсиваль и сказал, чтобы сдачу я привез.
— А почему ты не пришел к своим друзьям, праздновавшим свадьбу в Батиньоле у Веплера?
Ответом было молчание.
— Какое поручение дал тебе граф?
Гепена мучили сомнения. Он переводил взгляд с судебного следователя на папашу Планта, с доктора Жандрона на Гулара, и ему казалось, что видит на их лицах насмешливое выражение. Он решил, что попал в ловушку, что все они насмехаются над ним, что его ответы только ухудшат его положение. И мгновенно им овладело безграничное отчаяние.
— А, так вы обманываете меня! — крикнул он Лекоку. — Ничего вы не знаете, наплели врак, чтобы выведать правду. Я-то, дурак, отвечал вам, а вы повернете мои слова против меня.
— Что с тобой? Опять тебя понесло?
— Нет. Теперь-то я вас насквозь вижу, и вы меня больше не проведете. Теперь, сударь, я вам ни слова не скажу, лучше умру.
Лекок пытался разубедить его, но Гепен с дурацким упорством твердил:
— Я тоже не глупее вас и все вам наврал.
Эта внезапная перемена настроения подозреваемого никого не удивила. Одни подследственные, выбрав определенную систему защиты, сидят в ней, как черепаха в панцире, но есть и такие, кто на каждом допросе меняет показания: сегодня они отрицают то, что говорили вчера, а завтра придумывают какую-нибудь новую нелепицу, которую послезавтра станут опровергать.
Тщетно Лекок пытался заставить Гепена говорить, тщетно задавал ему вопросы г-н Домини. Гепен на все отвечал:
— Не знаю.
В конце концов сыщик вышел из терпения.
— Я-то считал тебя умным парнем, а ты ведешь себя как олух царя небесного. Значит, ты воображаешь, что нам ничего не известно? Ну так слушай. В среду накануне свадьбы мадам Дени, когда ты уже взял у камердинера взаймы двадцать пять франков и собирался вместе с товарищами уходить, тебя позвал хозяин. Потребовав хранить дело в строжайшей тайне — и надо отдать тебе должное, ты держишь слово, — он попросил тебя отстать на вокзале от остальных слуг, пойти в «Кузницу Вулкана» и купить ему молоток, долото, напильник и кинжал. Эти инструменты нужно будет отнести одной женщине. После этого граф вручил тебе пятьсот франков и сказал, что сдачу ты вернешь утром по возвращении. Так было дело?
Да, так. Это было видно по глазам Гепена. Но он все-таки ответил:
— Не помню.
— Тогда мне придется рассказать тебе, что было дальше. Ты выпил, набрался до того, что потратил часть сдачи, чужие деньги. Потому-то ты так и перепугался, когда вчера утром тебя, ничего не говоря, схватили. Ты решил, что это из-за растраты. А потом, когда тебе сообщили, что ночью убили графа, ты вспомнил, как вечером покупал орудия, которые могут быть использованы при взломе и для убийства, подумал, что не знаешь ни имени, ни адреса женщины, которой отдал пакет, что никто не поверит твоим объяснениям о происхождении денег, найденных у тебя, и потому со страху вместо того чтобы поискать способы доказать свою невиновность, решил, что твое спасение в молчании.
Выражение лица Гепена менялось прямо-таки на глазах. Нервы его не выдерживали, казалось, он вот-вот заговорит. Душа его приоткрылась надежде. И все-таки он упирался.
— Делайте со мной, что хотите, — твердил он.
— Ну а что, по-твоему, мы должны делать с таким болваном, как ты? — вскричал явно взбешенный Лекок. — Нет. я начинаю верить, что ты дурак от природы. Здравомыслящий человек понял бы, что мы хотим вытащить его из ямы. и не запирался. Но ты, видно, сам хочешь продлить свой арест. Что ж, за решеткой ты, может быть, поймешь, что самая большая хитрость — это сказать все. как было. В последний раз спрашиваю: будешь отвечать?
Гепен мотнул головой: нет.
— Тогда отправляйся назад в тюрьму, в одиночку, раз она тебе так нравится, — заявил сыщик и, спросив взглядом разрешения у судебного следователя, распорядился: — Жандармы, уведите арестованного.
Последние сомнения г-на Домини рассеялись, как туман на солнце. Надо признать, он испытывал определенное неудобство оттого, что так дурно относился к Лекоку. И теперь хотел хоть как-то загладить свою недавнюю суровость.
— Вы, сударь, — обратился он к Лекоку, — великий мастер своего дела. Не говоря уже о вашей проницательности, настолько поразительной, что она может сойти за дар ясновидения, допрос, который вы только что провели, это в своем роде шедевр. Так что примите мои поздравления, а кроме того, я намерен испросить для вас награду у вашего начальства.
Слушая эти хвалы, сыщик с этаким смущенным видом опустил глаза. Он ласково поглядывал на даму, изображенную на бонбоньерке, и, надо думать, мысленно говорил ей: «Видишь, милочка, мы одолели этого сурового судейского, так презиравшего почтенное учреждение, красой и гордостью которого мы являемся, и заставили его публично покаяться. Он признал и похвалил наш скромный труд».
Вслух же Лекок произнес:
— Сударь, я могу принять на свой счет лишь половину ваших похвал, а вторую позвольте переадресовать господину мировому судье.
Панаша Планта запротестовал:
— Ну что вы! Не так уж много сведений я вам сообщил! Вы и без меня обнаружили бы истину.
Судебный следователь встал. С достоинством, но не без некоторого внутреннего сопротивления он протянул руку Лекоку, и тот почтительно пожал ее.
— Сударь, вы спасли меня от сильнейших мук раскаяния, — заявил г-н Домини. — Разумеется, рано или поздно невиновность Гепена была бы установлена, но сама мысль, что я содержал невинного в тюрьме и терзал его допросами, долго бы тревожила мою совесть и лишала меня сна.
— И все-таки, бог его знает, вполне ли в своем уме этот бедняга Гепен, — заметил Лекок. — Я чертовски злился бы на него, не будь я убежден, что он слегка тронулся.
Г-н Домини вздрогнул и сказал:
— Сегодня же, немедленно, велю перевести его из одиночки.
— Это будет крайне милосердно, — согласился Лекок, — но все равно черт бы подрал этого упрямца! Ему так просто было облегчить мне работу. Мне помог случай, и я действительно сумел восстановить основные события, догадаться про поручение, предположить, что тут замешана женщина, но я не волшебник и не способен угадать подробности. Каким образом мисс Фэнси замешана в этом деле? Сообщница она или просто играла роль, смысла которой не знала? Где она встретилась с Гепеном, куда увела его? Совершенно ясно, что это она напоила беднягу, чтобы не дать ему отправиться в Батиньоль. Очевидно, Треморель придумал для нее какую-то сказочку. Но какую?
— Я думаю, — прервал его мировой судья, — Треморель не прибегал ни к каким выдумкам. Он просто дал поручение Гепену и Дженни без всяких объяснений.
Лекок задумался.
— Пожалуй, вы правы, сударь, — согласился он. — И все же мисс Фэнси, видимо, получила указание задержать Гепена, чтобы он не мог обеспечить себе алиби.
— Эта Фэнси сама нам все объяснит, — заметил г-н Домини.
— Я тоже на это рассчитываю, — ответил сыщик, — и даже надеюсь, что не пройдет двух суток, как я разыщу ее и пришлю к вам под надежным конвоем.
С этими словами Лекок поднялся и взял шляпу и трость, оставленные им при входе в углу.
— Но прежде чем уйти… — обратился он к следователю.