9. Социальное происхождение: из крестьян-середняков
10. Социальное положение (род занятий и имущественное положение)
а) до революции: служащий
б) после революции: служащий
11. Состав семьи: жена — Наталья, 1898 года, колхозница; дочь Мария, 1923 года, ученица; дочь Надежда, 1928 года, ученица; сын Петр, 1919 года, отчислен из Орловского училища бронетанковых войск; сын Георгий, 1918 года, студент Киевского педагогического института.
Тысевич, увидев, как сержант написал, что Петр отчислен из училища, горестно вздохнул: значит, досталось Петьке. Слава Богу, хоть Жорки пока не коснулось, он в этом году институт заканчивает… Успел бы диплом получить! А то ведь и его могут… Всех под одну метелку! За что же эта кара?
А сержант продолжал выводить автоматической ручкой корявые буквы:
12. Образование (общее и специальное): начальное
13. Партийность (в прошлом и настоящем): беспартийный
14. Каким репрессиям подвергались: судимость, арест и др. (когда, какими органами и за что)
а) до революции: не подвергался
— Гражданин сержант, в анкете ошибка. Когда белополяки взяли Изяслав, то меня арестовали. При них я почти месяц отсидел в Шепетовке. Двадцать трое суток меня в тюрьме держали.
— За что? — безразличным голосом спросил сержант, которому было наплевать, почему Тысевич оказался в тюрьме при белополяках, но раз такая графа в деле имелась, ее следовало заполнить.
— Подозревали, что связан с красными партизанами. — Ну и?..
— Разобрались, выпустили…
— Значит, не связаны были с партизанами? Так-так… Сержант зачеркнул написанное и дописал:
Во время пребывания белополяков был арестован и просидел 23 суток в г. Шепетовке, после был освобожден.
— А выпустили за какие заслуги? Молчишь? Вот то-то и оно…
15. Какие имеет награды (ордена, грамоты, оружие и др.) при сов. власти: не имеет
16. Категория воинского учета запаса и где состоит на учете: снят по возрасту.
17. Служба в Красной Армии (красной гвардии, партизанских отрядах) когда и в качестве кого: не служил
18. Служба в белых и др. к-р армиях: не служил
19. Участие в бандах, к-р организациях и восстаниях: не участвовал
20. Сведения об общественно-политической деятельности Показания обвиняемого Тысевича Николая Григорьевича от 11 мая 1938 г.
Вопрос: Каким репрессиям вы подвергались при сов. власти?
Венька оторвал взгляд от листка и с угрозой посмотрел на Тысевича.
— Ну? — нетерпеливо произнес он.
— Что ну? — не понял Тысевич.
— Каким репрессиям подвергался? В тюрьме сидел? Морду били?
— Нет, не сидел, — тяжело вздохнул Тысевич.
Ответ: Репрессиям при сов. власти не подвергался.
— Слушай, Тысевич, ты будь понятливей, усек? Мы с тобой так до вечера не успеем, а у меня дел невпроворот. Некогда мне с тобой панькаться! Поэтому отвечай четко и ясно.
Тысевич снова вздохнул.
— Да мне наплевать на твои вздохи, — вспылил сержант, — отвечай по делу!
Вопрос: Кто из в/родственников или родственников в/жены подвергался репрессиям при сов. власти?
Ответ: Из моих родственников, а также родственников жены при сов. власти репрессиям никто не подвергался. Вопрос: Кто из в/родственников или родственников в/жены проживает за границей?
— Да вроде никого…
— Что значит «вроде»? Так проживают или нет?
— Не проживают.
— Смотри, Тысевич! Если соврешь, ты ведь не мне соврешь, ты всему советскому народу соврешь!
Ответ: Из моих родственников, а также родственников моей жены за границей никого нет.
— Вот и славно. А сейчас приступим к главному. Рассказывай, кто, когда и где тебя завербовал и что ты делал для польской разведки?
— Никто меня не вербовал, и никакой я не шпион!
— Тысевич, я ведь с тобой по-доброму, а? Как это не шпион? Тебе знакома фамилия Грехман?
«Вот оно, — тоскливо подумал Тысевич, — я чувствовал тогда, чувствовал… Удавка на шее…»
— Повторяю вопрос: знакома ли вам фамилия Грехман.
— Начальник отдела снабжения в горсовете.
— Во-о-о-т, — протянул Венька как можно более внушительным тоном, хотя, что должно было означать это «во-о-о-т», он и сам не понимал, поскольку снабженца Грехмана знали очень многие горожане. Венька тут же одернул себя, вспомнив о наставлениях лейтенанта, который говорил, что надо распутывать дело о шпионаже, а не выступать адвокатом подследственных.
Сержант полистал дело и нашел нужную бумажку. — Так вот, — продолжил он таким же внушительным, как ему казалось, тоном: — Грехман вас полностью изобличает! Отпираться бесполезно!
ВЫПИСКА ИЗ ПОКАЗАНИЙ
обвиняемого Грехмана от 26 марта 1938 года. Вопрос: Кроме шпионской и вредительской деятельности, какие еще вы получали задания от Лыскова-Мельникова?
Ответ: Кроме вышеуказанного, я часто по поручению Лыскова-Мельникова связывался с его людьми, причастными к шпионской работе. Так, например… по Изяславу… 6. Тысевич, счетовод Изяславского колхоза, завербован мною в 1929 году в бытность мою председателем колхоза. После моего ухода из колхоза он давал мне сведения об экономических и политических настроениях колхозников в отношении к мероприятиям сов. власти. По шпионской работе он был связан со мной до 1934 года.
Подпись: Грехман.
Верно: Пом. нач. отделения 4 отдела УНКВ мл. лейтенант госбезопасности Конюшок.
— Ну? Что ты скажешь на это, Тысевич? Тебя изобличил твой же начальник! Твой резидент сдал тебя с потрохами! Ты — шпион!!! — неожиданно заорал он. — Ты, гадина, польский шпион!!! Ты, сволочь, всех нас предал!!!
Тысевич вздрогнул от неожиданности, а сержант выскочил из-за стола, в один прыжок оказался у табурета, на котором сидел Тысевич, и нанес ему точный, поставленный за два месяца удар по печени. Тысевичу показалось, что на обнаженные внутренности плеснули кипятком, а сержант, не останавливаясь, заехал ему еще раз, свалил с табурета и, забыв все уроки лейтенанта, начал бить арестованного сапогами куда попало. Тысевич свернулся клубком и только стонал после каждого удара.
— Сволочь! Ты все мне скажешь! Как миленький скажешь!
Венька продолжал бить, пока крупные капли пота не наползли на брови, а ноги не устали, как после пятикилометрового кросса. Тысевич лежал на бетонном полу, и вокруг него расплывались темные пятна крови.
— Гад… Только сапоги из-за тебя испачкал… Вражина…
Венька брезгливо вытер сапоги о штаны Тысевича, который все еще не пришел в себя.
— Ваксы на вас не напасешься… А ну, садись! Повторяю вопрос: кто, когда и где завербовал?
— Никто меня не вербовал, не шпион я… — хриплым голосом ответил арестант, сплевывая на пол кровь. Затем он засунул пальцы в рот, скривился от боли и бросил на пол выбитый окровавленный зуб.
— Вот сволочь упрямая… Не шпион, говоришь?
Сержант топтал Тысевича, пока хватило сил. Тот молчал, чем довел Веньку до бешенства. Во-первых, сержанту совсем не хотелось получить нагоняй от лейтенанта: доверили вести вопрос важного государственного преступника, а он не справился! Не расколол! А во-вторых, при одной мысли о том, что снова придется добираться в Шепетовку на перекладных, у него испортилось настроение. Но, судя по всему, именно так и получится, потому что дело не может остаться нераскрытым, а машину, учитывая его звание, ему никто не даст: молод слишком. И вообще, что за разговоры? Раз решено, что этот Тысевич польский шпион, значит, он польский шпион и должен в этом признаться! Должен! А если не признался, то у Веньки, наверное, кишка оказалась тонка, и другого вывода тут быть не может!
Поразмыслив немного, Венька поднялся с табурета. Тысевич с отчаянием смотрел на него одним глазом, второй заплыл и ничего не видел.
Глава 19
Каменец-Подольская область, г. Изяслав. Май 1938 г.
Петька воткнул вилы в землю. Часа два он наводил порядок в хлеву. С тех пор как отца арестовали, никто за Манькой толком не убирал и бедная корова ходила по навозу, едва не пачкая в нем свое большущее вымя. Понятное дело! Маруське еще не по силам вилами ворочать, а матери разве до этого было? Она и сейчас словно пришибленная: то плачет безостановочно, а то просто молчит, уставившись в одну точку. Петька уже начал бояться, не тронулась ли мать умом от горестей, свалившихся на нее в последнее время.
Без мужской руки хозяйство очень быстро пришло в упадок, и первые два дня Петька не выходил на улицу, возился то в хлеву, то на огороде. Словом, в хозяйстве всегда работы непочатый край. Сегодня наконец он мог позволить себе пару часов отдохнуть. Подумав, Петька решил навестить Василя, своего старого школьного друга. Надо было определяться с работой, и он очень надеялся на Васькин совет. Умывшись из рукомойника холодной колодезной водой и переодевшись, Петька отправился к Василию.
