– Меня зовут Гудвин. А вас?
– Джонсон.
– Хотите проторчать здесь всю ночь, мистер Джонсон?
– Нет, конечно.
– Я тоже. Предполагаю, что эта девушка была убита, если полиция сочтет то же самое, вы знаете, что это значит. Поэтому чем скорее они явятся сюда – тем лучше. Я частный детектив и обязан находиться возле убитой. В прихожей есть телефон. Позвоните по номеру СП – 730100.
Он направился к арке, но миссис Робильотти велела Джонсону остановиться и пошла ему наперерез. Он просто обошел ее, не вступая в пререкания. Тогда она крикнула:
– Робби! Сесиль! Остановите его!
Они не тронулись с места, и она накинулась на меня:
– Немедленно убирайтесь вон из моего дома!
– С удовольствием! – огрызнулся я. – Но если я уйду, полиция тут же привезет меня обратно. Никто не имеет права покинуть место убийства.
Робильотти взял жену за руку.
– Не нужно, Луиза… Это, конечно, ужасно… Сядь, успокойся…
Он посмотрел на меня.
– Почему вы думаете, что это убийство? Почему вы так сказали?
Поль Шустер, подающий надежды молодой адвокат, заговорил:
– Я тоже хотел спросить вас об этом, Гудвин. Ведь у нее в сумочке был пузырек с ядом.
– Откуда вы знаете?
– Мне сказала мисс Варр.
– Мне это тоже сказали. Именно поэтому я попросил мисс Тэттл посторожить сумочку. Все же я думаю, что это убийство, но о своих догадках расскажу полиции. Все вы можете…
Вбежала Цецилия Грантэм.
– Ну, как она? – Цецилия остановилась возле меня, глядя на Фэйт Ашер.
– Боже! – Она сжала мне локоть. – Почему вы ничего не делаете?
Я положил ей руку на плечо и отвернулся.
– Спасибо, – произнесла она. – Боже, такая красивая… Она умерла?
– Да. Вы вызвали врача?
– Сейчас приедет. Я не могла дозвониться до нашего… Я вызвала скорую… Но что может сделать врач, если она умерла?..
– Никто не считается умершим, пока врач не констатирует этого. Таков закон.
Послышалось чье-то причитание, я обернулся и повысил голос:
– Можете дать отдых ногам. Кресел всем хватит. Только держитесь подальше от кресла с сумочкой. Если хотите выйти, я не могу вас удерживать, но рекомендую не уходить. Полиция может превратно это понять, тогда вам придется отвечать на лишние вопросы.
Раздался звонок в дверь, Хакетт направился в прихожую, но я остановил его.
– Хакетт, останьтесь здесь. Теперь вы один из нас. Мистер Джонсон их впустит.
Он это и сделал. Звука открываемой двери слышно не было – двери в богатых домах открываются без скрипа, но из прихожей послышались голоса, и все обернулись в сторону арки. Вошли полицейские, двое участковых в форме. Они остановились в дверях.
– Мистер Роберт Робильотти?
– Я Роберт Робильотти.
– Это ваш дом? Нам позво…
– Нет, – сказала миссис Робильотти. – Этот дом мой.
Когда в среду, в начале восьмого утра я преодолел семь ступенек крыльца старого кирпичного особняка и отпер дверь, я был так измотан, что чуть не швырнул пальто и шляпу на стул, но все же воспитание сказалось, и я повесил пальто на вешалку, а шляпу положил на полку и только после этого отправился на кухню.
Фриц так воззрился на меня, что даже забыл захлопнуть дверцу холодильника.
– Дай мне кварту апельсинового сока, фунт сосисок, шесть яиц, двадцать блинчиков и галлон кофе, – заявил я.
– И ты откажешься от пончиков с медом?!
– Нет, я просто забыл их упомянуть. – Я шлепнулся в свое кресло и застонал. – Если хочешь заполучить друга, который никогда тебе не изменит, сделай мне омлет. Хотя нет, это займет слишком много времени. Сделай просто яичницу.
– Провел плохую ночь?
– Именно. Убийство со всеми последствиями.
– Ужасно! Значит, имеется клиент?
Я не претендую на то, чтобы понимать отношение Фрица к убийствам. Он сожалеет о них. Для него невыносима сама мысль о том, что один человек может лишить жизни другого; он говорил мне об этом и не кривил душой. Но он никогда не проявляет ни малейшего интереса к деталям, не интересуется даже, кто явился жертвой, а кто убийцей, и, если я пытаюсь рассказать ему о каких-либо подробностях, он скучает. Узнав, что человеческое существо вновь совершило нечто невероятное, он задаст единственный вопрос – заполучили ли мы клиента?
– Клиента нет, – ответил я.
– Но мог быть, раз ты находился там. Ты ничего не ел?
– Три часа назад у окружного прокурора мне предложили сандвич, но мой желудок ответил отрицательно. Он предпочел свидание с тобой. – Фриц протянул мне стакан апельсинового сока. – Спасибо. Сосиски пахнут расчудесно.
Он не любил разговаривать или слушать чьи-либо рассказы, когда занимался стряпней, даже такой простой, как варка сосисок, поэтому я взял номер «Таймса», который, как обычно, лежал на столе у моего прибора, и стал его просматривать.
Конечно, убийство не такая уж сенсация, чтобы сообщать о нем на первой полосе, но убийство, совершенное во время широко известного приема матерей-одиночек в особняке миссис Робильотти, занимало половину первой полосы и продолжалось на двадцать третьей. Однако, так как убийство произошло поздно вечером, в газете не было ни единой фотографии, даже фотографии моей персоны.
Я расправлялся с яйцами пашот на гренках, когда зазвонил внутренний телефон. Подняв трубку, я сказал «доброе утро» и в ответ услышал голос Ниро Вульфа:
– Когда ты пожаловал домой?
– Полчаса назад. Сейчас я завтракаю. Было ли сообщение о случившемся во время передачи новостей в семь тридцать?
– Да. Как тебе известно, я не люблю слова «передача». Разве обязательно пользоваться им?
– Поправка. Считайте это трансляцией последних известий по радио. Я не в настроении спорить. К тому же у меня остывают гренки.
– Когда позавтракаешь, поднимись наверх.
Я положил трубку, и Фриц спросил, в каком настроении пребывает шеф. Я ответил, что не знаю, мне на это наплевать.
Я не торопился с завтраком, даже выпил три чашки кофе вместо обычных двух и как раз делал последний глоток, когда вернулся Фриц, который относил Вульфу поднос с завтраком. Я отставил чашку, встал, потянулся, зевнул, затем вышел в прихожую, не спеша поднялся по лестнице, свернул налево, постучал в дверь и услышал приглашение войти.
Открыв дверь, я зажмурился. Лучи утреннего солнца врывались в комнату через окно и отражались от необъятной желтой пижамы Ниро Вульфа. Он восседал за столом возле окна и поглощал миску свежего инжира со сливками. Когда я перечислял затраты по нашему заведению, я мог бы упомянуть о том, что свежий инжир в марте, доставленный по воздуху из Чили, стоит значительно дороже выеденного яйца.
Он взглянул на меня.
– Ты в растрепанных чувствах, – отметил он.
– Да, сэр. А также раздражен. А также посрамлен и разбит. По радио сообщили, что она была убита?
– Нет. Только то, что она умерла от яда и что полиция ведет следствие. Твое имя не упоминалось. Ты впутан в эту историю?
– По самое горло. Одна из подружек погибшей рассказала, что у нее в сумочке пузырек с ядом, и я не спускал с Фэйт глаз. Все мы, двенадцать человек, находились вместе в гостиной, танцевали, двенадцать, не считая дворецкого и музыкантов, когда один молодой человек принес ей бокал шампанского, она сделала глоток и через восемь минут была мертва. От цианида, это установлено. Яд был подмешан в шампанское, но это сделала не она. Я наблюдал за ней и могу утверждать, что она этого не сделала. Большинству, может быть, даже всем, хотелось бы, чтобы это сделала она сама. Миссис Робильотти готова задушить меня, и, возможно, кое-кто охотно согласился бы ей помочь. Самоубийство в ее доме само по себе достаточно плохо, ну а уж убийство – из рук вон. Итак, я впутан в это дело.
Он раскусил винную ягоду.
– Без сомнения. Надеюсь, ты подумал о том, следует ли держать свой вывод при себе?
Я оценил то, что он не подверг сомнению мое утверждение. Он отдавал дань моим способностям, а при том состоянии, в котором я находился, это было мне необходимо.
– Конечно, я все учел. Но я не должен был забывать о том, что у нее в сумочке яд, так как девушка, которая мне это рассказала, расскажет об этом Кремеру, Стеббинсу и Роуклиффу, которые, конечно, поймут, что я держал глаза открытыми. Не мог же я заявить им: да, я наблюдал за сумочкой, да, я смотрел на мисс Фэйт, когда Грантэм принес ей шампанское, да, она могла всыпать что-нибудь в шампанское перед тем, как выпить, тогда как я на сто процентов уверен, что ничего подобного она не делала.
– Конечно, – согласился Вульф, покончил с инжиром и взял из подогревателя сырник с яйцом, обсыпанный хлебной крошкой. – Итак, ты впутан… Насколько я понимаю, в этом деле мы не можем ждать выгодного клиента.
– Нет. И уж во всяком случае не миссис Робильотти.
– Очень хорошо. – Он сунул сдобу в тостер. – Помнишь мои вчерашние слова?
