Да и метр Меньян уже стал замечать некую неловкость, терзавшую меня. Он ерзал на своем стуле, покашливал и, не осмеливаясь перейти к цели нашего посещения, говорил об урожаях, домашнем скоте и о погоде.
— А не пройтись ли нам по замку!? — неожиданно предложил барон, поворачиваясь ко мне. — Я полагаю, что это — ваше самое жгучее желание.
Выходя из гостиной, метр Меньян шепнул мне на ухо.
— Вы не находите, что они странноваты?
Я предложил свою руку Клер, и мы несколько отстали от барона, его жены и метра Меньяна, поскольку нас вовсе не интересовали деловые вопросы, к которым нотариус уже явно приступил. Мы медленно проходили через огромные комнаты, которые я узнавал со щемящим чувством меланхолии. Дошло до того, что я даже начал сожалеть о том, что замок не разорили, поскольку моя странная судьба заставляла меня в полнейшем одиночестве обосноваться в нем.
Когда Эрбо уедут, у меня будет бездна времени, чтобы бродить из комнаты в комнату, словно его последнее привидение. И я беспрестанно буду вспоминать о трех трупах в гостиной, об этих трех мертвецах, которые в настоящий момент окружали меня и беседовали самым что ни на есть любезнейшим тоном. Я так и не смог сдержать судорожную дрожь, пробежавшую по моему телу, и Клер тихо спросила меня.
— Господин граф, если вы нездоровы, мы могли бы, быть может…
Очаровательнейшее существо! Я готов был поделиться с ней истиной и сегодня с трудом понимаю, что именно меня остановило от этого.
— Здесь под сводами довольно свежо, — сказал я. — Пойдемте!
Не знаю, что помешало мне намекнуть ей на ночные события. Я все еще горел желанием проникнуть в эту тайну, но не знал, как именно высказать свои мысли, чтобы естественным образом завязать непринужденную беседу на терзающую меня тему. Кроме того, шелковое шуршание платья Клер, легкое прикосновение ее пальцев к моей руке, запах ее волос, словом, все ее присутствие окончательно взволновало меня до того, что я просто потерял дар речи. Так незаметно мы перешли на второй этаж замка. Я смутно слышал голос нотариуса, называвшего цифры и, казалось, поддерживающего оживленную беседу.
Вдруг мы вошли в мою небольшую спальню с побелевшими стенами, обставленную крайне строго.
— Моя спальня, — пробормотал я.
— Мы отремонтировали ее, — сказала Клер.
Я долго смотрел на узкую железную кровать, стоящую под белыми крыльями занавесей, на распятие и высохшую веточку освященного кустарника, на секретер, крышку которого я отбрасывал, когда садился что-то делать, и стоящий в углу, подле окна, выходящего на крепостную стену, скромный столик с тазиком и кувшином воды. Из этой комнаты я был безжалостно выгнан в ссылку, а теперь я возвращался, чтобы выдержать новое, гораздо более тяжкое испытание. Как я желал, чтобы эти нежные излияния, милые откровения и воспоминания придали бы немного твердости и одновременно надежды моему сердцу. Но имел ли я право признаться этой девушке в терзавших меня чувствах? Мог ли заставить ее разделить мои опасения? В особенности как мне сказать ей о том, что я вижу сейчас? Я чувствовал себя похожим на одного из рыцарей прежних лет, заколдованных любовью феи, и, возможно, я бы нисколько не удивился, если бы моя любимая превратилась на моих глазах в райскую птицу или единорога.
Не без труда я отогнал все эти абсурдные мысли и подвел Клер к дозорному посту, с которого открывался вид на парк с его благородными деревьями, на пруд, сад и руины часовни.
— Я мечтал о другой участи? — вздохнул я. — Сколь сильно я желал, чтобы однажды этот замок вновь вернулся ко мне, столь безразлично будет мне отныне прожить в нем, если, разумеется, между мной и вашими родителями будет заключено соглашение. Да что же я говорю? Пожалуй, я подпишу подобное соглашение с чувством крайней неприятности.
— Почему? — спросила Клер. — Разве вы?..
— Я буду испытывать огромное сожаление, когда стану бродить в одиночестве по аллеям, по которым так часто прогуливались вы. Здесь все — вдумайтесь в эти слова — будет напоминать о вас. Эти лепестки, плывущие по пруду, которые вы обрывали, эти камни, на которые вы ежедневно смотрели, а если мои пальцы прикоснутся к спинету, то разбудят любимую вами музыку… Ваша тень останется пленницей в этом замке, а я стану пленником вашей тени.
— Замолчите! — вскрикнула она.
Ее грудь страстно вздымалась, а ее щеки стали бледными, словно цветки камелии. Мягко отводя ее руку, я покрыл ее поцелуями.
— Клер… Клер… Послушайте меня. Мне совершенно необходимо это. Речь идет, возможно, о вашей жизни и о моей. Я более не смогу жить без вас.
— Прошу вас, господин граф, пустите меня!
Я не оставил своей добычи, и в то время как слезы заливали ее красивые глаза, я рассказал ей о своем детстве, жизни изгнанника и отчаявшейся любви.
Она больше не пыталась оттолкнуть меня, и, теряя остатки хладнокровия, я упал перед ней на колени, предлагая ей свое имя и титул, свое состояние и этот замок, который я, тем не менее, раньше поклялся отнять у нее.
— Нет, — простонала она. — Нет… Это невозможно!
— Значит, вы меня не любите?
Она провела рукой по моим волосам.
— Я не говорила этого.
Тогда я мгновенно вскочил на ноги и, притянув ее к своему плечу, сказал:
— Так, значит, вы меня любите! Я это знаю! Я это вижу! Вы любите меня. Клер! Вы — моя!
— Я навсегда останусь ничьей. Так предрешено.
— Кем? Вашими родителями?
— О нет! Мои родители предоставили бы мне полную свободу действий.
Тогда я вдруг вспомнил ее пропитанные тайной слова, ее намеки на жестокость вещей и опасения барона.
— Клер, — настаивал я, — у вас есть какая-то тайна. Доверьте ее мне. Я сумею вам помочь.
— Увы! — сказала она. — Эта тайна принадлежит не мне.
— Нет такого ужасного секрета, который я бы не смог сохранить в тайне. Вы опасаетесь какого-нибудь врага?
— Против этого врага вы не в силах что-либо предпринять.
— Где он скрывается? В замке?
Она скрестила руки у горла, ее глаза блуждали в поисках чего-то неведомого.
— Он скрывается во мне. Мне часто хочется умереть. Как Мерлену и как де Дерсру. Порой мне кажется, что мои мольбы вскоре будут услышаны и я, наконец, обрету мир, спокойствие, а затем…
— Клер дорогая успокоитесь! Мне не нравится это ваше исступление. Рядом со мной вам нечего спасаться. А позже вы мне все объясните.
Обняв ее за плечи, я шел с ней по дозорному пути. Вокруг нас скользил легкий ветерок. По нагретым солнцем камням, словно язычки пламени, то тут, то там мелькали ящерицы. От наполнившей меня божественной радости я почувствовал, как воспрянул мой дух.
— Вы как и я, — жертва одиночества, — прошептал я ей на ухо. — Эти величественные леса, эти мирные стоячие воды, эти травы, выросшие словно лианы, и превратившие парк в какой-то дикий уголок, — вот что постепенно вызвало в вас ипохондрию, это мрачное и нелюдимое настроение. Но я намерен переделать замок Мюзияк Я вырублю деревья, осушу пруд, а на том месте, где шумел тростник с камышом, зацветут лилии и розы. А сам замок…
Она покачала головой.
— Прошу вас, не усугубляйте мою печаль! Ах! Вот и отец.
И в самом деле, в замковой башне раздался голос барона. Я отошел от Клер на несколько шагов.
— Я никогда не покину вас, что бы ни случилось! — поклялся я. Появился барон, идущий впереди жены, и потирающий руки нотариус.
— Мы пришли к согласию, — сообщил мне барон. — Вы можете гордиться господин граф тем, что нашли в лице метра Меньяна такого прекрасного союзника.
Я смотрел на его перевязанный палец, и его слова странным образом отзывались в моей голове.
— Я счастлив, — пробормотал я. — Лично я ничего не смыслю в подобного рода сделках.
— Нужно только подписать документы, — вмешался нотариус. — Я уже все подготовил.
— Ну что ж, — подытожил барон, — давайте спустимся вниз. Быть может, господин граф, вы хотели бы еще что-нибудь посмотреть!?
В какой-то момент я в нерешительности замер, боясь показаться смешным.
— Да, — вымолвил я наконец. — Да. Я бы хотел еще осмотреть склеп под часовней.
— Склеп? — повторил барон.
Внезапно он остановился, и кровь отхлынула от его полнокровного лица, а его жена прислонилась к амбразуре, став такого же серого цвета, что и камень, поддерживающий ее. Клер же опустила глаза, и несмотря на заливавшее нас солнце, они все трое, казалось, застыли, мучимые изнутри какой-то странной и смертельной болью.
— Это не к спеху, — поспешно добавил я.
— Да это не к спеху, — повторил барон слабым голосом. А затем, взяв меня под руку и ведя обратно, он добавил: — Лучше оставить мертвых в покое.
— Как? Вам никогда не приходила в голову мысль спуститься в склеп? — спросил я.
— Я туда уже однажды спускался.
— И что?
