Но в долгих боях и неубедительных победах Дэви познал еще более пугающую истину: рано или поздно в этом жестком соперничестве он уступит. Рано или поздно он проиграет схватку, не сможет себе помешать переползти со своей кровати на соседнюю.
* * *
Вечер давил мертвой тяжестью — ни ветерка, ни шороха. Малейшее напряжение — и сразу потоки пота. Нервы трещали.
Они все сидели на веранде, дыша как рыбы на песке.
— Дело к дождю, — вымолвил Тальбот и вытер шею. — Да еще и с грозой. А, летчик?
— Да. — Дэви вяло посмотрел на небо. Беспорядочные облака постепенно собирались в многослойные нагромождения.
Линда пожаловалась:
— У меня голову как железными обручами стиснуло. Дэви, пойдем наверх.
— Я не хочу спать, Лин. Ты иди.
— Без тебя не пойду, дружок.
«Плохая будет ночь, — подумал Дэви. — Лучше не испытывать судьбу. Сегодня мне вообще нельзя спать. Она не заметит».
Поднявшись с кресла-качалки, он подошел к ней, шаркая ногами.
— Не будь упрямой девчонкой.
Она подняла к нему открытое, незащищенное лицо. Даже в сумерках было видно, что под глазами у нее залегли фиолетовые полукружья. Она знает, вдруг прозвучало у него в голове. Но как она узнала?
— Зачем же нам обоим не спать? А ты иди, Линни. Не майся.
Вот так. Ненавязчиво.
— Только вместе с тобой.
— Черт побери, Линни…
— Ну хватит уже, дети, — заворчала Эмили. — Господи спаси, какая тяжесть в воздухе! Еле дышу.
— Дэви нуждается в покое, — упрямилась Линда. — Посмотри на него, мама. Он опять теряет в весе. Выглядит как черт после мессы.
Дэви дернулся:
— Вот же глазастая, все-то ты замечаешь, Линда-Лисичка.
Линда встала.
— И не думай, что сможешь меня надуть, Лисенок, ничего у тебя не получится. Ты сию же секунду пойдешь со мной и ляжешь в постель.
«Я ее одурачу, — без особой надежды думал Дэви, пока они, обнявшись, тащились вверх по лестнице. — Надо будет убраться из спальни. И проболтаться где-нибудь на улице. Уж сегодня-то обязательно».
— Ты не против, если я немного почитаю, Лин? — небрежно бросил он, возясь со шнурками.
Линда раздевалась.
— Не стоит, дорогой.
— Говорю же тебе, я не засну.
Контролируй голос!
— Ну хорошо, — сказала Линда. — Почитай тогда мне вслух.
В первые недели после возвращения Дэви часто ей читал. Вроде бы делал что-то полезное. И Линда любила лежать на кровати с каким-нибудь мелким шитьем и слушать его чистый, глубокий голос.
— Ты уже сколько мне не читал, — продолжала Линда. — А ведь классная идея!
— Ладно.
Он поднялся. Никакой надежды.
— А чего ж ты не разулся? — донимала она. — Все долой, генерал!
Он молча кивнул.
Когда он вышел из ванной комнаты, Линда лежала в его постели.
Ну нет, подумал он. Нет. Он зевнул.
— Где та книга, которую мы читаем?
— Прямо перед твоим глупым носом, — мурлыкнула Линда. Она лежала на спине, с загадочной улыбкой глядя в потолок. Она порозовела и посверкивала глазами — он уже давно ее такой не видел. Волосы цвета старого золота она перевязала изумрудно-зеленой лентой, в тон шифоновой ночной рубашке. — На твоем столике, милый.
— А, ну да, конечно! — Дэви нервно хмыкнул.
Он взял переиздание «Жизни и времени арчи и мехитабля»,[5] вытащил служившую закладкой старую фотографию, на которой они с Линдой были запечатлены у яблони, и начал быстро читать вслух, расхаживая взад-вперед по комнате.
— Ну же, Дэви! — прервала его Линда и похлопала по кровати. — Ты что, так и будешь читать на ходу?
У Дэви затряслись руки. Он тупо на нее посмотрел:
— Ну… хорошо.
Он подошел к качалке, стоявшей у окна, и стал монотонно читать дальше, Линда не сводила с него глаз. Он нудно читал: «Всегда веселиться — вот мой девиз, всегда веселиться…»
Внезапно она соскочила с его кровати и забралась на свою. Ее маленькое личико съежилось и побледнело.
— Не обращай внимания, Дэви. Кажется, я засыпаю.
Дэви перестал читать. Значит, вот что она удумала. Линда закрыла лицо руками и уткнулась в подушку. Он заметил, что у нее руки вздрагивают. Он перевел глаза на свои: то же самое. Дэви быстро засунул их в карманы халата.
* * *
Когда Линда, наплакавшись, заснула, Дэви вылез из качалки и прошел мимо ее кровати, убеждая себя, что ее здесь нет. Тихонько присел на край своей постели. Руки он так и держал в карманах. Не вынимал, даже чтобы лечь. Просто подогнул колени и упал навзничь.
А свет-то.
Свет-то они не выключили.
Но Дэви не посмел сделать лишнее движение.
Он лежал и прислушивался к тяжелому дыханию Линды, к порывам ветра, к шуму листвы, к шлепкам и пощелкиванию штор о ставни — слыша все и не воспринимая ничего.
И началась долгая ночь.
Маленькие хризопразовые часики на столике Линды показывали 2.11, когда разразилась гроза.
Ослабленный борьбой Дэви услышал шепот дождя. Поначалу это не имело для него значения. Затем быстрые вспышки, словно далекие залпы тяжелой артиллерии, разорвали ночь; а под ворчание и треск сильного грома он уже сидел на кровати.
Дождь усиливался. И молнии, и гром, и потоки ливня обрушивались на землю и сталкивались между собой.
Линда застонала, заворочалась, и пружины неприятно заскрипели. Дэви осторожно повернулся взглянуть на нее. Он увидел раздражающе красную щеку и золотистые волосы — они взмокли на виске и спутались.
Он заставил себя отвести взгляд. Каждый удар грома отдавался прямо в его мозгу. Каждая молния высекала в нем вспышку огня.
И тяжелые хлопки мокрых штор.
Дождь заливал в комнату. Как раз на коврик, который связала еще матушка тетки Эмили в 1893 году. Тетя отдала его Линде, и Линда очень им дорожит.
Теперь он отсыреет, водой пропитается.
«Ну, вставай. Встань с постели, подойди к окнам и закрой их».
Довольно простая задача.
Даже чересчур.
«Ловушка, — с презрением подумал Дэви. — Чертова западня, а я в нее не попадусь». Он рассмеялся про себя: «Считаешь себя умным, да? Но эту хитрость я разгадал».
Он не сдвинулся с места.
Но Линни здорово рассердится. Может быть, вещь сядет от дождя. Будет забавно, если Линда проснется утром, а коврик съежится до размеров почтовой марки. При этой мысли опять где-то глубоко внутри зародился смех, но тут же перешел в глухое рычание, которое толчком выбросило его из постели. И вот он уже наклоняется к жене, скрючив пальцы.
Он уже ни о чем не думал.
У него не было воли.
Его телом руководила некая внешняя сила, громадный сгусток энергии.
Его руки вытянулись; чужие руки, не его. Он наблюдал за ними отстраненно.
Линда проснулась мгновенно.
Просто открыла глаза и пристально на него уставилась. А руки уже метнулись к горлу, вцепились в его пальцы и принялись их оттаскивать.
Шторы хлопали, дождь хлестал в комнату, а тело Линды резко дергалось, пытаясь вырваться из тисков. Рот широко раскрылся, дыхание со свистом вырывалось из груди, щеки из красных сделались фиолетовыми с серым налетом, глаза затуманились.
Свист перешел в бульканье. Ноздри затрепетали, как лист осиновый… Руки ее ослабли, но тело еще подергивалось или выгибалось, словно без костей.
* * *
Из глубочайшей тьмы замирающей жизни возник свет. Он поразил не только зрение; этот свет в равной мере был доступен и чувствам, он обладал мощью, способной сдвигать горы. И Дэви эта сила передвинула.
* * *
В комнате пахло озоном.
Дэви попытался думать. Его руки спокойно висели вдоль тела.
Затем он увидел Линду. Она лежала в своей постели неподвижно, все еще держа руки у горла, все еще глядя на него. Она с трудом ловила воздух. А вот глаза жили своей, отдельной жизнью. Она не боялась, она смирилась.
Она готова была к смерти.
Память обрушилась на него, он отшатнулся, упал на свою кровать и, сам себе не веря, уставился на жену.
Линда пошевелила губами. Она силилась что-то сказать, но получился лишь набор прерывистых, неясных звуков. Она проглотила слюну и поморщилась.
Все же ей удалось выговорить:
— Ты пытался меня убить, Дэви.
У нее был неузнаваемый голос. Он смотрел на нее не отрываясь.
— Дэви.
Он облизнул губы.
— Ты меня убивал.
— Наверно.
Дэви потряс головой — простой, ничего не значащий жест. Но, начав трясти головой, он уже не смог остановиться. Так и сидел на кровати, тряся головой. Неожиданно он ощутил прохладные ладони на своем лице. Линда стояла перед ним на коленях, растрепанная и полная сострадания. Шея у нее раздулась и побагровела. Он издал слабый, умоляющий звук и попытался откинуть голову. Но ее руки держали крепко.
