Кроме них, автобусом до вокзала ехали еще миссис Аллертон с сыном. Остальные путешественники отправлялись кто куда и должны были прибыть прямо на пароход.
На вокзале царила обычная сутолока; носильщики вытаскивали из вагонов чемоданы прибывших пассажиров и одновременно вносили в те же вагоны чемоданы отъезжающих. В конце концов обессилевший Пуаро оказался в купе среди чужих сумок и чемоданов рядом со старой морщинистой дамой, которая оглядела его презрительно, надменно и погрузилась в чтение американского журнала. Напротив нее сидела нескладная крупная девушка лет тридцати, готовая в любую минуту броситься выполнять приказания. В ее ясных карих глазах застыло выражение собачьей преданности.
Время от времени из-за журнала появлялось желтое морщинистое лицо и раздавались краткие распоряжения: «Корнелия, сложите плед, как только мы приедем, возьмите мой несессер сами. Смотрите, чтобы его не унесли носильщики. Не забудьте мой веер.
Наконец, поезд подошел к пристани, где путешественники должны были пересесть на пароход «Карнак». «Карнак» – судно сравнительно небольшое, может проходить без помех по шлюзам Асуанской плотины. Пассажиров провели в их каюты. Поскольку не все места были проданы, почти всем удалось занять каюты, расположенные вдоль центральной прогулочной палубы. Переднюю часть этой палубы занимал застекленный салон, откуда открывалась панорама реки. Под палубой для прогулок располагались курительные и гостиные, а еще ниже – ресторан.
Пуаро вошел в свою каюту посмотреть, все ли его вещи на месте, и тотчас же вернулся на палубу.
Розали Оттерборн, облокотившись на поручни, следила, как отплывает пароход. Пуаро присоединился к ней.
– Итак, мы направляемся в Нубию. Вы довольны, мадемуазель.
Девушка вздрогнула.
– Да. У меня такое чувство, будто все тревоги остались на берегу.
Им открывался странный суровый пейзаж – голые скалы, лишенные растительности, поселки, разрушенные наводнением.
– Мы уплываем от людей, проговорила Розали.
– Кроме тех, что уплывают вместе с нами, – напомнил Пуаро.
Она пожала плечами.
– Знаете, почему-то здесь все то, что зрело и кипело внутри, выходит на поверхность. Все несправедливое, подлое, злое…
– В самом деле? Я не замечал.
Розали продолжала, как бы разговаривая сама с собой:
– У других тоже есть матери, но сравните их с моей. Есть лишь один бог – Секс и Сэлуом Оттерборн его пророк.
– Она оборвала себя.
– Наверное, мне не следовало это говорить.
Пуаро положил ей руку на плечо.
– Мне вы можете говорить все, что хотите. Я умею слушать и хранить чужие тайны. Вы сказали, что у вас кипит внутри. Знаете, когда варится варенье, на поверхности образуется пена, ее можно снять ложкой и…
Он взмахнул рукой, как будто что-то выбросил в Нил.
– Вот и все.
– Вы необыкновенный человек, – сказала Розали и мягко ему улыбнулась. Вдруг она вся сжалась.
– Смотрите, миссис Дойль и ее муж! Я не знала, что они тоже едут на «Карнаке»!
Из каюты вышли Линнет и Симон. Она вся светилась от счастья. Пуаро еще не видел ее такой. Симон тоже переменился, он смеялся во весь рот и стал похож на веселого мальчишку.
– Грандиозно, – говорил он жене.
– Мы будто плывем к самому сердцу Египта, правда, Линнет?
– Да, – быстро ответила его жена, – здесь все дикое, первобытное.
Она взяла его под руку. Он нежно сжал ее пальцы.
– Наконец-то все позади, – шепнул ей Симон.
Так начиналось их семидневное путешествие по Нилу. Внезапно тихий серебристый смех за спиной Линнет заставил ее обернуться.
Жаклина де Бельфорт с усмешкой глядела на нее.
– Привет, Линнет! Я не ждала и тут встретить тебя. Я думала, вы остаетесь в Асуане на десять дней. Приятный сюрприз, не так ли?
– Ты… ты… – усилием воли Линнет заставила себя улыбнуться.
– Я тоже не ожидала здесь тебя встретить.
– Не ожидала?
– Жаклина пошла в другую сторону.
Линнет прижалась к мужу.
– Симон, Симон.
У нее сразу испортилось настроение, улыбка исчезла. Они отошли в сторону, и Пуаро, не оборачиваясь уловил обрывки их разговора.
– Опять… Немыслимо… мы могли бы…
И затем голос Дойля, мрачный и решительный.
– Лин, мы не можем без конца убегать от нее. Нам придется через это пройти.
Несколько часов спустя Пуаро стоял в застекленном салоне и смотрел вперед. Наступал вечер. «Карнак проходил сквозь глубокое узкое ущелье среди мрачных скал, словно надвигавшихся на него. Это уже была Нубия. Послышались шаги, и Линнет Дойль появилась около Пуаро. Она нервно ломала пальцы и была похожа на несправедливо обиженного ребенка.
– Мсье Пуаро, я боюсь, всего боюсь, я ничего подобного не испытывала. Эти дикие скалы и все мрачно и неподвижно. Куда мы плывем? Что с нами будет? Вы слышите, мне страшно. Меня все ненавидят. Я не знала этого раньше. Я старалась быть доброй к людям, я многим помогала, а они ненавидят меня, все меня ненавидят. Кроме Симона. Кругом враги… Это ужасно – знать, что тебя ненавидят…
– Но почему, мадам?
Она покачала головой.
– Наверное, нервы не в порядке. Меня подстерегает беда. Откуда она узнала, что мы едем на этом пароходе? Как она могла узнать.
Пуаро покачал головой.
– У меня есть план, – сказал он.
– Честно говоря, я удивляюсь, как вы сами не подумали об этом. Ведь у вас есть деньги, мадам. Почему бы вам не нанять отдельную парусную яхту.
Линнет беспомощно посмотрела на него.
– Если бы я раньше знала, что меня ждет. Но ведь я не знала!.. – вдруг она рассердилась.
– Вы не знаете, как все сложно. Понимаете, мне трудно с Симоном… Он до глупости щепетилен В денежных вопросах. Его раздражает мое богатство. Он хотел провести этот месяц в какой-то заброшенной деревушке в Испании, он, видите ли, считал, что все расходы в наш медовый месяц должен оплатить он. Как будто это имеет какое-нибудь значение. Как глупы мужчины! Надо приучать его к богатству, к роскоши постепенно. Сама идея отдельной яхты приведет его в ярость. «Ненужные расходы». Я должна образовывать его постепенно!
– Она взглянула на Пуаро и виновато прикусила губу.
– Мне надо переодеться.
– Она встала.
– Простите, мсье Пуаро, я наговорила столько глупостей.
В скромном кружевном вечернем платье, спокойная и величественная миссис Аллертон вошла в ресторан. В дверях ее встретил сын.
– Извини, дорогой. Я, кажется, опоздала.
– Где же мы сядем.
Они посмотрели в зал, уставленный маленькими столиками. Они ждали, пока к ним подойдет стюард, который в это время рассаживал других посетителей.
– Между прочим, – заметила она, – я пригласила маленького Пуаро за наш стол.
– Мама, зачем?
– Тим был явно недоволен.
Его мать удивилась, он всегда был таким сговорчивым.
– Ты возражаешь?
– Безусловно. Он не умеет вести себя в обществе.
– Бог с тобой, Тим. Ты ошибаешься.
– К чему нам посторонний? На таком маленьком пароходе, где все и так варятся в одном котле? Теперь мы обречены проводить с ним целые дни с утра до ночи.
В это время подошел стюард и повел их к столику. Миссис Аллертон шла за ним, огорченная. Тим всегда был таким покладистым. Откуда взялась в нем эта раздражительность? Неужели он, как многие англичане, не любит иностранцев? Нет, дело не в этом. Как трудно понять мужчину! Даже самого близкого и любимого, оказывается, и он способен на совсем неожиданные реакции. Что ж поделать! Она вздохнула.
Не успели они сесть за стол, как появился Пуаро. Прежде чем занять свое место, он спросил:
– Вы действительно не возражаете, мадам? Ваше любезное приглашение остается в силе?
– Разумеется, садитесь, мсье Пуаро.
Тим не сумел скрыть неудовольствие, и это не ускользнуло от Пуаро. Миссис Аллертон чувствовала себя виноватой и всячески пыталась завязать общий разговор. Она взяла список пассажиров и, когда подали суп, весело предложила:
– Давайте отгадаем по списку, кто здесь присутствует. Миссис Аллертон, мистер Аллертон, это просто. Мисс де Бельфорт. Ее посадили за стол с Оттерборнами. Интересно, подружится ли она с Розали? Кто же следующий? Доктор Бесснер. Где доктор Бесснер?
– Она перевела взгляд на столик, за которым сидело четверо мужчин.
– Предполагаю, что тот толстый, с бритой головой и с усами. Немец, я думаю. Ему очень нравится суп.
– До них Доносилось смачное чавканье.
Миссис Аллертон продолжала:
– Мисс Бауэрс? Кто отыщет мисс Бауэрс? Здесь три-четыре женщины. Оставим ее на потом. Мистер и Миссис Дойль. Да, вот они – лев и львица в нашей компании. Посмотрите, как она хороша. А какое на ней прелестное платье. Тим обернулся.
Линнет, ее муж и Эндрью Пеннингтон заняли угловой стол. На ней было белое платье и нитка жемчуга.
– По-моему, платье совсем простое, – сказал Тим, – кусок дорогой ткани и длинная нитка бус.
