По определили все в ту же палату Б-3, служившую пристанищем Лерою Фраю и Рендольфу Боллинджеру. В отличие от них, он попал сюда живым и собирался выйти на своих ногах. При иных обстоятельствах По не упустил бы шанса побеседовать с духами погибших и, быть может, даже написал бы стихотворение о переселении душ. Но в своем нынешнем состоянии он тут же уснул и проспал до самого вечера.
Я вернулся в гостиницу и тоже лег спать. Где-то часа через четыре меня разбудил посыльный Тайера.
– Полковник Тайер приглашает вас на беседу.
Мы встретились в артиллерийском парке. Вокруг замерли орудия, когда-то стрелявшие по крепостным стенам и по пехоте на полях сражений. Здесь было немало трофейных английских пушек. Надписи на стволах перечисляли сражения, в которых они участвовали. Я представил, какой поднялся бы грохот, если бы все они разом выстрелили. Но старые орудия молчали. На ветру бился приспущенный флаг – это был единственный звук, который слышали мы с Тайером.
– Вы прочли мой отчет? – спросил я его. Полковник кивнул.
– Вы хотите… у вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, мистер Лэндор.
Казалось, что у Тайера болит горло. Каждое слово давалось ему с трудом.
– У меня есть вопросы к себе. Как я мог столько лет находиться с человеком в приятельских отношениях, часто бывать у него дома, считаться в его семье чуть ли не своим… и даже не подозревать, какая беда довлеет над этой семьей?
– Они намеренно скрывали это от всех.
– Да. И очень умело скрывали.
Мы оба смотрели туда, где в дыму литейного завода Кембла скрывался Колд-Спринг. Наши глаза путешествовали к Вороньему Гнезду, Буйволиному холму и дальше – до самых Шавангункских гор. Все эти места серебристой нитью связывала река. Я заметил, что Гудзон почти замерз.
Нет больше ни Леи, ни Артемуса, – вновь заговорил Тайер.
– Да, полковник.
– Мы так и не узнаем, почему они это сделали. Мы даже не узнаем, что они сделали и где кончается одно преступление и начинается другое.
– Вы правы. Хотя у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Тайер чуть наклонил голову.
– Я вас внимательнейшим образом слушаю, мистер Лэндор.
Я начал не сразу, поскольку еще сам мысленно упорядочивал недавние события.
– Сердца у кадетов вырезал Артему с. Говорю об этом с уверенностью, поскольку собственными глазами видел, как мастерски он владеет ланцетом. Добавлю, он – прирожденный хирург и мог бы стать блестящим медиком, если бы избрал… Артемус очень любил сестру и был готов на все, только бы она выздоровела.
– Продолжайте, мистер Лэндор.
– Могу побиться об заклад: именно Артемус переоделся офицером. Причем формой покойного дяди он пользовался неоднократно. Скорее и Кокрейна из палаты, где лежало тело Фрая, удалил тоже он.
– А что вы скажете про Лею?
Лея. Сам звук ее имени заставил меня медлить с ответом.
– Я вполне уверен, что это она встретилась мне в окрестностях заведения Бенни Хейвенса. Они там были вдвоем с Артемусом. Наверное, она следила за По, стремясь узнать, связан ли он со мной. И, узнав, что связан…
Что сделала Лея? Этого я и сам не знал. Возможно, она решила избавиться от По. Возможно, это подхлестнуло ее и заставило спешно приступить к осуществлению своих замыслов. А может, она искренне влюбилась в По, и такое «предательство» с его стороны только укрепило ее любовь. Но это были мои догадки, о которых я не собирался говорить Тайеру. Ему я сказал другое.
– Скорее всего, Лея подложила пустую бомбу под дверь Артемуса. Хотела отвести от него подозрения. Не удивлюсь, если она же подбросила в его дровяной ящик бычье сердце.
– Ничего не понимаю. Только что вы говорили: Лея хотела отвести от брата подозрения. Тогда зачем подбрасывать ему бычье сердце?
– Полковник, еще вчера нам было кому задать этот вопрос. Сегодня… увы. Я вам рассказываю о своих догадках. Объяснений этому поступку я, как и вы, не нахожу.
– Хорошо. А что вы скажете о родителях молодых Маркисов?
– Рассчитывать на помощь доктора Маркиса его дети не могли. От него лишь требовалось хранить молчание. Что касается миссис Маркис… Думаю, ее участие было второстепенным: подержать дверь, зажечь свечи. Я не представляю ее накидывающей петлю на шею связанного кадета.
– Я тоже, – признался Тайер, почесывая подбородок. – Полагаю, этим занимались Боллинджер и Стоддард.
– Я склоняюсь к такому же мнению.
– Если это так, тогда получается, что затем Артемус убил Боллинджера, дабы тот не проговорился. А Стоддард, не желая быть следующей жертвой, поспешил скрыться.
– Вполне допустимая версия.
Тайер вглядывался в меня, как звездочет вглядывается в ночное небо.
– Вы весьма уклончивы в своих ответах, мистер Лэндор.
– Простите, полковник. Старая привычка. – Я по-военному щелкнул каблуками. – Не люблю делать поспешных выводов. Придется подождать, пока мы не найдем Стоддарда и не выслушаем его показания. Если, конечно, мы его найдем.
Тайер расценил мою последнюю фразу как упрек, и в его голосе зазвучал металл.
– Мы будем вам очень признательны, если вы встретитесь с эмиссаром командующего инженерных войск. Мы известим вас о его прибытии.
– Я согласен.
– Мы также просим вас дать ему полный отчет о вашем расследовании.
– Непременно.
– Во всем остальном, мистер Лэндор, я считаю, что вы полностью и добросовестно выполнили условия нашего соглашения. Отныне вы свободны от каких-либо обязательств перед академией.
Тайер наморщил лоб.
– Надеюсь, это вас не огорчит.
«Ни в коей мере. Как и капитана Хичкока», – подумал я, но придержал язык.
– Думаю, вы не откажетесь принять нашу искреннюю благодарность, – добавил Тайер.
– Мне очень хочется верить, полковник, что я ее действительно заслужил, – ответил я. – Возможно, действуй я быстрее и решительнее, мне удалось бы спасти больше жизней. Возраст сделал меня более медлительным.
– Но вы спасли жизнь кадету По.
– Да.
– Только вряд ли он вас за это поблагодарит.
– Ему сейчас не до меня.
Я засунул руки в карманы и притопнул затекшими ногами.
– Я делал это не ради его благодарности… Ваше начальство, полковник, будет довольно результатами расследования. Надеюсь, вашингтонским шакалам вскоре придется отступить.
Тайер окинул меня пристальным взглядом, будто сомневался, что слышал от меня эти слова.
– А я думаю, мы лишь отсрочили приговор. На сколько – не знаю.
– Но ваши недруги не сумеют закрыть академию.
– Академию они закрыть не сумеют. Но сковырнуть меня им вполне по силам.
Он говорил об этом без малейшего раздражения, без капли горечи, будто прочел о своей отставке в утренней газете и успел переварить новость.
А потом… я навсегда запомню этот жест… Тайер вдруг сунул лицо в дуло старинной медной пушки и замер на целых полминуты. Опасаясь худшего, я уже был готов дернуть его за рукав. Но все обошлось. Тайер высунул лицо и стал растирать озябшие ладони.
– Стыдно признаваться, мистер Лэндор, что когда-то я тщеславно считал свою персону обязательным условием жизнестойкости академии.
– А теперь?
– Теперь я считаю, что академия способна выжить и без меня. – Он кивнул и вытянул шею. – И она выживет.
– Думаю, полковник, вы все-таки ошибаетесь. Вы нужны академии, – сказал я, протягивая ему руку.
Он протянул мне свою. Лицо Тайера оставалось серьезным. Только уголки рта изгибались, намекая на улыбку.
– Это раньше я ошибался, – сказал он. – Но в вас, мистер Лэндор, я не ошибся.
Мы стояли у боковой стены заведения Бенни и смотрели на противоположный берег Гудзона.
– Пэтси, я пришел сказать, что закончил работу.
– И что?
– Мы… у нас может быть, как прежде. И ничего нам больше не помешает. Никакая академия.
– Нет, Гэс. Знаешь, мне ровным счетом наплевать и на твою работу, и на эту проклятую академию.
– Тогда в чем дело?
Пэтси молчала. Я ждал.
– В тебе дело, Гэс, – наконец ответила она. – У тебя сердце стало каменным.
– Камень тоже может жить.
Тогда обними меня. Один раз, но так, как раньше. Как раньше! Для меня это была невыполнимая задача. Должно быть, Пэтси это тоже знала. В ее глазах было столько грусти. Потом она отвернулась. Ей было очень неловко обижать меня. Но лукавить и притворяться Пэтси не умела.
– Прощай, Гэс.
На следующий день рядовой Кокрейн привез в Баттермилк-Фолс все мои вещи и одежду. Я невольно улыбнулся, видя, как он вытянулся и на прощание отсалютовал мне – лейтенанту Лэндору! Потом он забрался на козлы, тронул поводья гнедой лошади и уехал. Вскоре вест-пойнтский фаэтон скрылся за гребнем холма.
Несколько дней подряд я наслаждался забытой свободой. К сожалению, корова Агарь так и не возвращалась. Странно, что и дом узнал меня далеко не сразу. Жалюзи на окнах, нитка сушеных груш, страусиное яйцо – все они приглядывались ко мне, словно пытаясь определить мое место в их мире. Я осторожно ходил по комнатам, стараясь не потревожить ни одну вещь. По той же причине я больше стоял, чем сидел. Я решил возобновить свои прогулки, однако первые порывы ветра загоняли меня обратно в дом. Я был совершенно один.
