Тогда Андрея пригласили на беседу и предложили после окончания университета сотрудничать с КГБ внештатно. Вскоре началась перестройка. О Куликове забыли, но на него уже обратила внимание разведка, и после окончания курсов, Андрей Дмитриевич стал штатным психологом ГРУ.
В Межинск Куликов приехал не только в связи со следствием по делу о взрыве поезда. Начальство пыталось выяснить, насколько достоверны слухи об аномальных явлениях в окрестностях города, и по возможности определить круг людей, которые так или иначе вовлечены в «бесовщину». Шефы Летуна предполагали, что криминальные элементы могут воспользоваться дурной репутацией города и под прикрытием необъяснимых явлений вершить свои вполне конкретные и реальные дела.
Куликов снял комнату у старушки в деревянном домике, походил по городу, послушал, о чем беседуют за пивом и чаем горожане, сходил в Глухой Лог. Пытаясь настроиться на волну здешних настроений, Андрей Куликов охотно угощал в барах случайных знакомых, пару раз сходил в баню попариться и послушать рассуждения мужиков о бесовских явлениях. Летун редко «включал» свой дар по заказу. Он знал, что нужное состояние придет само, после того как он почувствует душой атмосферу места, где ему предстоит работать, поэтому он не спешил активно включаться в таинственные и необъяснимые происшествия в Межинске.
После первого выхода в эфир анонимного террориста Куликов впервые почувствовал какое-то мощное излучение, некую волну, идущую откуда-то и странным образом воздействующую на мозг. Странность заключалась в том, что излучение рождало непонятный страх и неуверенность в себе. Прежде, работая над раскрытием различных преступлений, Куликов ничего подобного не испытывал.
«Летун» почему-то решил немедленно отправиться в Долину ангелов, но уже на тропинке, выходящей из леса, ощутил противодействие. Будто воздух вокруг него стал плотнее, идти было все тяжелее, и наконец Куликов был вынужден остановиться. Дальше его не пускала невидимая стена. Каждое движение давалось с трудом и рождало колебания, образующие видимые глазом синеватые волны тумана.
Тогда-то Летун и вступил в первый мысленный контакт с незнакомцем, который приказал ему не медленно вернуться в город и затем уехать, ни во что не вмешиваясь.
Диалог Летуна с неизвестным противником был коротким. Незнакомец заявил, что знает о его, Летуна, способностях мага, требует, чтобы он покинул Межинск, угрожая в противном случае расправиться с ним.
Куликов никогда прежде не думал о себе как о маге, но, услышав такое определение, не удивился и попросил у незнакомца разрешения на встречу. Тот снова ответил, что ни о какой встрече речи быть не может и что Куликов должен уехать.
«Ты не сможешь уничтожить меня! — сказал Летун. — Я чувствую, что сильнее тебя».
«Я могу уничтожить любого, кто будет противодействовать мне, но тебя застану врасплох, когда ты не будешь готов ко встрече с опасностью. Все люди одинаковы! Ты должен есть, спать и встречаться с себе подобными. Когда ты расслабишься, я уничтожу тебя, и никакие заклинания тебе не помогут».
После этих слов контакт прервался, и Летун вынужден был вернуться в город. Составив шифртелеграмму и вручив ее связнику для передачи Михайлову, который один знал об истинных целях его прибытия в город, Куликов уединился в своей комнатенке. Он чувствовал, что пришла пора войти в состояние готовности к отделению духа от тела и дальнейшему путешествию в астрале. Хозяйка его улеглась, в доме наступила тишина. Куликов выключил свет и сосредоточился.
Пройдя две стадии выхода в астрал, он перешел в третью, но тут произошло нечто непонятное. Куликов отчетливо услышал чьи-то крики и мольбы о помощи. Крики были настолько громкими, что вывели Летуна из оцепенения, но тут же включился Третий глаз, внутреннее зрение Летуна, и он смутно увидел очертания огромной пещеры, в которой под потолком висели шары, светящиеся синим светом. В глубине пещеры Летун увидел силуэты людей, застывших в самых причудливых позах. Вдруг навстречу ему полетело НЕЧТО. Оно надвигалось с ужасающей быстротой, и Летун наконец разглядел, что это огромная голова какого-то идола. Голова надвигалась, Куликов стал задыхаться. Усилием воли он отключился от видения, и тут же смолкли крики и мольбы. Летун снова сидел на топчане в своей комнатке; в доме царила тишина. Но Куликов чувствовал по-прежнему присутствие чего-то страшного, могущего угрожать его жизни. Летун встал, резко потянулся, представил мысленно дома города, в который приехал, людей, спокойно спящих в них, ощутил тепло и добро, исходящее от этих людей.
Больше Андрей Дмитриевич не стал пытаться выйти в астрал. Он знал, что нужно дождаться утра и поразмышлять об увиденном спокойно, без каких-либо отрицательных эмоций, которыми мог подпитываться его противник. Кто этот противник, Летун не знал, но осознавал, что столкнулся с кем-то или чем-то весьма могущественным.
Андрей Дмитриевич спокойно лег и заснул, охраняемый энергетической завесой доброты, которую он тщательно собрал и окружил ею себя.
Алексей Панкратов приехал в Межинск через четыре дня. Осунувшийся и злой, он был полон решимости продолжить поиски убийц брата. Панкратов попросил в гостинице тот же номер, в котором останавливался прежде. Ему повезло — номер был свободен. Алексей бросил чемоданчик, внимательно осмотрелся. Все было как прежде, будто он и не уезжал, а только выходил на несколько часов. Администратор, правда, сказал ему, что в его отсутствие номер занимал какой-то турист, но, пожив пару дней и не обнаружив в городе ничего для себя интересного, съехал. Отправился, по его словам, искать места, где действительно процветают аномальные явления.
«Жаль, не видел он призрака, — подумал Панкратов, но тут же возразил себе: — А почему собственно посторонний человек мог здесь что-нибудь увидеть? Да видел ли я что-нибудь? Может, призрак Сергея лишь плод моего расстроенного воображения?»
Панкратов вышел из номера, постучал в комнату Батогова, никто не ответил. Он нажал на ручку, дверь была заперта. Славы, очевидно, не было. Алексей вернулся к себе, решил принять душ, побриться.
Через двадцать минут, посвежевший и полный сил, Алексей отправился первым делом в редакцию «Межинского вестника», справедливо рассудив, что к журналистам стекаются все слухи, сплетни и прочая полезная информация.
В «Вестнике» ему рассказали о расстреле «БМВ» с четырьмя пассажирами, о том, что Винникова, как оказалось, давно держали «под колпаком» МВД и ФСБ. Узнал Панкратов и версии причин убийства Винникова со товарищи. О ходе следствия по взрыву поезда никто ничего толком сказать не мог. В основном все придерживались прежней версии о бандитских разборках. Маньяк, убивший девушку Таню, больше, слава Богу, никак не проявлял себя, а оживших парней-туристов в эти дни никто не видел. Об эфирном террористе тоже говорили мало и как-то неохотно. Только секретарша Валечка, сделав большие глаза, шепнула ему, что «без нечистой силы здесь не обошлось», а на недоуменный вопрос Панкратова, зачем, собственно, нечистой силе выходить в эфир, ответила: «Зачем выходить в эфир не ясно, а вот то, что террорист не пользовался радиоволнами, а просто каким-то образом прервал работу их мощного передатчика и, как говорят там, — при этом Валя подняла пальчик вверх, — сам не пользовался никакими из известных на планете Земля радиопередающими устройствами, это факт, подтвержденный всеми профессионалами и радиолюбителями Межинска».
Панкратов поначалу отнесся к этой Валечкиной информации скептически, но коллеги-журналисты подтвердили слова секретарши, правда, признание опять-таки пришлось вырывать из них чуть ли не клещами. Тогда Алексей напрямую спросил Валерия, который занимался криминальной хроникой и, в частности, взрывом багажного вагона, почему он и другие журналисты так неохотно отвечают на вопросы о радиотеррористе. Парнишка отвел глаза, пожал плечами, подумал и, как показалось Панкратову, честно сказал:
— Сам не знаю, Алексей Павлович. Вроде кто-то из органов не велел распространяться по этому поводу… Точно не помню… Кто-то просил не трепаться… Но кто?… Ощущение такое, будто я сам себе велел держать язык за зубами, а почему, не знаю…
— Да, ребята, вы уже здесь заговариваться начали. «Кто-то велел», «я сам себе приказал»…
— Ну честно, Алексей Павлович, чувствую, что запрет есть на разговоры о террористе, а кто такой запрет выдал, не помню…
— Ладно, замнем… Вспомнишь, скажешь. Пойду, пожалуй, к ментам схожу, узнаю, что у них нового.
По дороге в милицию Панкратов решил, что милицейские новости узнает от Славы Батогова, а пока надо навестить того самого колдуна, о котором говорила ему раньше корреспондентка Марина.