Да и Аквариум годится на один раз, на следующей неделе придется выдумывать что-то другое, по крайней мере такое же интересное. Тем не менее для начала совсем неплохо. Анджела поймет, что я не какой-нибудь безмозглый тупица, который только и может, что в баре сидеть, а человек думающий, с широкими интересами. Серьезный. В общем, такой, на кого можно положиться. И главное, если Анджеле понравится Аквариум, я смогу повести ее в зоопарк, Национальную галерею, Хэмптон-Кортский лабиринт, Музей восковых фигур и всякие другие места, и тогда она узнает меня как следует и поверит настолько, что пойдет со мной в постель.
Я приехал ровно в час, и мы отправились в Аквариум. По дороге особо не разговаривали: к перспективе увидеть столько рыб сразу Анджела отнеслась довольно спокойно, не выказав ни особой радости, ни разочарования. Я решил, что это от волнения. Ничего удивительного — ведь для нее наше свидание тоже первое.
Аквариум оказался точно таким, как я и ожидал: ярким, разноцветным и очень интересным, но Анджела по-прежнему хандрила. Мы походили там около часа, обмениваясь редкими фразами типа «Гляди, вот опять красненькая плывет», потом Анджела пожаловалась на больную ногу и захотела присесть. Мне как-то не пришло в голову, что с ее хромотой ходить целый день — не великое удовольствие. Понятно теперь, почему она такая унылая. Следовательно, зоопарк и Хэмптон-Корт накрылись медным тазом. С другой стороны, исчезла опасность, что она затащит меня куда-нибудь на дискотеку, так что оно и к лучшему. В общем выбор мест для свиданий несколько сузился, хотя меня тут не в чем упрекнуть. Стало быть, Анджела, понимая это, должна приложить усилия, чтобы эти неудобства скомпенсировать.
Не тут-то было.
Мы зашли в закусочную, взяли по чашечке кофе, и внезапно все стало как всегда…
Темы для беседы иссякали быстрее, чем кофе в чашках, и очень скоро я обнаружил, что таращусь на Анджелу, пытаясь понять, не обидел ли я ее чем-либо.
— Интересное все-таки место, правда?
— Да, — тихо ответила она.
— Как кофе, ничего?
— Нормальный.
— Да? Мой тоже. — Я сделал глоток. — Хочешь пирожное?
— Нет, спасибо.
— Тут есть шоколадные и всякие.
— Спасибо, я сыта.
— Если все-таки захочешь, скажи, и я возьму.
— Хорошо.
— Значит, взять?
— Нет, спасибо.
— Понял. — Я огляделся в поисках вдохновения. — Ты давно работаешь уборщицей?
— Лет шесть.
— А раньше где убирала?
— В школе.
— Правда? М-м… Ну и как?
— Ничего, неплохо.
— А зачем тогда ты пошла в «Вольеру»?
— Там лучше платят.
— Если тебе не хватает денег, я…
Анджела быстро опустила глаза, и я понял, что наступил на первую мину и потерял обе ступни. Последовала неловкая пауза. Я попытался спасти положение.
— Ты всегда хотела стать уборщицей?
— Нет.
— А чем ты хотела заниматься?
Она пожала плечами:
— Не знаю.
— Я думал, что все девчонки хотят стать принцессами или ветеринарными врачами.
Анджела пожала плечами, давая понять, что ее этот вопрос нисколько не занимает.
— М-м… — Я задумчиво кивнул. Молчание.
Да что с ней такое, черт возьми?
Если она не хочет быть со мной, то почему согласилась на свидание? Какого еще рожна ей надо? Видал я робких девчонок, но Анджела им сто очков вперед даст. Клещами слова не вытянешь! За все время, что мы знакомы, эта красотка ни разу меня ни о чем не спросила. Ни о чем! Неужели я ей настолько не интересен?
Я в бешенстве скрежетал зубами, наблюдая, как она теребит пластиковую ложечку.
Ничего, в следующий раз все будет иначе. Первая неловкость пройдет…
— Так кем ты хотела стать? — спросил я снова, на этот раз более резко.
— В каком смысле?
По крайней мере это давало мне возможность повторить вопрос.
— Когда была маленькой. О чем ты мечтала?
Анджела молчала довольно долго, и я подумал, что она решила не отвечать, но ошибся.
— О счастье.
Ложечка сломалась. Я вгляделся в лицо Анджелы и вдруг понял, что она и в самом деле глубоко несчастлива.
— Значит, тебе сейчас плохо?
— Да нет, не очень. — Анджела наклонила голову еще ниже, и мне вдруг отчаянно захотелось сделать ее счастливой. Эта девушка так похожа на меня — ей нужно лишь немного любви, и она сама готова любить. Мы просто созданы друг для друга.
— А что тебе нужно для счастья? — с надеждой спросил я.
Анджела подняла на меня смущенный взгляд.
— Скажи, мне очень хотелось бы знать!
— Чтобы моя мама выздоровела.
Я сочувственно кивнул, чтобы скрыть разочарование.
Мама? Выздоровела? Боже мой!
Вот уж чего не ожидал! Понятно, я не рассчитывал, что она кинется мне на шею и воскликнет: «Мне нужен ты, Иан, забери меня отсюда!», но могла бы по крайней мере сказать что-нибудь толковое. Поехать в отпуск, например, или вылечить ногу… Выйти замуж, в конце концов! Или, на худой конец, разобраться с каким-нибудь типом. Да что угодно!
Мама…
Да пошла она на хрен со своими болезнями! И не надо говорить, что это жестоко. Сколько лет Анджеле — двадцать восемь? тридцать? Пора же наконец и о себе подумать!
— Ну конечно! Что еще ты способен сказать! — тут же встряла моя собственная мамаша. — Ты-то никогда в жизни не думал ни о ком, кроме себя!
Я придушил ее прежде, чем она разоралась по-настоящему, и постарался понять, в чем суть проблем Анджелы. Может, ей нужен совет, пара слов от знающего человека, который прошел через то же самое? Не то чтобы я был таким человеком, но она-то ведь этого не знает.
— А что с твоей мамой? — поинтересовался я.
Она смутилась. Хороший знак.
— Болезнь Альцгеймера. — Анджела посмотрела мне прямо в глаза. — Пока ей еще не совсем плохо, выпадают дни, когда все почти нормально, но иногда… — Она зябко повела плечами. — Бывает трудно. Очень трудно.
Я накрыл ее руку своей, чтобы продемонстрировать сочувствие. Анджела не шевельнулась и убрала руку, только когда я сказал:
— Знаешь, мне кажется, что ей будет лучше в больнице.
— Моей маме не нужна больница, ей нужна только я.
— Извини, я совсем не то имел в виду, просто я думал о тебе. Ведь это невыносимо для тебя… плюс еще работа и… и все остальное. — Под «остальным» я имел в виду ее ногу.
Анджела так и вскинулась. Мол, и вовсе ей не трудно, и со всем она справляется, и мамочка без нее не может, и все такое прочее. Мне стоило великих трудов убедить ее, что я не имел в виду ничего плохого.
Наконец я нашел маленькую щелочку в ее броне.
— Когда у нее это началось? — тихо спросил я.
— Шесть лет назад. — Анджела опустила глаза.
— Шесть лет… — Я качал головой и говорил, как ей сочувствую, а сам пытался подсчитать, сколько еще может протянуть старушка. Сколько живут с болезнью Альцгеймера? Из чего надо вычесть шесть? Лучше не спрашивать, а то опять обидится.
— У тебя есть братья или сестры?
У нее никого не было.
— А отец?
Давно умер.
— Так ты совсем одна? — нанес я решающий удар.
— Нет! У меня есть мама! — снова вскинулась Анджела.
Так, осторожно. Старушка, конечно, не в себе, но для дочери она по-прежнему человек. Единственная родственница.
Так мы сидели еще с полчаса, болтая об Альцгеймере, дочернем долге и протертой пище, пока Анджела не обнаружила, что уже поздно. Я высадил ее у дома, и она пошла к двери не оглядываясь — так и ушла бы, если бы я не спросил насчет следующего четверга.
— М-м… Не знаю, как мама себя будет чувствовать, — замялась она.
— Я замечательно провел время. Мне бы очень хотелось снова тебя увидеть.
Она еще некоторое время пыталась темнить, однако убедившись, что от меня не отделаться, согласилась встретиться.
* * *
На следующей неделе мы пообедали и, в общем, довольно мило поболтали. Разговор в основном шел о мамочке и ее болезни, что было довольно утомительно, особенно когда Анджела начала рассказывать подробности: как та вдруг вспоминает что-то в понедельник, чтобы снова забыть во вторник, и все такое прочее. Зато мы разговаривали, а это главное.
Через неделю мы ходили в кино, еще через неделю снова обедали, потом ходили в пиццерию и так далее, пока я вдруг не понял, что мы встречаемся уже больше двух месяцев. Каждый четверг мы едем куда-то, беседуем, смеемся (да-да, даже так) в течение трех часов, становясь все ближе и ближе друг к другу. Неплохо. Однако если сложить все эти часы вместе, то едва ли наберется один полный день. Неправильно. Другие вон за одни выходные успевают больше, чем мы с Анджелой за все время знакомства.
Несправедливо. Ни черта у нас не получится, если встречаться по три часа раз в неделю. Пока мы по-настоящему узнаем друг друга, я сам, чего доброго, успею заполучить этого Альцгеймера. Нет, так больше нельзя.
