— Мне нужно купить сигарет.
— Подождите. Что еще за подружка?
— Та самая, с которой вы жили в Лос-Анджелесе, в то время как ваша мать считала, что вы учитесь в семинарии. Я вернусь сию минуту.
Он видел, как, войдя в лавку, Дебби заговорила с молодым арабом, стоявшим за прилавком. Парень засмеялся каким-то ее словам. Купив сигареты, она завоевала поклонника. Парень расскажет приятелям об этой прикольной, забавной блондиночке. Только он и знать не знает, насколько она хладнокровна. Она умеет подобраться украдкой: сначала заставляет признаться в уже известных ей вещах, о которых рассказал ей Фрэн, а потом возникает и Джонни Пиджонни, любитель пооткровенничать. Более того — он принял ее за девушку из Лос-Анджелеса, в чем она его конечно же не разубеждала.
И зачем только он рассказал как-то Джонни на пути из Кентукки про эту девушку!
Дебби прошла вдоль прилавка и скрылась в глубине магазина. Но вот она снова появилась. Араб, улыбаясь во весь рот, заворачивал ей покупку. Дебби что-то говорила ему, потом открыла пачку, и араб потянулся к ней с зажигалкой. Затем он отдал ей сверток. Терри не видел, что именно она купила, — продавец положил покупку в бумажный пакет.
Дебби учинила ему настоящий допрос в автомобиле, проявив живой интерес к его жизни, больший, чем простое любопытство. Но с какой целью? Следовало это выяснить.
Когда она вышла из лавки и села в машину, Терри сказал:
— Я понимаю, почему Джонни спросил про деньги.
— Ясное дело, — ответила Дебби. — Как-никак тридцать тысяч.
Она завела мотор, но, вместо того чтобы тронуться, откинулась на сиденье с сигаретой. Пакет она поставила рядом.
— Он думает, что я забрал их себе?
— Это действительно так?
— Могу вам рассказать, как все было, — предложил Терри. — Мы возвращались с товаром, выгружали его на складе, а на другой день являлись в одну контору в деловом центре, и там эта женщина, миссис Морако, с нами рассчитывалась. Она молча отсчитывала стодолларовые купюры, как правило старыми банкнотами, и мы складывали деньги в спортивные сумки, которые приносили с собой.
— Вы знали, кто заказывал товар?
— Я ни о чем не спрашивал. Первые две поездки прошли гладко. В последний раз поехали только мы вдвоем с Джонни. Дики приболел и остался дома. Я имею в виду в доме Джонни в Хамтрамке. Дики жил с Джонни, его женой Реджиной и их тремя детьми. Два пацаненка отчаянно ругались и делали что им вздумается, а пятнадцатилетняя Мерси усиленно готовилась стать проституткой.
— Только не говорите, что тут замешаны Мерси и дядя Дики, — заметила Дебби.
— Увы, вот только кто из них пострадавшая сторона? Дики утверждал, что Мерси то и дело демонстрировала ему свое юное тело. Как-то я заехал за Джонни на машине, и тут вышла Мерси в открытом купальнике. Она наклонилась к окну с таким видом, словно собиралась спросить — не желаю ли я развлечься. Реджина хотела, чтобы Дики убрался из их дома, но Джонни об этом и слышать не желал. Он говорил, что без Дики ему не с кем будет словом перекинуться. Они смотрели по телевизору спортивные программы и энергично их обсуждали.
— На поминках, — сказала Дебби, затягиваясь сигаретой, — он пригласил меня выпить с ним вместе.
— Что вы ему сказали?
— Мы встретились в кафе «Кадье». Я думала собрать там полезный материал. Но нет, одно название. Что же все-таки тогда произошло?
Терри пришлось напомнить себе, что эта милая девушка не только артистка эстрады. Она побывала в тюрьме. Ну и дымит она! Как паровоз! Он наполовину опустил стекло.
— Реджина вернулась домой с работы и застала Мерси и Дики в ванной. — Терри помедлил. — Так Джонни угощал вас выпивкой в «Кадье»? Кстати, это известное место.
— Он хотел, чтобы потом мы поехали в мотель.
— И что же?
— Я сказала ему, что я монахиня.
Возникла пауза. Терри не знал, шутит она или нет.
— Я справилась с ситуацией, Терри. Итак, Реджина застала Мерси и Дики в душе…
— Они были в ванной, за запертой дверью.
— Вода в душе бежала?
— Я не знаю, занимались они там чем-то или нет. Я был далеко. Реджина вызвала полицию. Они приехали как раз в тот момент, когда Дики пытался засунуть под кровать сотню сигаретных упаковок, из тех, что он сбывал сам. Мы с Джонни в это время возвращались домой, и вдруг по мобильному звонит Реджина. Говорит, в доме полиция, потому что Дики домогался собственной племянницы, и ни слова о том, что копы нашли сигареты, это ее ни с какой стороны не касалось. Мы приезжаем в Детройт, и Джонни, разумеется, направляется прямо домой. Он расстроен не меньше Реджины, потому что боится, что Дики придется выметаться. Я сказал ему, что не хочу подъезжать к дому, раз там полиция. И высадил его возле бара «Лили», поехал дальше, на склад, выгрузил товар и отогнал грузовик на место. А потом позвонил им домой. И Реджина сказала, что Дики и Джонни отвезли в муниципальную тюрьму, и, пока мы разговариваем, дом обыскивают. Тогда еще никто не мог сказать, будет ли дело слушаться в федеральном суде или суде штата. На другой день я получил у миссис Морако деньги…
— Вы рассказали ей, что произошло? — перебила его Дебби.
— Я посоветовал ей на какое-то время прикрыть лавочку и уехал из города.
— У вас был приготовлен загранпаспорт?
— Я говорил, что уже некоторое время собирался поехать в Африку. Но это не значит, что я планировал бегство.
Она пожала плечами, как будто эти подробности мало ее интересовали.
— Значит, Пиджонни раскололись?
— Они сдали меня. Прокурор несколько дней уговаривал их сделать добровольное признание. Они сказали, что я их нанял, что именно я всегда доставлял груз и получал деньги. О миссис Морако они решили промолчать. Узнав, во что я влип, Фрэн поговорил с прокурором, сказал, что это, должно быть, ошибка, поскольку я являюсь католическим священником и занимаюсь в Руанде миссионерской деятельностью. Прошло несколько недель, я оказался в Руанде в самый разгар геноцида. Погибли сотни тысяч людей. Собираются ли мне предъявить обвинение? Фрэн говорит, что мне ничто не грозит, но придется побеседовать с помощником прокурора Джералдом Подиллой у Фрэнка Мерфи, то есть в магистратуре. Нужно достать где-то черный костюм, жесткий белый воротничок и почистить ботинки.
— Как же это у вас нет костюма?
— Перед тем как уехать, я отдал его человеку, которому повезло меньше, чем мне. В судах всегда обращают внимание на одежду.
— Терри? — окликнула она.
— Да.
— Это все чушь.
Он смотрел, как Дебби затягивается и медленно выпускает струйку дыма прямо ему в лицо. Вместо того чтобы разогнать дым рукой, Терри просто прикрыл на миг глаза. Он уже знал, что последует дальше.
— Вы никакой не священник, ведь так?
Он услышал в темноте свой собственный голос:
— Нет, я не священник.
— Вы были им когда-нибудь?
— Нет.
— А в калифорнийской семинарии или где-нибудь еще учились?
Он понял, что допрос близится к концу.
— Нет.
— Правда, у вас стало легче на душе? — спросила Дебби.
Они двинулись дальше. Впереди замелькали габаритные огни машин. Терри испытывал облегчение — он хотел сказать ей об этом еще в ресторане и знал, что все равно рано или поздно скажет. Но только когда рядом не будет Фрэна. Фрэну следовало верить, что он священник. Дебби не захотела поверить — он это увидел, — так что с ней он сразу был самим собой, даже заговорив об исповеди, когда Фрэн вышел из-за столика. Это как раз было легко, потому что он говорил правду, и он тогда почти что открылся ей, устав играть роль. А потом расслабился и позволил ей сомневаться на свой счет и даже заронил в ее душе подозрения. Ей оставалось только собраться с духом и задать прямой вопрос. И она его задала.
Он в темноте проговорил доверительным тоном:
— Вы единственная, кто знает.
— А Фрэну вы не сказали?
— Пока он не кончил диалог с прокурором, я не могу сказать.
— И в Африке тоже никто не знал?
— Ни одна душа.
— И даже ваша однорукая экономка?
Она не забыла о Шанталь!
— И она не знала.
— Она жила у вас?
— Почти все время, что я там пробыл.
— Она хорошенькая?
— Могла бы завоевать титул «Мисс Руанда».
— Вы спали с ней?
Она спросила это, глядя прямо перед собой.
— Если вы беспокоитесь из-за СПИДа, он мне не грозил.
— Зачем мне беспокоиться о СПИДе?
— Я сказал: «Если…»
Дебби швырнула в окно сигарету.
— Она верила, что вы священник?
— Для нее это не имело значения.
— А почему из всех вы сказали только мне?
— Мне так захотелось.
— Да, но почему именно мне?
— Потому что мы мыслим похоже, — пояснил Терри.
— Я сразу это почувствовала, — пробормотала Дебби, покосившись на него.
