— Когда я объясню, как все произошло, — сказал Терри, — вы поймете, что это просто забавно.
На перекрестке горел зеленый, и Дебби сразу повернула направо. Теперь по левую руку от них тянулись невысокие округлые холмы, а справа — заросли деревьев.
— Разве нам надо было свернуть здесь? — спросил Терри.
— Я подумала, что мы заедем ко мне. Хорошо?
Терри взял бумажный пакет, который она вынесла из магазина, и нащупал сигареты и бутылку знакомых очертаний, не круглую, а угловатую, как и положено для виски.
— Красная или черная?
— Красная.
— Вы знали, что я скажу, еще до того, как вошли в магазин?
— Да, но я должна была в этом убедиться.
— Вы что-то задумали и вам нужно мое благословение? Я угадал?
Она сказала:
— Терри, ты слишком хорош, чтобы быть настоящим.
Дебби позвонила Фрэну из кухни. Ей хорошо был виден Терри, который стоял у стеклянной балконной двери в гостиной и смотрел в темноту. Он повернулся и произнес:
— Столько пространства, и ничего не растет. Здесь можно было бы посадить целый акр кукурузы.
— Здесь трехуровневое поле для гольфа, — сказала Дебби. — Девять лунок.
Тут Фрэн взял трубку. Она говорила с ним меньше минуты, не спеша, но и не затягивая беседу. Когда она положила трубку, Терри вошел на кухню.
— Что он сказал?
— Он сказал: «Да?..» Я сказала, что отвезу тебя после того, как мы выпьем кофе, или ты останешься, если захочешь. Фрэн ответил: «Ты уверена, что у тебя там есть где разместиться?»
— Кому он не доверяет — тебе или мне?
— Поскольку он уверен, что ты дал обет безбрачия, и знает, что я уже давно не была предметом мужского восхищения, то, видимо, считает, что я попытаюсь тебя соблазнить.
— И мечтает оказаться здесь, на моем месте.
— Без комментариев, — откликнулась Дебби. — Нас с Фрэном связывают исключительно деловые отношения. Хочешь послушать, как мы стали работать вместе?
— Он говорил, что встретил тебя в окружном суде, где ты часто выступала свидетелем.
— Да, и он показался мне порядочным парнем. Дело было вот в чем: я видела, как носильщик в аэропорту уронил чемодан на ногу одной женщине, и привела ее к Фрэну. Он возбудил иск против Северо-Западной компании, тогда как раз все в Детройте ненавидели эту авиалинию. Они уплатили, и с тех пор мы дружим.
— Ты учишь людей, как надо хромать? — спросил Терри.
— Как это делать наиболее убедительно, — уточнила Дебби, приготовляя коктейль. На стойке на подносе лежали кусочки льда, стояли в ожидании «Джонни Уолкера» и «Абсолюта». — Но мы еще не разобрались с тобой. Скажи, почему твоя мать считала, что ты учишься в семинарии, когда ты был в Калифорнии?
— Потому что всю мою жизнь она уговаривала меня стать священником. Я все никак не мог понять — почему меня, а не Фрэна.
— У тебя такой проникновенный взгляд, — сказала Дебби. — Как у святого Франциска. Проникновенный и в то же время ускользающий. Думаю, она пыталась повлиять и на Фрэна, ты просто не замечал.
Они неторопливо потягивали свои коктейли.
— Возьмись моя мать за тебя, ты тоже могла бы сделаться кармелиткой, как сестра. Я не шучу. Она не оставляла меня в покое, даже когда я окончил школу и стал помогать отцу красить дома. Потом я бросил это дело и начал продавать страховки.
— Что скорее подошло бы Фрэну.
— Да. Мне это быстро опротивело.
— Контрабанда тоже не стала твоим призванием?
— Когда у меня больше не осталось друзей, которые соглашались приобрести страховой полис, я перебрался в Лос-Анджелес. Мама в каждое письмо вкладывала открытку религиозного содержания или молитву святому Антонию, помогающему обрести себя, или святому Иуде, главному святому по безнадежным ситуациям. Ну я и сказал ей: «Твоя взяла, поступаю в семинарию». И заказал почтовую бумагу с оттиском: «Миссия Святого Дисмаса».
— Это не тот, кого распяли вместе с Христом? — спросила Дебби.
— Он имел репутацию удачливого вора.
— Ты оказался смышленым парнишкой.
— Я считал себя гением! Письма маме я всегда подписывал так: «Твой во Христе, Терри».
— И все это время жил с девицей?
— Не все время. Джил Сильвер — она была здешней уроженкой, поэтому мы и познакомились, — сыграла в массовке в «Скрипаче на крыше» и вздумала стать актрисой.
— И стала?
Терри допил виски и налил новую порцию.
— Только после того, как увеличила размер груди. Но может быть, это было простым совпадением. Я убеждал ее, что маленькая грудь выглядит более стильно. Как-то она возвращается с проб и говорит: «Угадай, какая у меня новость! Мои новые сиськи добыли для меня роль». Может быть, все дело в этом. Месяц спустя она уже жила с режиссером.
— Дело скорее всего в этом, — проговорила Дебби. — Я сама подумываю о том, чтобы сделать подтяжку.
— Чего ради?
— Ради самоутверждения, а то зачем же еще?
— Джил получила роль стюардессы-наркоманки. Она колется в туалете и проливает кофе на пассажиров. Другую стюардессу играла настоящая звезда, не могу вспомнить ее имя.
— А ты чем занимался в это время?
— Страховками, ни в чем другом я не смыслил. Рассматривал иски. В основном это были пожары и оползни.
— А телесные повреждения?
— Изредка.
— Ты мог распознать, если они были сфабрикованы?
— Только если клиент начинал нервничать и предлагал мне войти в долю.
— И ты соглашался?
— Если сочувствовал парню.
— Значит, — констатировала Дебби, — сочувствие сказывалось на твоем заключении! Даже если ты помогал этому парню сжульничать.
— Можно взглянуть на это не как на взятку, а как на чаевые, — заметил Терри. — Клиент выигрывает процесс и готов отблагодарить. Это все равно как если выигрываешь в блек-джек. Ведь даешь же ты деньги банкомету, хотя бы он ничем тебе и не помог.
— Кажется, это называется область неопределенности, — бросила Дебби.
— Именно. Я как-то обратился к Фрэну по поводу одной такой ситуации. Он даже не стал ее обсуждать. Понимаешь, что я хочу сказать? Фрэн не любит риска.
— Фрэн сам и есть область неопределенности, — сказала Дебби. — Если только повреждение не стопроцентно доказанное, лучше ему не говорить. И он сам не станет спрашивать. Значит, он знал, что ты не учишься ни в какой семинарии?
— Не знала только мать.
— Но он считает тебя священником!
— Это из-за дяди Тибора. Дядя сказал матери, что я рукоположен.
— Он соврал ради тебя?
— Все было не так просто…
— Подожди. Сначала ты вернулся из Лос-Анджелеса…
— Это был безрадостный этап моей жизни, — признался Терри. — Я снова взялся помогать отцу. Я пил тогда… больше, чем обычно. У меня не было денег. Не было цели. Как-то вечером я сидел в «Лили» и слушал джаз — кажется, это были «Зомби Серверс», когда туда вошли братья Пиджонни.
— Твои закадычные друзья.
— Не скажу, чтобы мы так уж дружили. Вместе играли в школьной футбольной команде. Иногда даже дрались — они донимали Фрэна из-за его имени.
— В ресторане мне пришло в голову, что это имя должен был носить ты, — ввернула Дебби. — Я говорила, что ты мне напоминаешь святого Франциска?
— Ты хочешь сказать, что представляешь его таким, как я? Если бы меня назвали Фрэнсисом, я бы уже умер или стал инвалидом, потому что драться пришлось бы постоянно. Знаешь, что самое плохое в кулачном бою? Очень долго потом заживают руки.
— Значит, покончив с сигаретным бизнесом, ты уехал в Руанду с тридцатью тысячами или более того, — подвела итог Дебби.
— Ты хочешь знать, остались ли у меня эти деньги?
— В основном это интересовало Джонни. Я бы не хотела задолжать ему даже десять штук, не имея чем расплатиться.
— Я поговорю с Джонни. Не стоит тебе беспокоиться.
Она усомнилась про себя, что это будет так легко, и решила пойти дальше.
— Вернемся к дяде Тибору. Он сказал твоей матери, что ты стал священником…
— Знаешь, зачем я поехал туда? Не только потому, что никому в голову не пришло бы искать меня там. Я был очень привязан к Тибору. Я знал его с детства, он подолгу жил у нас. Мне хотелось чем-нибудь ему помочь: покрасить дом, подстричь газон, сделать что-то приятное. Но когда я приехал, он сказал: «Мне не нужен маляр. Или ты будешь служить мессу, или ты мне здесь ни к чему».
— Твоя мать сказала ему, что ты учился в семинарии, — догадалась Дебби.
— Да, и я не стал его разуверять. Ведь я с детства хорошо был знаком с литургией.
— Хотя и не силен в теологии.
— Какой от нее прок? Большинство людей там говорит только на киньяруанда, и очень мало кто немного знает французский. Тибор готов был немедленно рукоположить меня. У этого восьмидесятилетнего старика было больное сердце, он перенес несколько инфарктов и предчувствовал, что ему недолго осталось. Он сказал, что поговорит со знакомым епископом, чтобы меня посвятили в духовный сан. Я подумал, даже если епископ и произнесет надо мной положенные слова, это все же не сделает меня настоящим священником. Если я сам не пожелаю им стать. Ты понимаешь? Это будет только для проформы. Хотя все и станут считать меня священником.
