Они решили действовать параллельно: Миша будет вместе с Оксаной работать с милицией, а Андрей контактировать с бандитами.
— Странная публика, — покачал головой Зуля, вспоминая Глеба Николаевича и Якова Нестеровича.
— В смысле? — Андрей поставил на газ чайник. Основные моменты были ясны, и теперь пришло время обменяться субъективными впечатлениями.
— Ты понимаешь, — Миша с трудом облекал возникшее у него дискомфортное ощущение в слова, — какие-то они бутафорские. Когда сталкиваешься с профессионалом, то он обычно производит впечатление именно профессионала: говорит нечто специфическое, дает неожиданный ценный совет… Словом, производит впечатление. А эти… Такой опрос можно провести, посмотрев пару детективов Рижской киностудии.
— Ну, — усмехнулся Андрей, — возможно, наши кинематографисты поднялись на высочайший уровень профессионализма. А может, следователи научились работать так, что тебе не приходится напрягать мозги и учить новые термины. Сервис, а ты не ценишь!
— Сервис будет, когда они найдут Леху. — Зуля не принял излишне оптимистичный тон друга.
— Слушай, — вдруг посерьезнел Цилиндр, — так ты к чему это сказал? Про бутафорию?
— Да не знаю. Просто выходит на площадку какой-нибудь О’Нил, хватает мячик своими оглоблями, и ты понимаешь: вот этот может играть, забивать, выигрывать. А выбегает доходяга Вася Палкин из керченского ДЮШОРа, ростом полтора метра и ноги, как ятаганы…
— Стало быть, не произвели они впечатления? — скорее подытожил, чем спросил Андрей.
— Даты понимаешь… Странно как-то. — Зуля задумчиво потер переносицу. — Когда смотришь совковый боевик вроде «Семнадцати мгновений…», все время подмечаешь: а, вот неточность, ап, опять глупость. Так же и с этими…
Андрей поднял указательный палец, прося собеседника на секунду прерваться.
— Может, выпьем?
Зуля махнул рукой и полез в холодильник.
— Понимаешь, взять даже эту их конспирацию. Ну, оказались мы настоящими потерпевшими — хорошо. А окажись мы теми же бандитами, решившими проверить, куда это зачастили наши жертвы? И что?
Миша замер на секунду, демонстрируя гостю бутылку коньяка, торжественно-вопросительно глядя на друга. Тот кивнул.
— Ну, судя по всему, телефон-то они ваш уже успели узнать…
— Ах, какая доблесть! Да не нужно быть для этого суперменом: звонишь себе на АТС, те идут по шнуру… И все.
Цилиндр пожал плечами. Пожалуй, пока это было единственным достижением оперов. Миша разлил коньяк и снова нырнул в холодильник, чтобы выудить оттуда кусок ветчины, сыр и пучок лука.
— И что с того, что они узнали, откуда звонок? Мы-то ничего не совершили, с нас взятки гладки. А вот с их стороны довольно глупо звать всех подряд в секретный штаб. Будь я бандюком, я бы попросил товарища пожить пару дней на даче, его бы поискали-поискали, а он объявился бы потом сам: был в запое, ничего не помню! С меня какой спрос? А явка их засвечена. Так я говорю?
— Что-то ты много говоришь, — усмехнулся Цилиндр.
Зуля и впрямь говорил необычно для себя много и быстро. Колоссальное напряжение последних часов выплескивалось из него этим эмоциональным монологом.
— Надо же когда-нибудь начинать! — отпарировал он, поднимая свою рюмку.
Мужчины выпили. Андрей залпом, Миша тремя небольшими глотками, прищелкивая языком.
— В общем, — Цилиндр взял с блюдца ломтик ветчины, — я так понимаю, что надежда только на Анвара…
Лицо Зули снова посерело.
— Пожалуй, что так.
Он налил еще по рюмке. Друзья снова выпили.
— А что, — Зуля вытер большим пальцем янтарную каплю с губы, — с Анваром-то это реально?
— Знаешь, в любом случае, — Цилиндр крутанул в воздухе пальцами, словно ввинчивая невидимую лампочку, — это более реальный выход, чем менты. Он, по крайней мере, знает, как связаться с этим Мамаем. И главное, что Мамай будет с ним разговаривать. А что законники? Они ему скажут строго: «Отпусти заложника!» — а он плюнет им на кеды и спросит: «Какого такого заложника?»
— Если станет известно, что менты сели им на хвост, они тогда концы в воду…
Миша снова налил.
— Слушай, может, попытаемся сами… — Андрей прекрасно понимал, что говорит глупость, но жажда действия требовала какого-то утоления. По крайней мере, того, чтобы друг возразил на это предложение. — Отловим этого Гену и предложим Мамаю меняться…
— Да нет… — Миша покачал головой. — Нужно ждать. И потом, даже если мы выловим этого козла, что мы с ним будем делать? Привяжем к батарее к будем пинать ногами, пока соседи не вызовут ту же доблестную милицию? Да и не станут его ни на кого менять. Для бандитов Гена — совершенно лишний рот.
Они снова выпили и какое-то время сидели молча, сосредоточенно зажевывая коньяк.
— Слушай, — нарушил молчание Андрей, — но мне интересно, как менты-то собираются искать его? Если эти гады позвонят Ксюхе или кому-то из кафе — тогда будет обычная игра в кошки-мышки. Но если они его просто пытают на какой-нибудь даче?
— Зачем? — недоверчиво нахмурил брови Зуля. — Зачем его пытают?
— Зачем! — Цилиндр буквально подскочил на стуле, поражаясь наивности товарища. — А зачем его вообще увезли? Наверное, не для того, чтобы катать по Золотому кольцу на автобусе!
— Нет, ну а действительно, зачем? — Зуля сделал упреждающий жест, пресекая попытку друга обрушиться на его голову с потоком фактов, междометий и эпитетов, характеризующих Мишино умственное развитие. — Им нужны его акции? Так?
— Ну! — Андрей еще не понял, куда клонит Зуля.
— Технически им нужна его подпись, заверенная нотариусом. — Миша снова заговорил в свойственной для себя манере: не спеша, негромко, размеренно.
Андрей слушал, откинувшись на спинку стула.
— Привезти своего нотариуса на какую-нибудь дачу, чтобы заверить подписи, — не проблема, согласен?
Андрей жестом показал, что не возражает.
— Проблема в том, что если, скажем, они убивают его без подписи, то начнется следствие, то да се, а права на акции они все-таки не получают. Это им неинтересно. Или малоинтересно. Если хотят подделать подпись, то есть два варианта развития событий. Они убирают Леху, но тогда опять-таки следствие, подписи наверняка попадут на экспертизу, а дальше — туман. Второе. Они подделывают подпись, оформляют документы и выпускают Леху. И что? Опять экспертиза, и — плакали Генины дружки. Да, они могут вытрясти подпись, но если после этого они его опять же убьют, то обстоятельства получения подписи будут выглядеть, мягко говоря, странно. То же самое, если Леха объявится со следами побоев или изразцами от утюга.
Андрей слушал с удовольствием. Непогрешимая цепочка, которую искусно плел Зуля, вселяла оптимизм. Он уже почти не сомневался, что с Лехой будет все нормально. Легко рассуждать, глядя со стороны, как кто-то борется с волнами или карабкается, сдирая кожу с ладоней, по отвесной скале.
— Нет, — Зуля даже встал, увлеченный собственной речью, — им нельзя его трогать и тем более убивать. Они, скорее всего, постараются задавить его психологически.
