Заслышав звук поворачивавшегося в замке ключа, я затаилась, сжавшись под одеялом в комок, а Орёл моментально проснулся. Он встал и пошёл в прихожую, а я лежала и слушала. Темноту немного отогнал включенный им там свет, а тишину решительно прогнала вернувшаяся домой хозяйка.
— Ну как? — спросил Орёл.
— Всё в лучшем виде, — ответила Лана. — Непростое было дельце, но ничего, мне это не впервой.
— Ты молодец, — сказал Орёл. В его тоне слышалась улыбка. — После такого дела можно устроить себе небольшой отпуск.
— Пожалуй, я так и сделаю, — сказала Лана. — Возьми-ка мою сумку и поставь вон туда.
Пока Орёл ставил увесистую дорожную сумку, она разувалась. Повесив на вешалку плащ, она спросила:
— А у тебя тут как?
— Всё в порядке, — ответил Орёл кратко.
Помолчав секунду, Лана спросила:
— Как она?
Она имела в виду меня, догадалась я. Орёл ответил тихо:
— Переживает. Пришлось из петли вытаскивать.
— Что?!
Лана бросилась в гостиную, но Орёл остановил её на пороге:
— Да тихо ты, она спит…
Я высунула нос из-под одеяла и подала голос:
— Я не сплю.
Услышав это, Лана в три шага оказалась возле меня.
— Дурочка, зачем ты так? — прошептала она, склоняясь надо мной. — Ох, Лида, Лида… Ну зачем же так? Вешаться из-за этого урода! Как ты до такого додумалась? Ведь он мизинчика твоего не стоит.
— Каким бы ни был он уродом, я не имела права отнимать у него жизнь, — проговорила я сквозь зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать. — И то, как мы избавились от тела, тоже неправильно… Так нельзя. Без нормальных похорон, без отпевания… Это не по-человечески… Ведь у него же, наверно, родители… Уж лучше бы я во всём призналась…
Едкие, как уксус, слёзы душили меня, а я пыталась их удержать в себе. Лана гладила меня по волосам.
— Ш-ш… Тихо, тихо. Лидочка, ты или святая, или совсем глупенькая. Он тебя чуть не изнасиловал, а ты печёшься о его душе. Ну-ну. — Лана усмехнулась. — Наверно, ещё и в справедливость веришь? Прости, но я вынуждена снять с тебя розовые очки. Малыш, если бы ты знала, кто у него папочка, ты бы так не жаждала правосудия. Его папа из тех, кого называют крупной рыбой… Он и следствие может купить, и судью. За своего сыночка он засадит тебя ох как надолго! Слава Богу, если он ограничится лишь этим, а может на этом и не остановиться. В его власти сделать так, что ты и месяца на зоне не проживёшь — прирежут где-нибудь в тёмном углу, и концов не сыскать.
Я содрогнулась.
— Зачем вы меня запугиваете?..
— Я тебя не запугиваю, я просто открываю тебе глаза. Будем надеяться, что никто не знает, куда Рудольф пошёл, перед тем как исчезнуть.
— Он звонил сюда, — сказала я. — Значит, на нас выйдут.
— То, что он сюда звонил, ещё ни о чём не говорит. Его здесь не было, мы ничего не знаем, и всё.
14. Человек в темноте
— Ну, всё, золотце, иди.
Я вышла из машины Орла и захлопнула дверцу. Железная дверь подъезда была открыта настежь, на лестничной клетке царил мрак: опять перегорели лампочки, а может, какой-то запасливый человек выкрутил. Прямоугольник дверного проёма зловеще чернел, пустой тёмный двор казался незнакомым и жутким, будто я вовсе и не к себе домой приехала, а совсем в другое место, где меня никто не ждёт. Как будто мы с Орлом каким-то образом попали в параллельный мир, где всё вроде бы так же, и одновременно не совсем так. Признаться, я не была уверена, окажется ли на прежнем месте моя квартира и будет ли она действительно моей.
— Ну, что? — спросил голос Орла возле моего уха.
— Страшновато чего-то, — ответила я шёпотом, поёживаясь от холода и жутких мурашек. — Темно…
— Покажи мне твоё окно, — попросил Орёл.
Я показала.
— Вон, на втором этаже… Это кухня, а рядом — комната. А зачем вам?
Чиркнула зажигалка, пламя осветило лицо Орла, кончик сигареты зажёгся оранжевым.
— Как зайдёшь в квартиру, сразу включишь свет на кухне и подойдёшь к окну. Это будет означать, что всё в порядке. Если через три минуты этого не произойдёт, я приму меры.
Я сглотнула шершавый ком.
— К…какие меры?
— По твоему спасению, — усмехнулся Орёл. — Давай, иди. Не трусь, я на стрёме.
— Ладно… Попробую.
Я двинулась к двери. Чёрная пасть подъезда поглотила меня, первая ступенька коварно подвернулась мне под ноги там, где я её совсем не ожидала встретить, и я замахала рукой в поисках перил. Они оказались там, где и должны были находиться, и это спасло меня от падения. Скользя по ним рукой для страховки, я продолжила моё восхождение в темноте, ежесекундно обмирая. Площадка, окно и… тёмный мужской силуэт с сигаретой! Я замерла на месте, сердце ледышкой повисло в груди. А тёмная фигура вдруг сделала шаг мне навстречу, то ли стараясь разглядеть меня, то ли с другой, ужасной целью… Даже не крикнув — горло парализовал ужас — я рванула прочь из подъезда огромными прыжками. Выскочив навстречу слепящему свету фар, я заметалась в поисках спасительной фигуры Орла, но его нигде не было. А не было его, потому что он уже припёр незнакомца к стенке рядом с дверью подъезда и познакомил его подбородок с дулом своего пистолета.
— Ты кто такой? — сурово спросил он.
На это незнакомец, щурясь от света фар, пробормотал, заикаясь:
— Я… Я Ми-ми-миша…
— Чего тебе тут надо? — задал Орёл второй, не менее суровый вопрос.
— Я… Я ту-ту-тут живу, — последовал еле слышный ответ.
Я бросилась к ним.
— Не надо, всё нормально! Я его знаю, это мой сосед. Просто в темноте не разглядела.
Орёл отпустил Мишу и спрятал пистолет.
— Ладно, сосед… Живи пока. — И кивнул мне: — Иди.
Я уже спокойно вошла в тёмный подъезд, Миша ошарашенно поднимался следом за мной. Пока мы поднимались, между нами произошёл следующий диалог:
— Какого хрена ты там делал в темноте?
— Курил…
— В темноте?
— Так лампочка не горит…
— А вкрутить не судьба?
— У меня нету…
— "Нету"! А то, что люди могут испугаться, тебе по барабану?
— Испугаться? Кого? Меня, что ли?
— Ну, а кого же ещё?
— До тебя два человека прошли — и ничего… Никто не испугался. Это только ты какая-то шуганная. И что это был за лысый перец с пушкой?
— Мой знакомый.
— Ни хрена себе у тебя знакомые! Такой прихлопнет и не задумается… Ты уверена, что с ним можно дружить?
— Я с ним и не дружу.
— А&$енно…
Уже на нашей площадке Миша спросил:
— У тебя точно всё нормально?
Я вставила ключ в замочную скважину. Было ли у меня всё нормально? Ну, если не считать, что меня два раза чуть не изнасиловали, три дня изводили звонками, а потом я ударила Рудольфа бутылкой, а он взял да и умер — да, если не считать всего этого, то у меня всё было просто отлично.
— Всё путём, Миша. Спокойной ночи.
— И тебе.
И каждый из нас закрыл свою дверь.
Сначала я включила свет в прихожей, разулась, всунула ноги в заждавшиеся меня и успевшие соскучиться тапочки и повесила куртку на вешалку. Потом прошла на кухню, включила там свет и подошла к окну. Наверно, Орёл уже уехал, и делать это было уже не обязательно, подумала я с какой-то странной тоской и стеснением в груди.
Фары были ещё там. И оранжевый огонёк сигареты. Он описал дугу, вспыхнул ярче, потускнел, упал на землю. Потом хлопнула дверца, и фары уехали. Я вздохнула.
15. Покаяние
Всё было по-прежнему. Вселенная всё так же расширялась, планета Земля продолжала лететь по своей орбите, электричество бежало по проводам и заставляло телевизор показывать мне всякую ерунду и новости. С самого утра лил, не переставая, дождь, и город размок, но продолжал жить. По лужам колесили автобусы, в которых люди куда-то ехали, по тротуарам плыли мокрые зонты, во дворах зябли мокрые собаки. Всё было, как обычно, только с лица этой вращающейся планеты исчез человек — может быть, никчёмный и никому не нужный, но всё-таки человек. Тело его покоилось под слоем глинистой, а может быть, песчаной почвы, и его ели черви, а душа зависла между небом и землёй, и для её упокоения не было прочтено ни одной молитвы.
