— Разрешите?
Тучный, молодой еще майор внимательно выслушал Семакина, вызвал капитана и заставил инспектора повторить сказанное, после чего загудел внушительно:
— Надо бы, Николай Федорович, помочь товарищу, надо. Думай давай!
— Я думаю, — ответил капитан. — Пока сказать что-нибудь трудно. Четыре года прошло, как Ряха этот умер. Попробуй теперь найди кого! Здесь ведь как вопрос стоит: близкое окружение искать. Из его компании, из Ряхиной. А у нас эти компании подолгу не держатся — растаскиваем потихоньку. Мы-то оба, — он кивнул на зама, — люди новые, что тут до нас было — темный лес.
— Однобоко ты, Николай Федорович, на эти вещи смотришь, — постукивая карандашом по столу, бросил майор. У начальника оперчасти дернулось веко. — Зачем нам обязательно шайку в лагере искать? Он ведь и работать мог, этот Трушников. А если он работал, в коллективе был, это уже проще. Надо узнать, в каком отряде он числился. С начальником или с мастером поговорить. Пошли своих ребят в канцелярию. Или сам сходи.
Капитан вернулся минут через пятнадцать.
— Отряд Горобца, мастер Онорин, товарищ майор!
— Горобец у нас в отпуске теперь. Надо за Онориным послать.
— На лесосеке ведь он, работает, поди, — буркнул начальник оперчасти.
— Вызвать! Время не ждет! Товарищ вон — семь верст до нас киселя хлебал, и обратно хлебать надо, а мы из-за пары километров фыркать будем? Не годится так, Николай Федорович, нет, не годится…
Когда капитан вышел, майор сказал:
— Да! Об Онорине еще. Он из бывших заключенных, лет десять назад отбыл срок и остался по вольному найму. Семью выписал, живет. Работяга отличный, и осужденные его слушаются — в этом смысле претензий к нему нет. Только зашибает иногда. — Майор щелкнул себя по кадыку. — Но мы уж так здорово с ним не строжимся, такого работягу поискать надо! Это вам повезло, что Трушников за ним числился: он их всех колет, как орехи, старых-то урок. Слова, видать, знает!
Мастер Онорин оказался крепко сбитым мужиком. Вошел вразвалочку:
— Че? Негодно человека с работы срывать, непорядок это. Да запарка с планом такая, забодай его лешак! Ну, слушаю, начальники, что говорить будете?
Майор кивнул Семакину.
— Вот какое дело, — начал капитан. — Вы, Константин… э-э…
— Да ладно тебе! Зови дядя Костя, да и все тут! — хрипанул Онорин.
— Так вот: вы, дядя Костя, не знали такого Трушникова Геннадия Фролыча?
— Кого? Если про Генку покойного, — про него, точно? — знал, как же! Паханом был, крепкий ворюга. А что вы про него хотели?
Рассказ Онорина
— Расскажу, что вспомню. Я сам только-только освободился, когда он пришел. Ну, я их, старых паханов, нюхом чую — навидался! А я мастером на лесоповале устроился, потому как некуда ехать было — ни дома, ни родни. Переписывался в заключении тоже с одной горемыкой — мужик ее бросил, двое ребят. Написал я ей после освобождения: езжай-ко давай сюда! Чем у чужих людей по углам жаться. Вдвоем все спокойнее будет! Приехала, вот живем теперь. Сына мне родила… Ну, стал я тут работать. А этот Трушников — ни в какую на работу не ходит! Поговорил с ним раз, другой. Работать, — говорю, — давай, Генко, иди — чего тебе в зоне одному сидеть, когда на работе все? Там хоть на людях, глядишь. А то, что в законе, это ты брось, не те сейчас времена, сам видишь. Я когда в заключение попал, они, законники-то, толпами днем по лагерю шныряли, а теперь, как погляжу, один ты бродишь, слоны слоняешь. Работай-ко давай! Деньгу зашибешь! Он засмеялся: «Да ну тебя, Костя, к… Рассмешил, ей-богу. Деньги! Если и стану ходить — только компании ради. Деньга меня на воле ждет». Я уж не стал пытать, что за деньга его ждет. Дурит мужик, думаю. У нас есть такие, с приветом! Только и думают, как бы на воле миллион с неба свалился, нет чтобы о жизни подумать. Ну, такие почти сразу обратно приходят. Ладно. Генко стал со всеми на лесосеку ходить. Правда, больше у костра сидел, да и то дело: чайку, глядишь, вскипятит, огонек поддержит, сучьев натащит. А то крикну: Фролыч, пахан, иди помоги немножко! Топочет. Как он сразу сверзился? Все было нормально, вдруг увезли в больницу, и нет его. Я то время помню хорошо: один помер, другой пальцы на циркулярке обрезал. У нас бывает одно за другим, успевай отмахиваться. Ну и вот, помер ваш… наш, вернее, Генко. Таких, как он, не сыскать уж, наверно. Сейчас-то больше по глупости да по пьянке попадают, а раньше — о-о!! — знает он свое воровское дело — и баста! Всю жизнь ворует. Насчет того, с кем Генко водил компанию, не скажу, я с ним в бараке не жил, у костра с ним редко сиживал, черт его знает! Надо бы вам ребят из его бригады поспрошать, да я не припомню толком никого. Вроде не очень серьезный народ был. Все теперь разошлись, нет ребят с той бригады. Вот бригадир у них — дюже ладный был мужик! Фамилия чудная какая-то. Не вспомню! Из Днепропетровска. Позапрошлый год освободился. За него я спокойный — уехал, к себе на Украину, как собирался, теперь и не вспоминает, поди, ни зону, ни дядю Костю. Я этот народишко тоже не больно вспоминаю, а его не забыл.
— Может, вспомните фамилию? — перебил его Семакин.
— Нет, не вспомню, пожалуй. Да погоди! Я могу домой сбегать, у меня за каждый год книжки, с полным составом бригад, с выработкой — все дома лежит. Только, может, вечером? А то заговорился я с вами, а они там без меня покуривают, поди!
— Я убедительно попросил бы вас принести эти книжки безотлагательно, — тихо сказал инспектор.
Онорин внимательно взглянул на него, вдруг засуетился, затоптался, надел старую шляпу.
— Я сейчас! Быстро!
Прибежал, запыхавшись, обратно с замусоленным блокнотиком, тыкал черным ногтем:
— Вот! Ко-тыр-ло! Котырло. А звать Юра, я помню. Вы, если хотите с ним перетолковать, дуйте прямо в Днепропетровск. Он там, я знаю, никуда больше поехать не должен.
— Спасибо, дядя Костя, — сказал Семакин и обратился к майору: — Можно от вас разговор заказать?
Прямо из кабинета инспектор позвонил жене. Возбужденно закричал в трубку, уловив сквозь треск слабые токи ее голоса:
— Люська? Это ты, Люсь? Это ты, спрашиваю? Здравствуй. А это я, Михаил. Да муж твой! Поняла теперь? Ну, хорошо. Слушай, Люсь, немедленно мне вышли сто рублей. Плохо слышно, что ли? А тут вроде ничего. Сто рублей, говорю, вышли! На дорогу. Да никто меня не обворовал, с ума сошла. Надо на Украину скататься, в одно местечко. Зачем, зачем… Надо, если говорю! Да я знаю, а что делать, если надо? Ничего с этими деньгами не станет, приеду — получу. Конечно, оплатят, куда они денутся! Не на курорт еду, сама понимаешь. Нет! Только телеграфом. И срочно. Слушай адрес…
В управлении внутренних дел Семакину сразу выдали адрес Котырло Юрия Кузьмича, 36 лет. На всякий случай капитан решил подстраховаться. Сначала узнал и набрал номер телефона инспектора профилактики отдела милиции, на территории которого жил Котырло.
— Как же, знаем такого, — ответили, — на учете состоял, сняли мы его, правда. А что, не надо было?
— Вопрос серьезный, — сказал Семакин, — только я вряд ли на него отвечу. А вот на вашем месте ответил бы сразу. Так что вы уж себя спросите.
— Что вы лично хотите?
— У меня два вопроса. — Капитан вдруг почему-то заволновался, перешел на полушепот. — Первый: значит, как он вообще? Второй: работает где? Адрес предприятия, если возможно.
— Мужик неплохой вроде, черт его батьку знает. На меня лично он хорошее впечатление производит. Я его сам и с учета снимал, и на работу звонил, чтобы приняли, когда он освободился. Ему за то срок давали, что он парня возле кинотеатра избил, когда тот к жене его стал приставать. А пока он сидел, жена к другому ушла. Сильно переживал сначала, а теперь полгода уже, как снова женился, у его матери живут. Работает шофером в автобусном, а жена — продавцом в «Гастрономе», в бакалейном отделе. Она в положении у него, но не в декрете, я позавчера в магазин заходил, видел, работает еще. Если хотите ее увидать, я скажу, как к магазину проехать.
— Нет, пожалуй. Не хочу беспокоить. Лучше скажите, как их дом найти.
На звонок инспектора дверь открыла щуплая старушка, подслепо моргающая, седая.
— Вам кого?
— Мне бы гражданина Котырло, здесь живет, кажется?
Старушка прошла в конец коридора, приоткрыла дверь, крикнула:
— Юра! Вставай! К тебе!
В ответ послышалось:
— Бу-бу-бу… не могла сказать… бу-бу… ишачу… поспать не дадут…
Из комнаты выскочил лохматый детина, вытолкал мать из коридора, подошел к двери:
— Я Котырло. По какому вопросу?
Семакин предъявил удостоверение. Тот внимательно просмотрел, отдал.
Они прошли в комнату. Котырло сгреб с дивана одеяло с подушкой.
— Садитесь! Чем буду полезен? Вопрос попутно — корзинку собирать или нет? А то я матери скажу, она живо.
