вишневый сад требовал хозяина, а его не находилось после смерти бабушки и дядюшки. Наконец, он решился на финальное действие: снял стекло, подложил в правом углу пейзажной картины дядюшки катонную миниатюру Соляного Амбара с тревожной яркой луной, и закрыл снова картину в рамке стеклом. «Пусть луна сторожит дом и будоражит мои мысли независимого исследователя издалека, в моих путешествиях по миру, приближает от ускользающей истины Ключа Соляного Амбара».
6. Начало конца света, осень 1991
А потом был августовский путч 1991 года… И почему-то сразу после него объявился Серёга Жагин, передавший с дикими извинениями за задержку материалов, взятых у Александра в Можайске…
– Ты же видишь, что творится… Мир на глазах рушится… Ещё не совсем пал, но треснули его несущие конструкции?..
– Что ты, Серж, имеешь в виду?..
– А то, что своим указом предатель Горби партию аннулировал… И то, что КГБ эту провокацию, контрреволюцию организовал, расшатав устои на окраинах, в той же Прибалтике… Они уже отделились, практически, от СССР, Литва первой …
– Вот я в Литву и лечу на днях, в Палангу на международную конференцию, что институт физики полупроводников Литовской академии проводит…
Он уже не врубался в детали, только посоветовал:
– Озирайся по сторонам, чтобы не шлёпнули партизаны из-за угла…
– Почему шлёпнуть должны, тем более из-за угла?
– Они за гибель своих в январе у телецентра на русских все окрысились… Слышат русскую речь, и реагируют остро и быстро…
– Но пока официальные языки конференции – английский и русский – их не отменяли… Мою просьбу помнишь – о материалах допроса Пильняка?..
– Конечно, возможно, теперь всё будет проще с новым руководством спецслужб… Между прочим, я с редакционным удостоверением зав. отделом фотоиллюстраций много чего наснимал во время путча… Если понравятся снимки новому руководства Кремля, могут наградить…
– Ты, что в защитники Белого Дома заделался?..
– Нет, я просто выполнял работу фотокорреспондента, за которую могут расстрелять в худшем случае, и наградить в лучшем случае, если это будет выгодно и интересно победившей стороне… – Серж задумался, почесал репу и как-то горько признался. – Мне кажется, последний роман Пильняка после августовского путча потерял актуальность… Революционеры 1905-го и 1917-го года какие-то у нашего земляка деревянные, не живые, со стёртыми лицами… Несколько раз перечитывал подряд и нашего Можайска в Камынске не узнавал… Какие у нас в Можайске Подол, Откос, жилой Кремль, где живут богатеи, наконец, где знаменитый публичный дом, где теряли невинность многие гимназисты… Да и мужской и женской гимназии, где помимо французского изучали ещё греческий язык и латынь, никогда в Можайске не было… А раскол эпох и конец света в 1917-м хорошо показан земляком – это меня пробило… При пустых полках в московских продовольственных магазинах, при отпуске товаров по талонам, при дикой раскручиваемой инфляции – что ещё будет, страшно, аж жуть…
– Вот я и решил взять с собой в Палангу томик Пильняка с его «Соляным амбаром», тоже перечитаю с конца света…
– От идеи организации фонда в Можайске в свете текущих событий значительной паршивости ещё не отказался?..
– Нет, Серж, но немного сдвинем это мероприятие… Просто я не мог предположить, что прогнозируемые события контрреволюции и распада Страны Советов начнутся так быстро… И это отчасти смущает и взывает к коррекции жизненных планов… Но я всегда буду знать, что ты будешь движителем проекта с фондом и подвижками по Пильняку…
– И без нас будет много любителей в том же Можайске и музей репрессий, тот же «дом Пильняка» устроить, и попытаться от романа «Соляной амбар» ниточку к картине Ивана Лаврентьевича Горохова протянуть…
– Но Ключ Соляного Амбара никто не найдёт, как ни будут расшибать лбы апологеты Пильняка и Горохова… Никто даже проблему поиска Ключа Соляного Амбара не обозначит, ни формулировка загадки Ключа, ни решение разгадки никому не под силу…
– Ты говоришь с такой уверенностью, что тебе уже что-то заметалось в пользу банкомёта, как в удачной карточной игре…
– Серёг, был один добрый светлый знак, но это только предчувствие нахождения Ключа, до решения задачи в полном объёме, чтобы этим Ключом Соляного Амбара открыть многие тайны революций и контрреволюций, и судеб революционеров и контрреволюционеров – ещё работать и работать…
– Хоть намекни, в каком направлении пахать, старый?
– Почитай внимательно «Повесть непогашенной луны» и соотнеси это с апокалипсическими «Голым годом», «При дверях», с главой «Амбара»: «Война – естественное мужское состояние», и просветишься, и получишь импульс энергетики заблуждения и открытия… Снимать даже будешь по-особому…
– Спасибо за совет… Я рад за тебя, если у тебя что-то заметалось в пользу банкомёта, я тоже верю в добрые и зловещие знаки наяву и во сне – светлой и тёмной мистики…
Уже в аэропорте перед рейсом на Палангу Александр стал листать страницы «Соляного амбара», так или иначе связанные с «началом конца света» 1914-го и «форменным концом света» по отцу и сыну Криворотовым, через события февральской революции 1917-го.
И вдруг задал себе элементарный вопрос, чтобы листать страницы начальных глав «Соляного амбара»: почему немцы по происхождению Вогау, в романе носят чисто русские имена: врача Криворотова Ивана Ивановича и сына Криворотова Андрея Ивановича, школяра земской школы и будущего гимназиста?
И с удовлетворение ещё раз отметил свою раннюю и потому уже забытую прозорливость: «У отца и сына Криворотовых «кривой рот», какой может быть только у обрусевших немцев Вогау».
Ведь роман давал подсказку уже на девятой странице через случай в Камынске, давший его жителям чудный провинциальный анекдот о докторе Криворотове, любившем явно не русский, а «немецкий порядок – Ordnung»:
«Сын уездного лекаря доктор Криворотов самым почтенным писателем считал Щедрина. Окончив Казанский университет и унаследовав от волжан любовь к пению, Иван Иванович, отказавшись от чиновничьей карьеры, пошёл работать в земство и сознательно ж – в уезд. Он чтил заветы Пироговских съездов… и любил порядок. В нормальные дни после операций в больнице, в час дня возвратившись домой, пообедав, до вечернего обхода в больнице Иван Иванович ложился почивать с очередной книгой «Русского богатства», «Вестника Европы», толстого журнала.
И каждый раз, когда в неурочный час приходили за доктором, прежде чем выслушать, кричал Иван Иванович на посетителя так, что даже рассказывали по этому поводу анекдот. Пришла будто бы в этакий неурочный час «баба» с кошелкой, молвила:
– Барин…
Доктор Криворотов, в одних чулках, с шалью на плече, с очками на лбу, махая книгой, – заорал на весь переулок:
– Прием от девяти до часа, сколько раз говорить!? На дверях ясно написано, – приём от девяти…
– Да, барин… – молвила
