Приборов было три. Спиридон Федорович по-хозяйски налил себе водки, покосился на Лыкова. Тот отрицательно мотнул головой: пока не хочу. Тут же дверь распахнулась, и вошел мужчина. Круглолицый, с торчащими усами, он удивительным образом напоминал моржа. Взгляд умный, оценивающий.
— Доброго дня, гості довгоочікувані! Ласкаво просимо!
Надзиратель представил его начальству:
— Аким Харитонович Дудка, владелец «Веников». И дружественный закону человек, скажем так. А это чиновник особых поручений Департамента полиции надворный советник Лыков.
— Алексей Николаевич, — назвался сыщик и протянул трактирщику руку.
— Дуже приємно. У вас, мабуть, справа важлива? Якщо з Петербургу приїхали.
Асланов повелительным жестом усадил всех за стол. Придвинулся к хозяину и начал рассказывать. Он говорил не спеша, четко выговаривая слова, так, чтобы собеседник лучше запомнил:
— Был такой Афонасопуло, Платон Иваныч. Служил оценщиком в Киевском частном коммерческом банке. Из благородных.
Дудка про себя повторил фамилию и кивнул — валяй дальше.
— Недавно его труп нашли застрявшим в пароходном колесе. А до этого несчастья успел господин Афонасопуло накатать кучу писем. Сначала полицмейстеру да губернатору; те молчок. Тогда он написал министру финансов Витте.
— Про що листи?
— Будто бы Меринг — знаешь такого? — крадет деньги из своего банка. И вкладывает в строительство. Оценщика заставляет завышать цену заклада, чтобы больше своровать. А стройка будто бы неудачная, кредиты не вернутся, все это мошенничество.
Трактирщик снова кивнул. Надзиратель продолжил:
— Меринг женат на дочери Витте. Не родной, приемной, но это тоже сильно. И министр послал сюда господина Лыкова разведать: правда ли здесь аферизм? Тот приехал, а писателя нашего в колесе нашли. Подозрительно.
— Ага. Що потрібно від мене?
— Я подумал на никольских. Афонасопуло был игрок, часто плавал на тот берег, дулся в карты в «Венеции»…
Дудка опять покачал головой, на этот раз осуждающе.
— …И подозреваю я в нападении Созонта Безшкурного.
— Чому його?
— Самый сильный. Простому подкалывателю мокрый грант[19] не по чину. А тут сложили благородного, и концы в воду. Смело.
— Так, схоже на Созонта. Все?
— Нет. Сегодня появилась еще одна ниточка. Оказывается, игрок не только зеленое поле любил, но и скаковое. Недавно сорвал куш, три тысячи.
— Великі гроші.
— О чем и речь. Жил он на Лабораторной, баба у него где-то на Рогнединской.
— Могли кукушкінські…
— Теперь все.
Дудка разлил водку по рюмкам (Лыков не стал возражать), поднял свою и сказал:
— Будьмо.
Все чокнулись и принялись закусывать. Алексей Николаевич отведал горячей ветчины — вкусно. Хозяин выставил все самое лучшее.
— Отже, я маю рознюхати двi речi: нiкольских i хто мiг приткнути благородного на горi. Так?
— Да, — впервые заговорил питерец. — Безшкурный к вам заходит?
— Дуже рідко. Обережний, намагається на правий берег не з’являтися…
— И как же вы разнюхаете?
«Морж» отставил рюмку и хитро сощурился:
— Не вперше. Созонт — птах важний. Але є маленькі пташки, прилітають і співають, дурненькі. Ось вони нам і потрібні.
— То есть? — спросил Лыков, хотя уже догадался, что имел в виду хозяин трактира.
— Сюда ходять грантовщики з лiвого берега. Не бояться, знають, що полiцiя куплена. Так вони думають, дурнi. Отже, у Нiкольской слободi чотири або п’ять зграй, може, i бiльше. Вiд Созонта люди нiчого не скажуть. Про своi справи всяк промовчить. А ось про iнших говорять охоче. У мене тут зразок клубу. Збираються чолов’яги i пересуджують. Усi новини сюди течуть. Якщо Безскурний узяв великий дуван, про це стане вiдимо. Хлопцi одне одному бовкне, а я й на вус намотаю.
Тут Асланов счел нужным перевести:
— Сюда ходят грантовщики с того берега. Не боятся, знают, что здесь полиция куплена. Так они думают, дураки. Вот. В Никольской слободе четыре или пять шаек, может, и больше. От Созонта люди ничего не скажут. О своих делах всякий промолчит. А вот об чужих говорят охотно. У него здесь навроде клуба. Сходятся людишки и судачат. Все новости сюда поступают. Ежели Безшкурный взял хороший дуван, об том станет известно. Люди друг дружке сболтнут, а он подслушает.
— Понятно.
На этом служебные разговоры закончились. Гости стали собираться. Надворный советник полез за бумажником, но Дудка с Аслановым лишь посмеялись.
Сыщики вышли на улицу через ту же заднюю калитку. Было уже совсем темно, вокруг ни одного фонаря. Надзиратель тихо свистнул. Подъехала пролетка, взяла седоков и тут же рванула. Спиридон Федорович, не дожидаясь расспросов, сам принялся рассказывать:
— Полезный человек, башка. В молодости был басаманщиком[20], потому для уголовных свой. Я взял его на скупке краденого. Пустяк дело: отобрали бы патент на торговлю спиртным, и штраф в придачу. Но Аким Харитоныч — мужик жадный, до денег охочий. Как это ему горилкой не торговать? Дохода не будет. И он согласился стать осведомителем.
— Сколько вы ему платите?
— Нисколько. Даже еще угощаюсь на его счет, как сегодня.
— И проходит?
— Так точно. Акиму не деньги нужны, а защита. И не от уголовных, а от пристава с околоточным, ха-ха-ха!
Смех у надзирателя был неприятный — так, наверное, веселятся волки в лесу. Но дело свое сыщик безусловно знал. Лыков все больше поражался: выдающийся специалист, давно он таких не видел.
— Доили они его?
— Да, у нас в Киеве без этого не обходится. Жалование в полиции сами слышали какое. Того же несчастного околоточного можно понять. Знаете, сколько у него бумаг в год проходит?
— Догадываюсь, — лаконично ответил питерец.
— Вы догадываетесь, а мы с полицмейстером подсчитали, когда готовили новые штаты для Госсовета. Восемь тысяч!
— Не может быть…
— Точно вам говорю. В среднем околоточный пропускает через себя в течение года восемь тысяч документов. По двадцать штук в день, считая выходные и неприсутственные дни. Запросы, отношения, жалобы, протоколы… Это же канцелярию надо иметь. А он един как перст.
— И как же справляются надзиратели?
— Заводят при себе письмоводителя. Иначе нельзя. Выгонят со службы.
— Но как оформить такого помощника? Должности же нет в штате.
— Никак не оформить. Надзиратели доплачивают из своего кармана.
— При жаловании в тридцать рублей? Еще и содержат письмоводителя?
— Ну, там не тридцать, с наградными выходит пятьдесят… Платят ему столько же, сколько получают сами. Откуда берутся средства, вы понимаете…
Лыков помолчал, обдумывая услышанное. Полицейский чин нанимает канцеляриста и содержит его на свой счет. Единственное, что ему остается, — это взять разницу с обывателя.
— А если без письмоводителя, тогда амба, — продолжил рассказ Асланов. — Начальство у нас такое: сдохни, но чтобы канцелярия была в порядке. Можешь жуликов вовсе не ловить, только на запросы вовремя отвечай. Вот наш брат околоточный и выкручивается. Владельцев лавок и трактирных заведений облагает данью. От таких поборов я и освободил Дудку. Уголовные решили, что тот ловкач и купил весь участок. Ходят к нему без опаски. Карты, домино, бабы — все он им поставляет…
Лыков сменил тему:
— Безшкурный — это кличка?
— Никак нет, фамилия. Владелец ее «иван», единственный в Дарнице. Другие мазы пожиже будут. Вот я и рассудил, что приткнуть благородного сподручнее всего именно ему. Но агентуры в Никольской слободе у меня нет. Да и ни у кого нет. Там народ дикий, узнают про такое — живьем зажарят. Поэтому мои надежды только на Акима. Ежели он не справится, догадка останется лишь догадкой…
— А если Афонасопуло приткнули другие грантовщики? С Кукушкиной дачи или с Демиевки?
— У меня на связи человек тридцать, — вполголоса стал рассказывать Асланов. — И в Демиевке есть барыга, и в Шулявке с Лукьяновкой. Содержательницы публичных домов, их коты, половые в уголовных трактирах. А еще воры.
— И воры?
— Куда ж без них? Иначе будешь слеп и глух, а я люблю знать все. Так что, Алексей Николаевич, подождем. Я удочки повсюду забросил, которая да клюнет.
— Кстати, Спиридон Федорович, надо бы отыскать ту вдову на Рогнединской улице. Помните?
— Я, ваше высокоблагородие, ничего не забываю. Рогнединская короткая, всего шесть домов. Найдем.
Пролетка между тем поднялась в гору, и лошади теперь трусили по Крещатику. Вот-вот погасят фонари, на улицы выйдут шлюхи и налетчики.
— Вас в номера?
— Нет, высадите возле хорошего кафе, хочу прогуляться. Последний на сегодня вопрос, Спиридон Федорович. Утром я познакомился со вторым надзирателем сыскного отделения, Красовским. Какого вы о нем мнения?