— Вам по меньшей мере пятьсот лет, но не больше шестисот пятидесяти. Вы любитель музыки, искусства, литературы, но недолюбливаете крикет. Вы были женаты несколько раз, и последней вашей женой была немка. Вы недавно прибыли в Лондон, вы читали журнал «Стрэнд» и посетили салон актрисы мисс Эпонины Чейст. Вы уже — скажем так — поужинали сегодня вечером. Кроме всего прочего, вы потеряли нечто очень для вас важное.
— Превосходно, мистер Холмс! Великолепно! Bravo!
Холмс усмехнулся.
— Но как вы догадались?
— Догадался! — пренебрежительно воскликнул Холмс. — Я никогда не догадываюсь.
— Конечно же нет. Я должен был знать это по вашей репутации. Однако все это не так уж важно, — сказал Паскалини. — Причина, по которой я к вам пришел…
— Не важно! — Холмс был еще больше раздосадован. Он решил не обращать внимания на невежливое поведение Паскалини и приступил к объяснениям, словно его, как обычно, попросили об этом, восхитившись необычайными методами дедукции.
— Возраст ваш легко определить по мозолям на указательном пальце. Они могли возникнуть только в результате применения обоюдоострого меча с треугольной головкой эфеса и гардой, которым вы владели во времена своего… формирования. Значит, это не могло быть позже четырнадцатого столетия. Вам также не может быть больше шестисот пятидесяти лет, потому что до Марка Поло в Италии вампиров не было, это известный факт. То, что вы любите музыку, я узнал по программке, торчащей из вашего правого кармана, — сегодня вечером вы были в опере. Любой итальянец эпохи Ренессанса должен любить искусство и архитектуру. К тому же все иностранцы недолюбливают английский крикет.
Холмс как бы равнодушно пожал плечами. Паскалини, должно быть, на этот раз проникся его рассуждениями, потому что сказал:
— А мое семейное положение?
— Дорогой мой, любой итальянский мужчина, проживший пять столетий, неизбежно должен был иметь несколько жен. И только жена-немка могла бы позволить вам выходить из дома в такой непритязательной одежде.
— Да как вы…
— Совершенно очевидно, что в Лондоне вы совсем недавно, потому что стоило бы вам походить по городу несколько дней, как к вам бы обязательно подошел уважающий себя портной и настоял на немедленной перемене сюртука. Кроме того, от вас пахнет особым видом духов, который в Лондоне употребляет только мисс Эпонина Чейст. Цвет вашего лица свидетельствует о том, что вы уже подкрепились сегодня.
— Скудный ужин, уверяю вас, мистер Холмс. Я стараюсь сбросить вес, видите ли.
— Это слова. — Холмс задумчиво втянул в себя дым из трубки, прежде чем продолжить. — Очевидно, вы любите читать, поскольку совершенно ясно, что обо мне вы узнали из рассказов доктора Уотсона, публиковавшихся в «Стрэнде»; особая разновидность типографской краски на большом пальце вашей левой руки подтверждает мои размышления.
Паскалини вытер палец о брюки.
— Дело в том, мистер Холмс, что я потерял нечто очень важное.
— Да, это ясно по тому состоянию возбуждения, в котором вы пытались проникнуть в мой дом. Сначала пробовали влететь в окно, затем спуститься по трубе, прямо в огонь.
— Да, да, только давайте приступим к делу, signore, — настойчиво сказал Паскалини сквозь свои сжатые клыки.
— Я в вашем распоряжении.
— Я не просто потерял нечто. У меня есть все основания предполагать, что его украли!
— В самом деле?
— И я не преувеличу, сэр, если скажу, что без этого предмета моя жизнь не стоит и вырванной страницы «Стрэнда».
— Да, это серьезно, — сказал Холмс. — Я предполагаю, что у вас похитили гроб.
— Да! — крикнул Паскалини. — Наполненный землей из моей родной деревни Вермишелли!
— Понятно.
— Ах, мистер Холмс, прошу вас, помогите мне. Если я не окажусь в своем гробу до зари, я… я…
— Умрете? — предположил Холмс.
— Я и так уже мертвый.
— Я думал, что вы бессмертны.
— Ну да, конечно, с технической стороны есть разница. Единственное реальное отличие заключается как бы в той чистой прибыли, которая остается после уплаты всех налогов…
— Так что же случится, если вы не будете находится в гробу к рассвету?
— Это будет настоящий ад, мистер Холмс! Тело разложится самым болезненным образом, какой только можно представить, а дух мой навечно будет обречен на заключение в Ньюарке!
— Где это?
— В Америке.
— О Боже, старина! Нужно немедленно действовать! Нельзя терять ни секунды!
— Вот и я то же самое говорю.
— Покажите мне то место, где вы в последний раз видели свой гроб.
Холмс схватил пальто и шляпу, и они вышли в темноту лондонской ночи. Холмс окликнул кебмена, дремавшего в своем экипаже на углу улицы, и Паскалини приказал ему ехать к скромному итальянскому ресторанчику возле Холборн-серкус. Когда они прибыли, их встретил невысокий седой человечек, который, посмотрев на Холмса, всплеснул руками и закричал:
— Мадонна! Ты укусил сыщика, Гвидо!
— Нет, дядя Луиджи, это всего лишь пятно от…
— Джентльмен ваш дядя? — скептически спросил Холмс.
— Нет, на самом деле очень дальний родственник.
Когда старик повернулся и пошел, Паскалини добавил шепотом:
— Он не знает, что мне шестьсот лет и что я вампир. Он думает, что это у меня такие странные сексуальные привычки.
— Ага, понятно. Так где же был ваш гроб?
— В подвале, signore.
— И ваш дядя совершенно не удивлялся тому, что вы спите в гробу весь день?
— Я сказал, что так мне посоветовал мой хиромант.
Гвидо зажег фонарь, и они спустились в темный подвал по крутой лестнице со скользкими ступенями.
— Расскажите мне подробно, что произошло, — приказал Холмс.
— Я встал после заката солнца, оделся в вечернее платье, вышел поужинать, посетил оперу и нанес визит мисс Чейст. Там из-за этой диеты я почувствовал голод и мне все больше и больше хотелось вонзить клыки в некоторых гостей этой леди…
— Да, неудивительно. Я был однажды на званом вечере у мисс Чейст и чувствовал приблизительно то же самое, — пробормотал Холмс.
— Я решил провести остаток ночи дома, работая над своими мемуарами. Я последнее время переписывался с одним английским писателем, который проявил интерес к…
— Хм-м. И когда же вы заметили, что гроба нет на месте? Отсутствует ли что-нибудь еще? Вы дотрагивались до чего-либо после возвращения от мисс Чейст? Дядя спускался сюда? Принадлежит ли вам этот шелковый носовой платок?
— Э-э… нет.
Паскалини взял платок у Холмса и посмотрел на вышитые инициалы. В ужасе он едва не задохнулся и начал быстро ругаться по-итальянски.
— Спокойнее, мистер Паскалини, спокойнее. Как я вижу, эти инициалы для вас что-то значат.
— Это дело рук того самого пресловутого графа!
— Из Трансильвании?
— Да!
— У вас есть какие-либо предположения по поводу того, зачем он похитил ваш гроб?
— О этот грязный, отвратительный, чудовищный, эгоистичный вампир!
— Пожалуйста, сэр, выражайтесь яснее.
— Он тоже желает обессмертить свое имя с помощью того джентльмена, с которым я переписывался, — с английским автором, намеревающимся написать роман о вампирах. Граф опасается, что я, Гвидо Паскалини, стану главным героем этого романа и меня будут помнить в веках. Он не мог примириться с мыслью о честном соперничестве и жаждет уничтожить меня!
— Не бойтесь, сэр! Вы получите свой гроб, до того как встанет солнце.
— Но как это возможно?
— Я, Шерлок Холмс, определил то место, где ваш соперник спрятал его.
— Где?
— Подумайте, Паскалини! В каком единственном месте Лондона старый гроб с итальянской землей не будет бросаться в глаза?
— Кью-гарденз? Трафальгарская площадь? Палата общин?
— Нет, нет и нет! Все до нелепого просто!
— Так где же?
— В Британском музее конечно же! Пойдемте, время не ждет!
Они отправились в Блумсбери, где Холмс попытался пройти мимо ночного сторожа, охранявшего вход через массивные железные ворота вблизи огромных колонн Британского музея.
— Шерлок Холмс? Криминальные истории, говорите? Извините, я не читаю такую ерунду, — сказал человек, вновь раскрывая экземпляр «Франкенштейна», который он читал при свете фонаря.
— От того, пустите ли вы нас в музей, зависит жизнь этого человека, — сказал Холмс.
— Этого? Похоже, у вас идет кровь из горла, — заметил сторож.
— Это всего лишь пятно от… дело в том, что…
— Ладно, не валяйте дурака, я читаю.
— Это невыносимо.
— Мистер Холмс? Может, я вам помогу?
— Как?
Паскалини перекрестил свои глаза и сделал несколько плавных движений. Через одну-две минуты он тихо сказал:
— Теперь мы можем проходить. Сторож нас не заметит.
