Сомов лёгкой походкой, постепенно ускоряя темп, пошёл к морю. Перешёл на трусцу, потом побежал вдоль кромки высокого берега. Море у самой полоски прибоя было почти чёрным, — это глубокая тень от берега, а чуть дальше оно сверкало тысячами солнечных зайчиков, отражаемых рябью, поднятой утренним ветерком.
Но бег вдоль моря почти сразу закончился, — ржавая сетка металлического забора выходила вплотную к обрыву. Видно было, что берег обрушился совсем недавно: бетонный столбик с оборванным куском сетки почти засыпанный обвалом кромки берега виден был метров на пять — шесть ниже тропинки, по которой бежал Николай.
Он остановился. Посмотрел, возможно ли обойти преграду со стороны моря. Может быть и возможно, но велик риск вместе с осыпью катиться далеко вниз. Обойти со стороны берега, но забор, густо заросший кустарником, терялся вдали. Сколько обходить? Метров пятнадцать — двадцать, или продираться через чащобу колючих зарослей гораздо дальше? Сомов выбрал третий путь. Подпрыгнув, он ухватился за ветку разлапистого дерева и, раскачавшись, перепрыгнул через забор… Побежал дальше. На пути в полкилометра ещё два раза наткнулся на заборы, преодолеть которые, правда, оказалось не сложно. Наконец, перед ним появилась деревянная лестница, нашедшая какую- то ложбинку в крутизне берегового склона. Ступени старые, почерневшие от времени и дождей, местами с провалившимися ступенями. Впрочем, в самой середине лестницы белели несколько новых ступенек, врезанных вместо прогнивших. Оставалось гадать, почему ремонтник так выборочно подошёл к своей работе.
Сомова, однако, это не интересовало. Он бегом спустился к пустынному пляжу, на ходу сбросил с себя одежду и вошёл в воду. Балтийское побережье он объездил почти всё, но на этом краю земли он был впервые, характера дна не знал и поэтому осторожно пошёл вглубь. Вода ещё не прогрелась, — и утро раннее и начало июня, — в этих местах купальный сезон впереди. Однако, — градусов 15–17, пожалуй, есть. Прохлада охватила его, и Николай поплыл, с удовольствием отметив, что это удалось сделать в десятке шагов от берега. Это — не Юрмала, где он был недавно и, захотев поплавать, чуть не сотню метров брёл по колено в воде до условно глубокого места!…Сомов поплыл, отдавшись чувству отдыха и умиротворения.
Вряд ли он осознавал это чувство. Профессия не располагала к чувствительности. Но раннее утро, яркое солнце, упругая бодрящая вода делали своё дело, рождая в тёмной душе Николая необычные ощущения.
Он не позволил себе долгого расслабления. Через несколько минут он уже снова бежал вдоль берега, только теперь не по кромке обрывистого склона, а в трёх десятках метров от него по влажному уплотнённому набегающей волной песку.
Сомов чётко представлял себе путь к будущему месту работы. Он должен продвинуться по берегу на восемь — девять километров от своего санатория, потом выйти на шоссе, потом…
…Новые постройки он увидел метрах в семистах от шоссе — почти вплотную к леску отделявшему луг от пляжного склона. К ним вела грунтовая хорошо наезженная дорога. Видно было, что пользуются ею часто.
Сомов свернул на неё и вскоре подошёл к новым строениям, возле которых работал, обстругивая бревно, высокий немолодой человек.
— Здорово, дядя, — весело сказал Николай. — Есть здесь где-нибудь выход к морю? А то я шагаю-шагаю по шоссе и, сдаётся, совсем от берега удалился.
— Здравствуй. Отдыхающий, что — ли? — спросил хозяин, откладывая рубанок и доставая сигареты.
— Точно. Привык по утрам пробегать километров с десяток. Да вот и убежал от моря, теперь вернуться бы к нему, а дорога совсем в сторону ушла…
— Иди дальше по тропке. Метров через двести будет лощина, русло ручья. По ней и спустишься. А так, по круче, не советую. Берег портится, да и небезопасно. Осыпи случаются.
— Спасибо, дядя. А ты никак фермерствуешь? Хорошее местечко, не хуже дома отдыха… Да отдыхать, наверное, некогда, работы невпроворот, и, не ожидая ответа, пошёл в указанном направлении, как — будто безразлично, но охватывая цепким взглядом всё вокруг — постройки, заборы…Приметил собачью конуру, но грозного лая не последовало: сам защитник-охранник куда-то запропастился, явно передоверив свои обязанности хозяину.
— Наверняка это и есть Сосняк, — подумал Сомов. Мужик ему понравился, но… дело есть дело. Причём здесь личные симпатии?
Словно спохватившись, он снова повернулся к хозяину:
— А водички попить у вас позволят?
— Напои спортсмена — отдыхающего, — крикнул хозяин выглянувшей из окна дочери и дружелюбно кивнул на Сомова.
Николай подошёл к окну и, пока девушка ходила за водой, успел просмотреть глубину дома, отметив про себя, что запоры на окнах примитивные, а планировка дома легко угадывалась. Сомов был профессионал, а здесь никто себя особыми архитектурными изысками не перегружал.
Неспешно выпив воды, Николай поблагодарил молодую хозяйку и, ещё раз махнув приветливо рукой фермеру, уже не оглядываясь, пошёл по тропинке.
* * *
* * *
* * *
Если бы кто-нибудь, когда-нибудь спросил Сомова, как он выполнял своё задание, и, если бы он захотел ответить, вряд ли он сумел бы это сделать.
Тщательно продуманные и чётко выполненные планы он почти сразу забывал. Точнее, оставалась голая схема: вошёл, взломал, ударил…поджёг, ушёл…Чувства, мысли, спустя несколько часов забывались начисто. Как-то Сомов задумался над этой своей особенностью, и решил для себя, что это — защитная реакция. Как-никак, работа эмоциональная, и если переживать её снова и снова, то нервы не выдержат…
Поэтому, на следующее утро он проснулся у себя в номере санатория спокойно. Или почти спокойно. Никто его не видел, — в этом он был уверен, — заподозрить его было не больше оснований, чем любого другого. Он просто один из отдыхающих, приехал неделю назад, уедет ещё через неделю. О пожаре на недалёкой ферме узнал, как и все, — утром в ресторане. Как и все, ужаснулся страшной вести — убиты четыре человека. Как и все, расспрашивал, кто что знает, кто что слышал?
И как-то даже сам сумел отрешиться от событий этой страшной ночи…Ничего о них не знает, не ведает, не может знать. А, если местные сыскари разыщут следы, — ну и что? Обуви, совпадающей с отпечатками, уже не существует — кеды, наполненные прибрежной галькой, — на дне морском. А пальцы в резиновых перчатках следов не оставляют. Ну, а если и найдут, — ни в одной картотеке милиции аналогов не обнаружат…
Осторожность — основная черта характера Сомова.
Он проснулся, как всегда, около семи.
Зимняя темнота не позволяла разглядеть циферблат часов, но внутренний будильник сработал и Вилен Николаевич, не решаясь вырваться из тепла постели, пытался угадать, сколько же осталось до семи? Или уже перевалило? Чёрт бы побрал электронный будильник, — опять отказал, и В.Н. оставалось полагаться на своё чутьё.
Он шевельнулся в постели, и это движение уловила Пуська. Мягко спрыгнув с кресла, она невидимо в темноте потянулась, и мгновенно оказалась в ногах у В.Н., чуть — чуть, по-своему мурыкнув, начала обвиваться вокруг ног, сообщая хозяину, что пора вставать, пора подумать об её, Пуськи, кормёжке
Что ж, действительно пора.
Поднявшись с кровати, он мгновение постоял у двери, взявшись за косяк, — уравновесился после горизонтального положения, — и плотнее всунув ногу в туфлю, пошёл в кухню.
Нажал на кнопку выключателя в ванной: так не сразу яркий свет ударяет по глазам, а из ванной комнаты через фрамугу пробивается достаточно света…
Да, семь часов три минуты.
Открыл холодильник, достал пуськину треску, открыл кран в ванной, чтобы стекла холодная вода… Подошёл к плите — поставить воду на кофе…Всё это делается автоматически, не требуя умственных усилий, которые нужно тратить более продуктивно.
Что он и делал. В мозгу уже выстраивалась череда сегодняшних дел, выплывая из памяти и привычно ранжируясь по значимости и срочности…
В.Н. чертыхнулся, — холодная вода из крана и не думала греться. Пощупал рукой батарею. Так и есть, — батарея чуть теплится, горячей воды не дождаться.
Разделил вскипевшую в чайнике воду на две части — на кофе и на бритьё. Отхлебнул кофе и пошёл в ванную.
Что-то тревожит… Какая-то забытая мысль бьётся, стремясь найти своё место в заботах сегодняшнего дня. Что-то важное, что-то не ординарное и беспокоящее…
