Муж бросил на нее злой взгляд и выпустил дым в лицо сыну.
– Пусть привыкает, мужик растет. Малыш поморщился и закашлялся.
– Отпусти, папа, отпусти – глаза щиплет, – захныкал он.
– Оглох или сердца у тебя нет? Ведь родное дитя просит, а он? – она кинулась к мужу и стала вырывать сына.
– Совсем никакого уважения, – отец отпустил ребенка и влепил жене оплеуху, та отлетела вместе с сыном.
– Не бей маму, не бей, – в голос заревел Сережа.
– И ты туда же, выродок? – Леонид бросил окурок на пол и раздавил его ногой.
– Ну зачем свинячишь? У меня и так руки отваливаются, – жалобно произнесла Ирина Анатольевна, прижимая к себе сына, гладя его по голове и успокаивая.
– Заткнись, без тебя тошно, – взревел Леонид.
– Совести у тебя нет ни на грош, чадо разрывается, а… – она не успела договорить.
Муж схватил ее за волосы одной рукой, а другой наотмашь тыльной стороной ладони ударил по лицу.
– Совести говоришь нет? – передразнил он жену, таская ее за волосы по комнате. – Выходит ты совестливая? Что молчишь, язык проглотила?
Ирина выронила ребенка, тот путался под ногами, заливаясь слезами. Она прикрыла руками живот, не заботясь о голове, на которую так и сыпались удары. А Сережа, хоть и перепуганный насмерть, ухватился за ногу отца, пытаясь как-то защитить мать и елозил вместе с ней по всей комнате. Он, привыкший к подобным сценам, уже не ревел, а лишь скрипел зубками – все сильнее и сильнее сжимая пальчики на штанине у отца. От напряжения побелели суставы, он любил отца, но ему было жалко и маму. Малыш пыхтел и думал, что когда вырастет большим и сильным никогда не обидит слабых.
– Ты опять за старое, мать избивать? – в доме появился старший, четырнадцатилетний сын Казаковых Алексей и пришел на помощь матери. – Сколько раз нужно тебе говорить, чтоб не распускал рук? – сын ударил горе-отца в челюсть и тот выпустил жену.
Леонид поднялся и вытер кровь, сочившуюся из рассеченной губы, рукавом рубашки.
– Так, – многозначительно произнес он. – Маменькин сыночек, прихвостень, на родного отца руку поднял?!
– А ты мать не трогай, – огрызнулся подросток.
– Знай я, что доживу до такого дня, в колыбели бы придушил змееныша, – сказал глава семьи, но на рожон не полез.
– Смени пластинку, – ответил Алексей, успокаиваясь. – Нажрался, так иди отдыхай, нечего тут права качать, – уже мирно закончил старший сын.
Ирина Анатольевна ушла на кухню, Сережа терся около брата, а Леонид отправился в спальню и бухнулся на кровать, не раздеваясь и не разуваясь. Это была небольшая комнатка, где стояла одна кровать и огромный дедовский сундук, который хозяйка запирала на замок и никого к его содержимому не допускала.
– Мальчики! Кушать, – позвала хозяйка из кухни. Малыш дул на ложку, обжигался, снова дул, но не позволял матери кормить себя – любил самостоятельность. Остальные молча хлебали суп. Алексей, насупившийся и угрюмный, быстро опорожнял тарелку. А мать, задумавшись, больше водила ложкой по дну тарелки, чем ела.
– Алеша, позови отца, – не выдержала Ирина Анатольевна.
– Да ну его, – буркнул старший сын.
– Позови, сказала же! Человек с работы, голодный, – настаивала на своем мать.
– Вот так всегда, он ее лупит, а она его жалеет, – с досадой ответил Алексей и поднялся.
Леонид, подогнув под себя ногу в грязном полуботинке, храпел, пуская слюни, он не слышал и не чувствовал, как к нему подошел первенец и потряс за плечо, брезгливо поморщившись. Сообразив, что на предка легкое прикосновение не действует, сын перевернул его на спину и потряс сильнее, дергая за ворот рубашки.
– Что надо? – открыл глаза глава семьи.
– Мать за тобой послала, – угрюмо сказал сын.
Старший сын не любил отца и всякий раз это подчеркивал. Он не понимал мать, которая прощает ему все вместо того, чтобы сдать в милицию. Алексей считал, что нары – самое лучшее место для такой скотины. Он опасался, что в порыве необузданной ненависти, которая нередко накатывала на него, не выдержит и убьет того, благодаря кому появился на свет. Это, наверно, единственная заслуга его отца. Алексей знал, что основную нагрузку в его воспитании на своих хрупких плечах несет мать, и очень любил ее за это. Он переживал трудный, переходный возраст и все видел без малейших оттенков: если любил, то любил, если ненавидел, то ненавидел.
– Зачем я ей понадобился, – спросил кормилец, державший семью на голодном пайке и больше заботившийся о своей луженой глотке.
– Ужин стынет, – выдавил из себя первенец.
– Пусть сама жрет свои помои, – пробурчал отец и отвернулся к стенке.
– На большее ты не заработал, – начиная выходить из себя, заступился за мать сын. – Не советую тебе оскорблять маму в моем присутствии, иначе…
– Что иначе? – усмехнулся папаша. – Пока еще мелко плаваешь, сосунок.
Алеша хотел развернуть труженика, на зарплату которого они были вынуждены влачить жалкое существование, и съездить ему по физиономии. Но жалея мать, он сдержался.
– Он не голоден, – ответил сын, на немой вопрос матери и добавил: – Не унижайся ты перед ним, мам. Жрать захочет, сам приползет.
– А ты не осуждай его, Алеша, какой ни есть, а все же отец, – мать протерла глаза передником.
– Лучше бы он сдох, – в сердцах выпалил сын. – Он же тебя когда-нибудь прибьет.
– Нужно перетерпеть, сынок, он муж мне, по закону. Иной раз в горячке ударит, потом и сам пожалеет. Характер у отца добрый. Это зеленый змий его губит, вот он и буянит, – заступалась мать за отца.
– Да ну вас, – безнадежно махнул рукой подросток. – Разбирайтесь сами.
– Мама, когда папа будет кушать? – вмешался Сережа, облизывая ложку. – Суп остынет.
Мать не успела ответить малышу, в дверной проем с веранды просунулась голова девочки, одноклассницы Алексея.
– Здравствуйте, Ирина Анатольевна, извините, мне Алеша нужен. Можно его похитить? – непослушная челка лезла на глаза, пухлые щеки румянились, от нее веяло юностью и свежестью.
– Здравствуй, Светочка, – улыбнулась хозяйка, ей нравилась эта симпатичная девочка. – Забирай сорванца.
– Я пойду, мам, – сразу, засобирался сын.
– Иди уж, – отпустила мать.
Старший сын убежал со своей девчонкой, а Ирина Анатольевна вытерла салфеткой рот младшему, взяла его на руки.
– Если малыш будет себя хорошо вести, то ему покажут мультики по телевизору, – сказала мать, посмотрев на часы.
– Я хороший мальчик, слушаюсь маму с папой, – ответил Сережа, – удобно устраиваясь на диване.
Ирина Анатольевна включила телевизор и села рядом с сыном, прижав ребенка к себе. Они смотрели мультфильм про Деда Мороза и Снегурочку, когда из спальни вышел заспанный Леонид Николаевич. От частого пьянства глаза у него воспалились, запали внутрь небритые щеки. Сам он за последнее время сильно похудел и только гордо выпирал небольшой животик. В свои сорок лет он выглядел намного старше из-за непробудного пьянства. Муж виновато посмотрел на жену.
– Что? Опять буянил? – вкрадчивым голосом спросил он.
– А то нет? – с упреком, бросила жена.
– Иришка, прости своего непутевого, – муж подсел к жене и опустил голову ей на плечо.
– Ладно уж, – снисходительно улыбнулась мать.
– Кушать будешь?
Леонид утвердительно кивнул.
– Ты у меня хорошая, добрая, ласковая – лучшая женщина на свете, только досталась шалопаю, – виновато бормотал он.
– Кончай подхалимничать, – прервала его излияния жена, но по тому, как она взъерошила волосы мужа, нежно перебирая их пальцами, было заметно, что ласковые слова пришлись ей по душе. – Пошли на кухню, – она поднялась с дивана.
Леонид хлебал разогретый суп и морщился.
– Что, не вкусно? – забеспокоилась жена.
– Очень вкусно, – торопливо ответил муж. – Только… – он бросил на Ирину виноватый взгляд.
– Что только? Начал, так договаривай.
– Голова раскалывается, наверно перепил, – муж преданно уставился на жену. – Дай на бутылку.
– Опять начинается? – Ирина обиделась и отвернулась.
– Последний раз. Клянусь, – затараторил Леонид.
– Ну хочешь на колени перед тобой встану?
– Даже и не уговаривай, сам знаешь, как нам теперь нужны деньги, – опять испортилось настроение у жены.
– Ириш, но войди в мое положение. Сердце того и гляди выскочит, – Леонид приложил руку к левой стороне груди и продолжал упрашивать. – А ну, как совсем остановится? – он скорчил гримасу, подтверждающую его мучения.
– Хорошо, – не выдержала и смягчилась Ирина.
– На бутылку не дам, но рюмку налью.
– У тебя есть? – обрадовался муж.
– Есть. Сереженьке на растирание берегу, – жена три раза сплюнула через левое плечо. – Не дай Бог – простынет, беды не оберешься, – она открыла шкаф, раздвинула на полке банки, пакеты, кульки и откуда-то из глубины извлекла початую бутылку водки.
– Да здесь больше полбутылки, – обрадовался Леонид, потирая руки.
