— Почему так скоро? Что-нибудь случилось?
— Я думаю, ты должен об этом знать. Вчера я получил очень неприятное известие. Когда мы вечером вернулись в гостиницу, нам передали, что звонил Дерек и просил срочно связаться с Мариной. Она меня очень огорчила.
— Догадываюсь, о чем речь, но, мне кажется, она все слишком драматизирует.
— Странно, что ты так к этому относишься.
Саша был удивлен гневным тоном отца. Он не помнил, чтобы тот когда-нибудь сердился. Легкое раздражение — вот все, что он себе позволял.
— Отец, не стоит так расстраиваться. У нас нет юридического права…
— Дело не в юридическом праве, а в справедливости.
— Что ты имеешь в виду?
— Будет только справедливо, если мы вернем себе часть того, что потеряли.
— Отец, о чем ты говоришь? Здесь, в Нью-Йорке, у нас есть все, что нужно человеку в жизни: семья, родной язык, наша вера, финансовое благополучие, наконец. Зачем нам Фаберже?
— Вот уж не ожидал от тебя такого отношения. Нам надо серьезно поговорить, но только не по телефону. Сегодня же. Я прилетаю в конце дня. Мы можем встретиться у «Ника».
— Я не смогу. В четыре у нас пресс-конференция. Я занят по горло.
— Ну, тогда поужинаем вместе. В ресторанчике рядом с моим домом. Там еще такие красивые обои.
— «Свифти». Прости, но вечером я ужинаю у Глории Грир.
Отец вздохнул. Ужином с Глорией Грир пренебрегать не стоит.
— Хорошо. Тогда завтра. Обсудим, что делать дальше. Извини, что побеспокоил. Завтра в восемь в «Свифти», — сказал отец и повесил трубку.
«Господи, что он там задумал?» — размышлял Саша, отправляясь в кафетерий за сандвичем.
После обеда Анна вернулась с новой прической и пакетом от «Маноло Бланика».
— Ну, что сказал юрист? — спросил Саша. — Кстати, прическа тебе очень к лицу.
— Спасибо. Все отлично. Мы можем не беспокоиться, потому что они не евреи.
— Что? — удивился Саша.
— В этом все дело. Если бы они были евреями и статуэтка была конфискована у них нацистами или украдена во время советской оккупации, это серьезно осложнило бы ситуацию. В случае имущественных претензий Комиссия по возвращению перемещенных ценностей была бы целиком на их стороне. Пресса подняла бы страшный вой: «Лейтон» продает ценности, принадлежащие жертвам холокоста, ах-ах-ах! Но поскольку они не евреи, да к тому же еще немцы, нам ничего не грозит. Они же не подали имущественный иск после войны как пострадавшие от военных действий. Будет весьма странно, если они вдруг объявятся сейчас и скажут: «Здравствуйте, позвольте представиться: состоятельные немцы с коллекцией Фаберже, причастные к нацистским преступлениям. Мы все так же богаты и потому желаем вернуть своего Фаберже. Виновными мы себя не считаем».
Саша улыбнулся, но в глубине души был огорчен ее невольным антисемитизмом и циничностью аукционного бизнеса. Он не мог с такой легкостью пренебречь имущественными претензиями. Если таковые возникнут, придется отложить или совсем отменить торги.
Надев новые туфли, Анна встала перед зеркалом в раме из красного дерева с бронзой.
— Ну как, годится для телевидения? — спросила она, поворачиваясь к Саше.
— Не хватает брошки. Одну минуту.
Саша достал из маленького сейфа брошь Фаберже в виде золотого рубля времен Екатерины II в эмалевой рамке с бриллиантами. Подойдя к Анне, он приколол брошь на лацкан ее темного костюма.
— Отличный завершающий штрих, — проговорила она. — Спасибо. Начало через двадцать минут. Подходи, не опаздывай.
С этими словами она исчезла. Вскоре Саша последовал за ней.
В приемной толпились репортеры. Отдел прессы умел работать со средствами массовой информации. Теперь не только «Кристи» будет купаться в лучах славы.
Саша наблюдал, как по залу порхают девушки из отдела обслуживания клиентов, угощая журналистов кофе и шампанским, расспрашивая их о семейных делах и пытаясь подогреть интерес к статуэтке. Весь процесс контролировала Линн Тефель, начальница отдела прессы. Ровно в четыре на подиум поднялась Анна, которую представил сам Джон Бернхэм.
— Благодарю всех, кто пришел. Аукционный дом «Лейтон» с удовольствием сообщает, что двенадцатого мая мы выставляем на русские торги звездный лот — ранее неизвестную статуэтку Снегурочки из драгоценных камней. В своих папках вы найдете слайды и черно-белые диапозитивы с ее изображением. Там также имеются копии подлинного счета Фаберже, обнаруженного в российских архивах нашим специалистом Геннадием Антропиным. Таким образом, эта вещь является первой полностью документированной фигуркой Фаберже из тех, что появлялись на торгах.
Саша прищурился. То, что Анна умолчала о счете 1921 года из «Невского дворца», аукнется им еще не один раз.
Засверкали вспышки, телеоператоры направили прожекторы на вращающуюся фигурку. Посмотрев на часы, Саша оглядел комнату. Его внимание привлек солидный пожилой мужчина в английском костюме. Он вдруг поднялся и подошел к подиуму.
— Мое имя Крейг Типпет. Я адвокат семьи фон Кемп. До войны эта статуэтка принадлежала фон Кемпам. Считалось, что она погибла во время бомбардировок Берлина союзниками. Однако теперь очевидно, что она уцелела и была похищена. Сейчас ее пытаются продать без установления четкого имущественного права. Мы представили соответствующие документы в совет директоров «Лейтона» и обратились в суд с требованием наложить запрет на продажу данной собственности и возвратить ее законным владельцам.
Эти слова вызвали взрыв оживления среди прессы. Замелькали вспышки, вокруг Анны столпились репортеры, лихорадочно снимающие ее застывшее лицо.
Пытаясь спасти положение, на подиум поднялась Линн:
— Леди и джентльмены! «Лейтон» воздерживается от комментариев до полного выяснения обстоятельств. Торги состоятся, как и предполагалось, 12 мая. На следующей неделе Снегурочка отправляется в мировое турне по маршруту Нью-Йорк — Лондон — Москва — Гонконг — Лос-Анджелес — Нью-Йорк. В настоящий момент мы не можем сообщить ничего определенного. Все вопросы направляйте в отдел прессы и юридический отдел. Благодарю за внимание.
С этими словами Линн вытащила Анну из комнаты.
Саша стоял в нерешительности, не зная, что делать дальше. К нему подошел выступавший адвокат.
— Вы ведь работаете в этом отделе? Я Крейг Типпет.
— Извините за резкость, но меня просто шокировали ваши слова.
— Я вижу. Ну, не переживайте так. Кстати, я хорошо знаком с вашим отцом. Передайте ему, что скорее всего все рассосется. Вам просто не повезло.
С этими словами мужчина повернулся и вышел.
Саша отправился к себе в отдел, где уже сидели Анна, Линн Тефель. Лена Мартин из юридического отдела и Джон Бернхэм. Анна была вне себя от ярости.
— Какой позор! Как он сюда попал? Лена, чем нам это грозит?
— Торги пройдут, как и предполагалось, но нам придется доказывать в суде, что продавец имеет законное имущественное право.
— Это будет сложно? — спросил Джон, барабаня пальцами по столу.
— Не думаю. Но нам надо знать, кто продавец, является ли он гражданином России, есть ли документы на вывоз и так далее.
— Сегодня я ужинаю с Дмитрием, — вмешался Саша. — Постараюсь выяснить все о продавце, чтобы облегчить вам задачу.
— Спасибо за помощь, Саша, но у нас еще одна проблема. Ну и денек у нас сегодня — специально для юристов.
— А в чем дело? — спросил Джон.
— У нас два серьезных иска.
— Кто-нибудь еще претендует на Снегурочку?
— Твоя лондонская кузина, графиня Марина Шутина, и твой родной отец.
Войдя в бар Бемельмана, Саша улыбнулся пианисту, который, как обычно, заиграл тему Лары из кинофильма «Доктор Живаго». Когда-то, несколько лет назад, Саша сказал ему, что занимается русским антиквариатом, и с тех пор его всегда приветствовали этой мелодией. Пора бы ему сменить музыку, подумал Саша. Как насчет блюза «Неужели я потеряю работу из-за происков своего папы?». Заказав «Гибсон», он стал ждать Дмитрия. Бар Бемельмана вызывал у него совершенно особое ностальгическое чувство. Его мать любила пить чай в сумрачном вестибюле «Карлайля» и часто приводила сюда маленького Сашу. В этих уютных стенах он всегда чувствовал себя в безопасности. Хотя Джордж, легендарный официант, которого он помнил с детства, уже вышел на пенсию, небольшое помещение рядом с вестибюлем по-прежнему вызывало ощущение надежности и благополучия. Саша уже почти склонился к мысли, что это единственное место, где ему не грозят неприятности, и тут появился Дмитрий.
— Прости, я опоздал, но ты сам знаешь, что случилось.
Дмитрий сел за стол и заказал себе водки.
— Я вообще не ожидал, что ты придешь.
— Иск фон Кемпов, конечно, неприятен, но меня больше беспокоят претензии Марины и твоего отца. Надеюсь, ты мне объяснишь, в чем дело?
