ты меня выслушала. Ради Аллаха, подойдем к акации.
Они отошли в тень деревьев. Мимо них спешили односельчане, и Хая заметила, как недоброжелательно они на них посматривают.
– Ты, наверное, презираешь меня, – тяжело проговорил Зариф. – Что ж, твоя правда. Будь другое время, я бы сам себя презирал. Но в данной ситуации у меня не было другого выхода. В противном случае убили бы моих детей.
Хая скривила губы и процедила:
– Допустим. Чего же ты хочешь от меня?
– Понимания, Хая, – Зариф все еще сжимал ее руку. – Есть односельчане, мнение которых мне безразлично. Но вашу семью я уважаю. С твоим Мишей мы частенько общались. Поверь, Хая, мне и самому это не по душе.
– Отец, – вдруг послышался развязный голос, и, обернувшись, Хая заметила Рагима с такой же повязкой на плече. Парень подошел ближе, и его бесцветные губы исказила ехидная улыбка. – Отец, где ты бродишь? Тебя ждет герр Краузе.
Он делал вид, что не замечает Хаю, что она – не более чем букашка, не стоящая его внимания.
– Подожди, – отмахнулся от него Зариф. – Так что же, Хая? Что ты скажешь?
– Твой Аллах тебе судья, Зариф, – выдохнула женщина.
Рагим, продолжая улыбаться, смотрел на эту сцену. Отец перехватил его взгляд и сурово сказал:
– Иди домой, Рагим. А Краузе скажи, что я приду позже. Не видишь, я занят.
Молодой человек усмехнулся и сплюнул:
– Ну-ну. Не торопись, отец. Краузе сказал, что тебя хочет видеть один важный господин. Специально ради тебя прибыл в наше село. Думаю, тебе следует пойти.
– Ладно, ладно, – Зариф съежился под взглядом сына. – Извини, Хая.
Переваливаясь с ноги на ногу, он заковылял за парнем.
Рагим проводил отца в Дом культуры, где вовсю хозяйничали немцы. Зариф прошел в бывший кабинет директора, Василия Александровича Панова, который, как говорили, вот уже полгода сражался в Центральной полосе. Высокий белобрысый немец распахнул перед ним дверь и бесцеремонно толкнул, пролаяв что-то по-немецки. Зариф оказался лицом к лицу с плотным господином с зачесанными назад русыми волосами. На полном широком лице выделялся крупный орлиный нос, серые глаза, как рентгеновские лучи, буравили татарина. Под этим пристальным взглядом татарин съежился, будто стал меньше, и господин что-то сказал маленькому чернявому человечку с лисьим лицом.
– Группенфюрер СС, генерал-лейтенант Отто Олендорф просит вас сесть, – пропищал человечек, и Зариф понял, что это переводчик. – Он хотел бы с вами поговорить.
Татарин опустился на стул. Олендорф не сводил с него своих пронзительных глаз.
– Я знаю, что вы были проводником у экспедиции Александра Барченко, – начал группенфюрер. – Вы искали Золотую колыбель, или Чашу Грааля. Я не ошибаюсь?
Татарин опустил голову:
– Не ошибаетесь, господин Олендорф.
Немец вдруг улыбнулся, просто раздвинул в улыбке блеклые губы:
– Вы должны мне все рассказать. Я тоже организовал экспедицию в поисках этих артефактов.
Зариф посмотрел на него с недоумением:
– Но Барченко ничего не нашел! Он не вернулся, разве это не доказывает, что в горах ничего нет?
Улыбка исчезла с лица немца, будто ее стерли.
– Барченко не мог вернуться, потому что был расстрелян чекистами. Работы прекратились. Но мой фюрер считает, что исследования нужно продолжить. Он трепетно относится к артефактам. У него уже есть Копье Судьбы. Если вы поможете отыскать Чашу Грааля, даю вам слово, что о вашей семье позаботятся. Кстати, ваш сын предложил нам свои услуги раньше вас.
Зариф почувствовал, как пересохло в горле.
– Пусть мой сын и поработает у вас проводником, – сказал он с усилием. – Я уже стар и болен, чтобы бегать по горам.
Его последняя фраза не понравилась немцу. Олендорф сжал кулаки.
– Нас поведете вы. Воспринимайте это как приказ, господин Зариф. Завтра будьте готовы к экспедиции. Я пришлю за вами. Мы поедем на Чуфут-Кале, и вы покажете нам все места, где бывали люди Барченко.
Зариф молчал. Отто щелкнул пальцами:
– Кстати, в вашем селе есть евреи?
Татарин поднял на него глаза:
– В нашем селе?
– Отвечайте на вопрос, – в голосе Олендорфа слышался металл. – Когда вы пришли к нам работать, вы знали, что придется делать. Этот народ необходимо уничтожить. Знаете ли вы, что когда-то здесь жили готы, прямые наши потомки? Заявляю вам, что мой народ вернется сюда, восстановит историческую справедливость. Но сначала эту благословенную землю нужно очистить. Так есть ли в вашем селе евреи?
Зариф покачал головой:
– Их никогда здесь не было.
– Мерзкий народец! – Группенфюрер сморщился. – Что ж, хотя бы одна хорошая новость. Завтра утром за вами заедут, господин Зариф.
Он отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Белобрысый адъютант проводил татарина к выходу. «Вы считаете, что это ваша земля, – подумал Зариф, выходя на улицу. – А я считаю, что это не так. Время нас рассудит, господин Олендорф».
Межгорск, наши дни
Бабушка не приходила в себя, и Олег сидел в коридоре, томясь нехорошими предчувствиями. Он терял единственного близкого человека и до сих пор не хотел мириться с этой мыслью. Как все-таки иногда несправедлива жизнь! В детстве парень лишился отца и матери, и вот теперь…
Молодой человек сжал кулаки. Нет, нет, не думать о плохом, ведь доктор сказал, что возможен хороший исход. «Мысли материализуются», – об этом он не раз говорил ученикам. Надо держаться, держаться… Бороться и побеждать.
Полозов вздрогнул от того, что кто-то дотронулся до его плеча. Учитель поднял голову и увидел Павла Николаевича. Парень испуганно моргнул и сразу вскочил:
– Что с ней?
– Состояние тяжелое, но пока… – Доктор растерялся и осекся. Видимо, ему было неловко за так опрометчиво вырвавшееся слово «пока», и он поспешил сменить тему. – Вы сидите тут уже битых два часа. Идите домой и отдохните. Уверяю вас – за час ничего не произойдет – ни хорошего, ни плохого.
Олег замахал руками:
– Нет, нет.
– Разве вам не хочется есть? – удивился врач. – Время обеда давно прошло, а у вас, судя по всему, во рту не было и маковой росинки.
Молодой человек покачал головой:
– Даже думать об этом не могу, – и тут же неожиданно добавил: – Чайку бы выпить… Или воды. Во рту пересохло. У вас есть буфет?
Павел Николаевич развел руками:
– Есть, но посетители в него не допускаются.
Олег виновато улыбнулся:
– Ну, тогда…
Врач сделал суровую гримасу и погрозил ему пальцем:
– Если и вы загнетесь – учтите, я этого не хотел. Вашей бабушке лучше от этого не станет, – он еще минуту понаблюдал за Олегом и сдался: – Ладно, сидите, раз такой упрямый. А я пойду в буфет. Но вам ничего не принесу, не
