— А ну! — испустил рев Ляпунов. — Система «репка»! И первым ухватился за веревку со стороны ручья. Топорик вцепился в него, Милка — в Топорика, а Таран, должно быть, сыграл роль той славной мышки, которая решила исход борьбы за урожай в старой детской сказке.
Катамаран несколько секунд стоял поплавками поперек потока и был на грани переворачивания, но все-таки вполз на ступеньку, а затем и глубже в «устье» ручья. Теперь не было нужды беспокоиться, что его смоет.
— В таких случаях, — отдуваясь, пропыхтел Топорик, — янки кричат: «У-ау! Мы сделали это!» По крайней мере, в кино.
— На хрена орать, когда еще ничего не сделано? — проворчал Ляпунов. — Мила, Юрик — шагом марш за дедом! Если утопите или хотя бы искупаете — лично выпорю! Отставить! Милка, назад! Сам пойду.
— Может, и мне вместо юноши? — предложил Топорик.
— Сиди здесь, за катамараном приглядывай. Ляпунов пошел вверх по ручью, а Таран поплелся за ним. Нельзя сказать, что Юрка пребывал в жуткой эйфории и был готов орать: «У-ау!» Он прекрасно понимал, что сделано даже не полдела, а четверть дела или и того меньше. Но все-таки надежда на то, что, быть может, им удастся выкрутиться, у него появилась. Правда, чем ближе они подходили к «Выползню», тем больше у Юрки появлялось сомнений по поводу того, найдут ли они на месте Магомада Хасаныча. А вдруг этот хитрый дед взял да и выполз через дыру, сумев как-нибудь убрать растяжку и сигнальную мину? Взял да и вышел, подняв ручки, к федералам. Навряд ли там сидят такие козлы, что сразу же пристрелят безоружного старика. Ведь хрен его знает, для кого и по какому случаю «мамонты» должны были спереть Хасаныча! Раз был приказ «в крайнем случае уничтожить», то весьма возможно, что для «заказчика» сама по себе информация, «носителем» которой является Магомад, не так уж и важна. Главное, чтобы она не досталась федералам или иным господам вроде тех, что поджидают на речке. Соответственно, Хасаныч вполне может просечь фишку: дескать, меня сперли только для того, чтобы утаить эту информацию. А лучший способ утаить, как известно, убрать этого самого «носителя». Наверное, и сам Магомад в необходимых случаях поступал так же. С этой точки зрения, самое оно — сдаться федералам. Государственные люди связаны законами, за просто так расстреливать не положено, да и по суду мораторий на смертную казнь все еще действует. К тому же не исключено, что Хасаныч уже честно отсидел за все свои прошлые преступные деяния, а ничего нового, более или менее серьезно доказуемого на него нет. Уйдет в глухую несознанку — и нет проблем. Прокуроры извинятся и выпустят. Наконец, кто он сейчас? Простой заложник. Не он похищал — его похитили. Документов у него при себе, конечно, нет, но ежели запросят по месту жительства
— там все подтвердится. И поскольку федералам наверняка досталось несколько более или менее живых пленных из отряда Ахмеда, то эти ребята подтвердят: да, был такой дедушка, с русскими не воевал, в клетке сидел. А те, кому нужна информация, будут именно на это упирать. Дескать, скажи, уважаемый, все, что знаешь, и гуляй как ветер.
Таран все это так живо себе представил, что даже очень удивился, когда они с Ляпуновым, поднявшись к «Выползню», обнаружили Магомада на прежнем месте. Старик сидел по-турецки и перебирал четки с невозмутимейшим выражением лица.
— Стреляли тут недалеко, — сообщил он. — Я к дыре подползал, немножко послушал. Наверное, федералы Ахмеда все-таки достали. Жалко, если убьют, я бы его сам зарезал.
— Как-то ты непоследовательно решаешь, Хасаныч, — заметил Ляпунов. — То говорил, что «петухом» бы его сделал, теперь зарезать хочешь…
— Я помню, что говорил, иншалла! Если б он со мной на одну зону сел — точно попал бы в «петушатню». А на воле — тут проще…
— Ладно, — согласился Ляпунов, — ноу проблем! Тогда поплыли. Подверни свой макинтош, а то замочишь! И садись мне на спину. Потом, когда ниже спустимся, будет место, где вода По пояс. Там Юрка тебе ноги на плечи поднимет, и поедешь ты дальше в позе ленинского бревна. Ты, кстати, с Ильичом на субботнике в девятнадцатом году не трудился?
— Слушай, я что, так плохо выгляжу, да? — обиделся Магомад. — Мне еще семидесяти нет, какой девятнадцатый год может быть, а?!
— Аллах тебя знает! — сказал Ляпунов. — А я-то хотел тебе комплимент сделать, сказать, что при своих ста с гаком ты только на шестьдесят выглядишь…
Магомад хмыкнул и забрался на плечи капитану. Ляпунов крякнул, встал и, подхватив старика под коленки, понес вниз по ручью. Таран пошел следом, дожидаясь того времени, когда капитан прикажет подхватывать деда за ноги.
— А водички-то не убывает, — заметил Ляпунов, — сейчас полдень, уже жарит вовсю, дождей не было… Интересно, да?
— Вода, дорогой, — пояснил Магомад, — имеет такое же свойство, как деньги,
— быстро испаряется. И пар поднимается вверх, затекает с воздухом в наши холодные пещеры, а там конденсируется в капельки. Капельки стекают в ручеек и так далее… Все так же, как с деньгами. Круговорот в природе!
— Понятно, — уважительно произнес капитан. — Насчет денег, правда, я не совсем согласен. Они, блин, слишком часто конденсируются в разных темных кубышках и долго в круговорот не возвращаются.
— Тоже верно. — Магомад слегка чиркнул папахой по стене и поспешно надвинул головной убор пониже.
— Так, — заметил капитан, — вода уже к поясу приближается. Юрик, подхватывай дедушку!
Таран ухватил Магомада за ноги, приподнял и положил его на плечи.
— Ленинскому бревну, — философски заметил старик, — наверное, было приятнее. Во-первых, его сам вождь нес, а во-вторых, у него позвоночника не имелось.
Ляпунов и Таран дружно заржали, но все-таки удержали деда на плечах. Так, с шутками и прибаутками в конце концов добрались до катамарана и сгрузили старика прямо на сетку.
— Дальше, конечно, без того, чтоб не намокнуть не удастся, — извиняющимся тоном сказал капитан. — Но думаю, что простудиться, Хасаныч, ты просто не успеешь — жарко будет.
— Иншалла! Будем стараться.
Ольгерд, как выяснилось, пока Ляпунов и Таран ходили за Магомадом, развязал узел, затянутый Милкой на крюке, а затем вытянул из туннеля всю веревку и вновь смотал ее в бухту.
— «Не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам…» — на память процитировал Гоголя капитан.
— Вот именно, — кивнул «пан Сусанин», — даже если эти «ляхи» — пшекленты москали!
— Эге ж! — кивнул Топорик. — Те самы, що усе сало зъилы!
— Ладно, — произнес Ляпунов. — Базар не по делу. Докладывай, Сусанин, каков порядок действий.
— Все очень просто. Мила садится впереди Магомада Хасаныча. Юра и капитан становятся впереди, сдвигают нос со ступеньки и запрыгивают в катамаран. Мы с Топориком нажимаем сзади и в тот момент, когда катамаран соскальзывает в реку, запрыгиваем на корму. Дальше хватаем весла и работаем по программе. То есть так, как во время первого рейса.
— Работаем! По местам стоять, со швартовов сниматься! — объявил капитан. Таран оказался рядом с левым поплавком, Ляпунов — рядом с правым. Позади них встали соответственно Ольгерд с Топориком. Милка залезла в катамаран и приготовилась ловить Магомада, если его невзначай потянет за борт.
— И — р-раз! — по команде капитана все мужики дружно толкнули катамаран, Юрка с Ляпуновым запрыгнули на нос. Суденышко соскользнуло в поток со ступеньки, и в этот момент на него вскочили Топорик и Ольгерд.
— Весла! — заорал «пан Сусанин», и вновь началась сумасшедшая гонка, похожая больше на бобслей, чем на сплав…
Как ни странно, второе путешествие на катамаране, хотя Юрка его боялся гораздо больше, чем первого, стоило ему намного меньше нервов. Даже при том, что первые три или четыре поворота, пройденные на этом участке речки, казались просто чудовищными и ни в какое сравнение не шли с теми, что пришлось преодолевать в первый раз. Центробежная сила выносила то левый, то правый поплавок едва ли не к своду туннеля, катамаран кренило почти под сорок пять градусов, и не только Милка время от времени пронзительно визжала, не только могучий русский мат сотрясал стены пещеры, но и невозмутимый Магомад время от времени испускал какие-то гортанные крики на неизвестном остальной публике языке.
Наверное, все дело было в том, что эти первые несколько поворотов были пройдены очень быстро и экипаж катамарана даже перепугаться как следует не успел. Тем более что следовали эти повороты один за другим и никакого времени на то, чтобы осознать, насколько близко все были от смерти, просто не оставалось.
А затем, когда самые сумасшедшие повороты остались позади, пошли намного более простые, хотя, наверное, не менее сложные, чем были во время первой поездки. Их тоже проходили на большой скорости, но по сравнению с предыдущими они уже никого не пугали.
Наконец уклон речки заметно снизился, течение перестало подгонять суденышко с бешеной скоростью, и катамаран какое-то время плыл не быстрее, чем щепка по весеннему ручью, то есть хоть и не очень медленно, но вполне безмятежно. Поворотов какое-то время вообще не было, по крайней мере, крутых. Речка расширилась, но при этом свод стал заметно ниже, и в нескольких местах даже приходилось пригибать головы. Магомад, пригибаясь, обеими руками придерживал папаху. Как известно, потерять ее — для уважаемого горца большой стыд.
