Наконец уклон речки заметно снизился, течение перестало подгонять суденышко с бешеной скоростью, и катамаран какое-то время плыл не быстрее, чем щепка по весеннему ручью, то есть хоть и не очень медленно, но вполне безмятежно. Поворотов какое-то время вообще не было, по крайней мере, крутых. Речка расширилась, но при этом свод стал заметно ниже, и в нескольких местах даже приходилось пригибать головы. Магомад, пригибаясь, обеими руками придерживал папаху. Как известно, потерять ее — для уважаемого горца большой стыд.
— Еще метров двести — и мы на воздухе, — сообщил Ольгерд.
— Так… — сказал Ляпунов задумчиво. — Надо думать, гидрокостюмы на берегу нам не понадобятся, и бегать в них, прямо скажем, хреново. Переодеваться после высадки будет некогда. Есть предложение переодеться прямо здесь. Все, кроме боеприпасов, бросить. Броники и шлемы — тоже. Атаковать мы никого не собираемся, а вот бегать с этими килограммами туго.
— Вон там, — сказал Ольгерд, указывая веслом вперед, — будет галечная отмель. Можно встать и переодеться не спеша.
— Что б мы без тебя делали, Сусанин? Ума не приложу! — почти без иронии произнес капитан.
До отмели доплывали уже на веслах, чтобы отвернуть со стрежня. Действительно, из воды тут торчало несколько не очень крупных валунчиков величиной с арбуз и довольно длинный веретенообразный островок из плотно утрамбовавшейся гальки.
— Там, впереди, где нас ждут, — заметил Ляпунов, — точно такие же, только побольше.
Причалили и принялись за переодевание. Камуфляжки, конечно, в рюкзаках капитально промокли, и напяливать их на пропотевшие в резине тела было равносильно купанию в ледяной воде.
— Чирьями не разживемся? — опасливо пробормотал Топорик, застегивая штаны.
— Ничего, — мрачно пообещал Ляпунов, — согреешься…
— Да нет, мне Милку жалко. Представляешь, на такой попе — и чирей? Это ж нарушение всякой эстетики!.
Милка дала зубоскалу нежный подзатыльник и добавила словесно:
— Интересно, а на языках чирьи не заводятся? Допускает такое современная наука?
— Не в курсе, — вздохнул Топорик.
— Жаль! Тебе бы такой очень даже не помешал! И не видно — эстетику не нарушает, и трепался бы поменьше.
— Давайте поживее! — проворчал Ляпунов, которому было явно не до шуток. Таран, пожалуй, как никогда ясно представлял себе душевное состояние капитана. Действительно, Ольгерд свое дело сделал. Фиг бы они смогли без него добраться до катамарана, сплавиться сюда и так далее. В общем, уже ясно, что в большую реку они выплывут и свежим воздухом подышать успеют. Ольгерд не стал врать и отрицать, что там, на воздухе, их дожидаются граждане, собирающиеся захватить Магомада, а всех остальных за ненадобностью ликвидировать. Навряд ли он соврал и в том, что ему неизвестно точное место засады. Так что весь ход дальнейших событий зависел исключительно от того, насколько точно капитан при помощи своего опыта и интуиции вычислил это самое место. Ну и еще от того, насколько ценен в действительности дедушка Магомад. Если он этим типам нужен исключительно живым, тогда прикидки Ляпунова близки к истине. Если он им сойдет и мертвым
— тогда катамаран со всем содержимым изрешетят прямо с ближайшего обрыва, и вся затея с высадкой в бухточке пойдет под откос. О дальнейших делах типа прорыва к площадке, где — опять-таки по предположениям, а не по точным сведениям капитана! — в принципе может находиться вертолет, как и о его захвате, Таран почти не думал. Хотя такой обреченности — все одно ни хрена не получится! — как в начале авантюры, у него уже не было.
Ведь начинали-то с того, что пошли по ручью, не зная точно, куда он ведет! Пришли туда, куда хотели. Попытка Ольгерда добраться до катамарана, пройдя чуть ли не по потолку туннеля, казалась обреченным на неудачу безумством, а он прошел. Не верилось в то, что катамаран удастся перехватить-Перехватили.
И вот теперь очень хотелось верить, что и прикидки Ляпунова окажутся правильными.
— Оружие проверить, по возможности протереть, — распоряжался капитан. — Ну, по местам!
Катамаран столкнули в воду, разместились на сетке и стали выгребать веслами на стрежень. Вода подхватила суденышко, плавно повела вправо, и когда катамаран обогнул скалу, то впереди на стене туннеля забрезжил свет, идущий из-за следующего поворота.
— Бросай свой фонарь, пан Сусанин! Больше не пригодится! — воскликнул Ляпунов.
— Как скажете! — Ольгерд послушно отправил за борт и фару, и сумку с аккумуляторами.
И вот последний поворот туннеля пройден. Впереди показался неправильный полукруг естественного портала. Юрка думал, что после нескольких часов прогулок по пещерам свет покажется очень ярким, но ошибся. Солнце в пещеру не заглядывало, через приближающуюся дыру были видны только вода да серые скалы.
— Из тени выплывем! — возбужденно произнес капитан. — Точно рассчитал! Если кто на обрыве в кустах сидит — будет стекляшками бликовать. Милка, к бою! Если что блеснет — мочи, не стесняйся! Остальные — навались!
— Сразу после того, как выйдем, — посоветовал Ольгерд, — надо выгрести поперек реки и попасть в струю, чтоб нас вынесло к левому берегу. Тогда сможем в вашу бухточку зарулить…
Сердце у Юрки заметно прибавило оборотов, никакого холода от мокрого обмундирования почти не чуялось. Ну, вот двадцать метров до воздуха осталось… А теперь — только десять. Пять, четыре, три, два, один!
— Вон он, гад! — взвизгнула Милка, увидев блик света в кустах над обрывом-
— дотуда и ста метров не было.
Ту-ту-ту-ту! — катамаран еще шел медленно и относительно ровно, а потому очередь из Милкиного автомата с глушителем пошла точно в сторону блика.
— Навались! — отчаянно рявкнул Ляпунов. — Грести! Нажмем! Левый борт — стоп! Правый — крепче! Наддай!
Юрка, получив несколько секунд передышки, бросил взгляд на обрыв, ожидая, что уже в следующее мгновение оттуда роем полетят пули. Катамаран в это время после команды Ляпунова развернуло поперек реки, носом в сторону обрыва. Стало быть, его, капитана и Милку первыми срежут…
Однако на обрыве произошло что-то неожиданное. Во всяком случае, такое, чего никто из сидевших на сетке не ожидал. Через несколько секунд после Милкиной очереди кусты у самого края обрыва как-то странно раздвинулись и из них, цепляясь руками за ветки, спиной вперед выступила человеческая фигурка в камуфляже. А потом, как видно, руки этого человека разжались, и он молча, без крика, рухнул с обрыва вниз, на камни. Шмяк! Издали, сквозь гул реки на перекате, шлепок от удара тела о камни прозвучал совсем тихо, будто мокрая тряпка упала на каменный пол.
— Грести! Оба борта! Навались! Дружно! — орал Ляпунов. Возможно, некоторые все еще ждали огня с берега и несколько мгновений ощущали себя на грани жизни и смерти, но тут Ляпунов, должно быть, первым осознав, что произошло, завопил:
— Братва! Милка наблюдателя завалила! Нет там стрелков! Жмем в бухточку, живы будем, ей-богу!
У всех словно бы сил прибыло. И свежий воздух опьянил, и жить захотелось, и вообще поверилось в удачу. Юрка, крепко ухватившись за свое весло, стал грести с удвоенной силой. Катамаран вышел из слабого течения подземной речки и попал в ту самую «струю», о которой говорил Ольгерд.
Как только это произошло, Таран разом и думать забыл о том, что где-то впереди сидит засада, которой, возможно, застреленный Милкой наблюдатель все-таки успел что-то прохрипеть в рацию. Теперь ему показалось, будто главное
— уцелеть здесь, в этой самой «струе».
Да, она, конечно, уверенно тащила катамаран к левому берегу и той самой заветной бухточке за утесом, но как! Там, под беснующейся поверхностью воды, таились огромные валуны. Поток воды ударял в них, задирался вверх метра на полтора, а затем рушился вниз. Соответственно, и катамаран вместе со своими визжащими и матерящимися гребцами то взлетал вверх, так что казалось, будто все вот-вот вылетят из сетки и; попадают в бушующий поток, то с размаху плюхался в некую водную яму, и тогда казалось, что сетка не выдержит, лопнет и все опять-таки окажутся в воде.
— Внимание! — заорал Ольгерд. — Поворачиваем! Левые — табань! Правые — навались!
Ляпунов наверняка не приметил бы точки, где надо было отдать такую команду. И хорошо, что все не стали ждать от него подтверждения, а просто выполнили команду «пана Сусанина». Течение в этот момент уже притянуло катамаран к левому берегу, но впереди из воды торчала похожая на спину кита длинная, продолговатая, облизанная водой скала, разделявшая поток надвое. Одна струя приводила катамаран точно в бухточку и выбрасывала на песчано-галечную отмель, а вторая — уносила от берега на середину реки, уводила за перекат, туда, где ждала смерть. Если бы промедлили пару секунд, ничего уже изменить не удалось бы.
Но поворот получился очень вовремя. Левая струя течения четко схватила катамаран и буквально вбросила его в бухточку, где он, скользя по инерции, с хрустом и шорохом вкатился на отмель и остановился. Пш-ш! — правый поплавок, распоротый острым камнем, стал обмякать и скукоживаться, но это уже не имело никакого значения.
