За стеной внучка включила телевизор. В это время спать детям надо, а они (телевидение) мультяшки крутят!
Анна Павловна вздохнула и хотела взглянуть на себя в зеркало, но в голову «ударила моча»: вспомнилась Надя. Одновременно затренькал телефон.
Через несколько секунд ей сообщат о гибели Седьмой и всех ребят на «Тройке».
Валентина Николаевна Карельцева, руководитель аналитического отдела ГУ ФСБ РФ и второе лицо в «десятке» Вдов, вышла напротив памятника Гоголю и подняла высокий меховой воротник.
Служебный «Икарус» поурчал и попёр дальше, развозя сотрудников Управления по домам.
Огни Москвы ничуть не согревали ни тело, ни душу, наоборот, холод (в этом году ранний) пробирал до костей.
Жирка у худощавой женщины было маловато, да и короткое пальтишко не грело, и очень быстро она стала замерзать.
Шагая по тротуару мимо небольшого парка, Вторая обратила внимание на отсутствие охраны.
Её охраны из секты!
Никого из знакомых лиц. Чужие, отрешённые, бледные и скучные.
Она почувствовала себя одинокой. И сразу же ощутила страх. Страх и смутное беспокойство. Отчего?
Нет привычных лиц Тимура и Олежки? Темно и немноголюдно? Тревога и проверки на работе? Холодный, почти равнодушный взгляд капитана Мусихина под маской Козлова? Молчание девочек?
Что-то, а может статься и всё это, наводило панику, опасность. В душе всё покрылось инеем. Но не от морозца на улицах!
Она прибавила шаг, свернула на булыжную мостовую, миновала забор из декоративных ягодных кустов и потопала на пункт связи «Киоск-7».
Зачем Вторая попросила высадить её у Гоголя, никто и не задумывался. Все офицеры в автобусе размышляли о другом: о прошедших проверках, контроле и ожидающих их семьях и женщинах.
Только она сама знала, что делает. Отсутствие охраны! Есть! Наличие слежки? Надо проверить!
Майор ФСБ выполнила несколько приёмов ухода от возможного преследования, петляя зигзагами по улицам и подворотням, выжидала, срывалась на бег. Вроде никого?!
Последний кульбит хитрого сплетения следов решила исполнить в незнакомом дворе, через неосвещённый подъезд первого попавшегося дома.
Так иногда делают агенты, уходящие от наблюдения.
Чревато, но эффектно. Куда может подеваться объект? Как сквозь землю!..
Но не для охотника, следопыта и «зверолова» суперкласса Топоркова.
Интуиция? Случай? Везение и успех?
– Вы не меня ищете, Валентина Николаевна? – раздалось за спиной эфэсбэшницы и заставило её вздрогнуть.
Надеясь на темень подъезда, грязное мутное окно третьего этажа, свой опыт и секретное оружие, Вторая медленно обернулась на голос. Молодой!
– Вы кто? Не пани…
– …Вторая Вдова, кажется?! – спросил Никита, шевельнув рукой.
Карельцева различила в серой темноте чёрный ствол.
Толстый и тупой. Страшный зрачок величиною с пуговицу.
Щёки женщины нервно задёргались.
Она опустила взгляд, пытаясь определить: как незнакомец подкрался бесшумно, как фантастически материализовался в пустом и неприметном подъезде?
Обыкновенные тёплые туфли; может, полуботы турецкого производства. На рынке такие три сотни от силы.
Но Вторая не видела специальных мягких стелек на «липах», прикреплённых на подошвах.
Да и повадок охотника не учитывала, потому как не разбиралась в этом.
А молодой Топорков слыл неплохим сибирским охотником. И бойцом-невидимкой. После Шумени и Чечни.
Карельцева была штабной крысой. Аналитиком. Человеком умственного труда. И, в первую очередь, женщиной.
Покойная Черёмуха тоже была женщиной. Прекрасной. Но по выучке, боевым способностям и выживанию, стояла намного выше Вдовы. А по званию – ниже.
Но Вторая имела хорошие данные! Самые лучшие в «десятке».
И Истребитель победил её.
– Ты тот самый? Истребитель? – шепнула она.
– Тот самый!
– Такой молоденький и…
– … Мне некогда! – перебил Вдову Никита, не упуская из поля зрения лицо и руки эфэсбэшницы, а также держа ухо востро. – Я очень устал сегодня!
– Может, я…
– У меня был продуктивный денёк! Ты третья будешь!
Сообщение киллера вконец выбило Вдову из колеи. Где-то в теле заёкало, голова заныла, а руки предательски ослабли. В коленях начались судороги.
Такого с ней, профессионалкой, доселе ещё не происходило.
– Мы договоримся, Истребитель!
– Я так не думаю! Ты читала Фирдоуси? «Ну хватит! Кровь должна пролиться!» Так, кажется!?
Вдова уже заочно умерла. Но пыталась вылезти из бездны. Последнее усилие, но пустое и бесполезное. Выставила ладонь и прищурилась. Биоэнергетический удар, которым обладают и владеют единицы в суперспецподразделениях страны, должен был помочь и сейчас. Но на его осуществление нужны секунды и даже минуты.
Их у Второй не оставалось.
И всё-таки, кроме «Молнии» в кармане и смертельной заколки, это был единственный шанс. А что делает с человеком биоэнергетический удар, известно только Вдове.
Она не успевала.
Никита, ощутив внезапную тяжесть в голове и резкую меланхолию, сумел понять хитрый приём секретного искусства.
Он опять шевельнул рукой, чуть изменив направление ствола и ПБС «ТОЗ-111с». Лоб.
И нажал спусковой.
Ашхабад. 11 октября 1996 г.
Тяжёлый и неуклюжий «Ил» грузно коснулся плит полосы, проскрипел всеми колёсами шасси, сдирая слой мастики, покрывающий ВПП после недавнего капремонта, и неуклюже стал разворачиваться на манёвровой площадке.
Через семь минут после полной остановки и пришвартовки борта пассажиров начали выпускать.
Никита выглянул из чрева аэробуса вслед за миловидной светловолосой дамочкой, вдохнул свежий воздух в лёгкие, и… чуть не поперхнулся.
Горячее, раскалённое, лишённое кислорода дыхание Туркмении опалило Топоркова, как паяльная лампа сосульку.
Да-а, это была не Москва и даже не «Ебург»!
Ашхабад!
Впервые в жизни Топорков ступил на землю Средней Азии и ощутил духоту здешнего климата.
Разве можно передать те чувства, которые испытывает эскимос, оказавшийся в Африке, или негр, очутившийся где-нибудь на Ямале?!
Вертя головой во все стороны и дыша через раз, Никита находился под большим впечатлением. И хотя аэродром Ашхабада – не вся Туркмения, Туркменистан, но парень начал осознавать, куда его доставила огромадная махина.
Его и всех пассажиров самолёта перевезли к зданию аэровокзала и направили в широкие стеклянные двери для тщательных проверок таможни.
Парень успел оглянуться на аэродром с двумя десятками огромных лайнеров, на переливающееся марево воздуха, стоящее над ВПП и окрестностью аэропорта, устремил прищуренный взор на солнце, низко висящее над Туркменией, и, влекомый толпой прилетевших, нырнул внутрь высокого международного вокзала.
Его не встречали здесь, хотя было кому. Его не сопровождали, несмотря на важность задания и операции. За ним не следили, не зная о его приезде и намерениях.
И пускай аэровокзал главного города в маленькой пустынной стране кишел озлоблёнными, враждебно настроенными людьми аморального поведения.
ЕГО не засекли, не покалечили и не замочили. Тем более, не взяли.
Он прибыл сюда тайком, инкогнито и, предполагалось, ненадолго.
Он прилетел безоружным и абсолютно чистым. Ни «клопов», «жучков» и «глазков», ни зондов и всякой «радиопыли», ни шифров, записок или письменных кодов!
Всё, что ему могло понадобиться в предстоящем «деле», ему должны были дать здесь агенты СБ, а самую подробную информацию он мог заполучить от «внештатника» Особого отдела «Эфы».
Никита прибыл чистейшим, следовательно, скоро и без проблем прошёл таможенный контроль и очутился на широкой округлой площади, покрытой песком и потрескавшимся асфальтом, который обычно летом сильно плавился.
Около сотни автомобилей сгрудились на асфальтовом пустыре. Большей частью легковые: такси, частники, встречающие. Несколько автобусов и грузовиков.
К парню кинулись сразу шестеро «водил», но Топорков вежливо отказался от их услуг и потопал с единственной спортивной сумкой к окраине площади.
Облюбовав внимательным взглядом из-под ладони старую обшарпанную и отшлифованную песком, камнями и ещё бог весть чем «двойку», Топорков шагнул к унылому скучающему старику.
Смуглый, изборождённый глубокими морщинами и покрытый россыпью пигментных пятен аксакал, не веря старым глазам, вскочил с асфальта из тени машины и спросил только одно:
– Куда пожалуете?
– В город, на улицу Ленина, старик! – громко сказал Никита, догадываясь о глухоте аксакала.
– Я хорошо слышу! Пятьдесят тысяч рублями, сынок, – сказал дед, проведя сухой рукой по короткой седой острой бородке, – если в манатах, то…
– …Хорошо, старик! В рублях, договорились!
Они сели в «Жигули», с трудом открыв дверцы, и медленно тронулись с места.
Ехали очень долго. Старый частник не превышал пятидесяти километров в час, постоянно забывал включать поворотники и с душераздирающем хрустом в коробке передач переключал скорость.
