Второе послание пришло в таком же конверте и тоже было адресовано инспектору Квину. На этот раз, однако, там была не половина карты и даже не целая карта. Там был маленький листочек дешевой белой бумаги, на краю которого под микроскопом можно было разглядеть остатки клея и красной ткани. Водяных знаков на листке не было.
Заключение криминалистов из лаборатории гласило:
«Данный лист бумаги вырван из обыкновенного блокнота, который продается в любом магазине за десять центов. Невозможно указать, где блокнот произведен и куплен, а если бы даже и было можно…» Словом, можно не продолжать.
Содержание записки, написанной большими буквами шариковой ручкой, проясняло дело не более, чем заключение криминалистической лаборатории.
ОДИН ДРУГ МОЛОДОСТИ НИНО СТАЛ СУДЬЕЙ В ВЕРХОВНОМ СУДЕ.
И — все. Подпись отсутствовала.
Даже высшие полицейские чины решили положиться в отношении этой новой улики на суждение Ричарда Квина. Тот, в свою очередь, изложил им мнение сына — мол, послания намекают на некую девятку, хотя более точно ничего сказать нельзя. Итак, один из друзей молодости Нино якобы сделал карьеру и стал членом Верховного суда США. Остается только порадоваться за него, если это действительно так, отметил заместитель шефа полиции по правовым вопросам.
— Но я спрашиваю вас — что с того? Что из этого следует?
Характерно, что никому даже в голову не пришло, что речь может идти о Верховном суде штата Нью-Йорк. Всем сразу пришел на ум Верховный суд США с его девятью членами.
В самом послании было ровно девять слов.
— Знаете, что я скажу? — заявил шеф полиции. — Гори оно все ясным огнем!
Тем не менее принятый в полиции порядок требовал провести розыск друга молодости Нино и выяснение деталей его карьеры.
Третье послание напоминало первое: в конверте снова была совершенно новая игральная карта с красной рубашкой.
На этот раз она была целой.
Девятка червей.
— Я скоро свихнусь! — проворчал инспектор. — Что означает девятка червей у гадалки?
— Обыкновенно она означает разочарование, — ответил Эллери.
— Разочарование? Что это значит? Разочарование для кого?
— Наверное, он всего лишь хочет сказать, что разочарование ждет нас с тобой, — сказал Эллери и так сильно потянул себя за нос, что из глаз у него брызнули слезы.
Следующее анонимное послание отличалось прямотой содержания и поддавалось пониманию гораздо легче.
РАНЬШЕ НИНО БЫЛ ПОЛУПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ БЕЙСБОЛИСТОМ В БИНГХЭМПТОНЕ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК.
— Что, Импортуна когда-нибудь играл в бейсбол в полупрофессиональной команде? — удивленно спросил инспектор.
— Ты спрашиваешь об этом меня? — воскликнул Эллери. — Я не знаю!
В последнее время он отвечал очень громко, как будто постепенно становился глухим. Или мир становился все более глух к нему.
— Успокойся, мой мальчик. Это я просто размышляю вслух. В команде по бейсболу на поле выходят…
— Да, девять игроков, ты прав. Я уже обратил на это внимание. Спасибо.
— …снова девять слов. Это я тоже заметил. Не пойму только, что все это значит. Куда он клонит?
Меморандум, направленный инспектору Р. Квину от заместителя шефа полиции Лью В. Малавана: «Справьтесь о занятиях бейсболом Нино Импортуно или Туллио Импортунато».
— Черт меня подери совсем! — возопил инспектор. — Здесь ведь тоже девять слов!
Далее события развивались по прежней схеме. В еле-дующем конверте опять была карта, видимо, из той же колоды.
Только на этот раз девятка пик.
— Пустые хлопоты, — сказал Эллери.
— Сам понимаю, что пустые! — раздраженно буркнул инспектор. — Ты мне лучше скажи, что значит пиковая девятка.
— То и значит. Пустые хлопоты.
— И больше ничего?
— Ну, видимо, хлопоты, связанные с кем-то.
— Ас кем?
— Представления не имею. Впрочем, знаю, с кем. Скорее всего, пустые хлопоты с Вирджинией Импортуна. В конце концов, ведь это она, по-вашему, столь мерзким способом отделалась от своего супруга.
— Но ведь все эти послания совершенно бестолковы!
— Знаю. Но я и не думаю, что убийца шлет все это, чтобы указать нам какой-то путь. Разве что в психушку.
— Вот именно. Шлет просто для потехи.
— С этим я не соглашусь.
— Но ведь ты только что сам сказал!
— Мало ли что говорят люди! Все эти послания преследуют гораздо более разумную цель — точнее, более практичную: поводить за нос всю нью-йоркскую полицию и подкинуть ей работенки. Трудность в том, что… О, черт, папа, лучше уж я пойду засяду за свой роман и забуду обо всем.
— Ты что, все еще не закончил его? — холодно осведомился инспектор.
Эллери выскользнул из его кабинета.
НА РАНЧО НИНО В ПАЛМ-СПРИНГС ЕСТЬ ПЛОЩАДКА ДЛЯ ГОЛЬФА.
Тот же конверт, та же бумага, те же печатные буквы, написанные той же шариковой авторучкой.
Зацепиться не за что.
— Напоминает рекламное объявление маклера по продаже земельных участков, — проворчал Эллери. — Ты, конечно, понимаешь, на что он намекает?
— Ребенку ясно, на что, — угрюмо ответил инспектор. — На частных площадках для гольфа обычно бывает девять лунок.
— Даже если у Нино на площадке их восемнадцать…
— Знаю, Эллери. 1 плюс 8 будет 9.
— И в письме опять девять слов, черт бы его подрал, — ругнулся Эллери без стеснения. — Я хотел бы… я бы хотел знать, зачем он делает все это?
Если это письмо напоминало рекламу маклера, то следующее было совсем из другой оперы.
ИМПОРТУНА БИЛ СВОЮ МИЛУЮ ГОЛУБКУ КОШКОЙ С ДЕВЯТЬЮ ХВОСТАМИ.
— Да, — проговорил Эллери, — мне интересно только одно: неужели на покойном теперь так и будет ярлык извращенца-садиста?
— Будь уверен, пресса, узнай она об этой клубничке, так и начала бы смаковать ее, — покачал головой инспектор. — Думаешь, это правда?
— Откуда мне знать? Постельные тайны Импортуны мне неведомы. Впрочем, почему бы и нет? Человеку, который привык рисковать, располагая пятьюстами миллионами долларов, обычные супружеские радости могут показаться пресными.
— Кто это додумался назвать эту плетку из сексшопа девятихвостой кошкой?
— Ничего тут непонятного нет. Следы от девяти ее концов на коже очень похожи на царапины от кошачьей лапы. Разумеется, я знаю об этом только понаслышке.
— Ну и черт с ним.
Инспектор направился докладывать начальству о дальнейшем развитии событий.
— Постой! — крикнул ему вслед Эллери. — Есть еще такая поговорка: «У кошки — девять жизней»! Не забудь упомянуть о ней!
Прошла почти неделя, но писем больше не было.
— Все, конец, — сказал воспрянувший духом инспектор. — Ему надоело водить меня за нос.
— Нет, отец, — возразил Эллери. — Он просто решил помучить тебя ожиданием. Ты сам не замечаешь, что уже сидишь у него на крючке.
— Но откуда ты знаешь, что еще что-то придет?
На следующее утро среди прочей почты на столе инспектора лежал конверт с письмом:
НИНО ХОТЕЛ КУПИТЬ МУЗ ДЛЯ ВИЛЛЫ В ЛУГАНО (ИТАЛИЯ).
— Очко в твою пользу, — пробормотал инспектор. — Музы? Может, это какой-то намек на мафиози?
— Нет, папа, — устало ответил Эллери. — Музы — это не мафиози. Музы — это девять муз. Девять дочерей Мнемозины и Зевса: Каллиопа, Клио, Эрато — и так далее. Это из греческой мифологии.
Инспектор дрожащей рукой прикрыл глаза.
— И, разумеется, снова девять слов. У Импортуиы на самом деле есть вилла в Италии? — спросил Эллери.
— Что? А… Полагаю, есть. Даже уверен. Но какая нам разница? Это просто кошмарный сон какой-то! Неужели он никогда не кончится?
Вопрос был, в сущности, чисто риторическим. Тем не менее Эллери ответил.
— Нет, — сказал он. — Будет еще только одно. Последнее.
И два дня спустя на стол инспектора снова лег конверт. Он вскрыл его, и оттуда выпала еще одна новая карта с красной рубашкой.
Крестовая девятка.
— Но ведь он уже присылал мне крестовую девятку! — запротестовал инспектор Квин, будто неведомый его корреспондент нарушил какие-то правила. — В первом послании!
— Он присылал тебе половинку крестовой девятки, — поправил Эллери. — А это нечто совершенно иное. Кроме прочего, это доказывает, что ему пришлось купить еще одну колоду с красной рубашкой, чтобы послать тебе целую девятку крестей — ведь одну он уже разорвал.
— Это что-то меняет? — опасливо спросил отец.
— Абсолютно ничего, — ответил Эллери. — Так-, про-сто к слову пришлось. Прекрасно, господа. Вы, разумеется, понимаете, что это должно означать?
— Что? — вырвалось разом у нескольких присутствующих полицейских чинов.
— Помнишь, папа, я тебе уже объяснял значение целой крестовой девятки?
Инспектор густо покраснел.
— Прости, я запамятовал, что она значит.
— Последнее предостережение.
