Петер Рабе - Пуля вместо отпуска

— Доктор Эмилсон, для моей цели сойдет и описательная классификация. Я даже сомневаюсь, смогу ли и дальше следовать за нитью ваших рассуждений.

— О, да не может быть!

— Может, доктор, и это отнюдь не ложная скромность.

Эмилсон испытал разочарование. Он-то надеялся, что представился шанс обстоятельно побеседовать с коллегой. Но когда медицина внутренних заболеваний имела отношение к расстройствам психики? Разве что как фон?

— Скажем так, не заняться ли нам тогда обсуждением возможных прогнозов на будущее?

— Вы опять сбиваете меня с толку, доктор. Мне сначала надо услышать описание синдрома.

Они оба из вежливости засмеялись. Затем Эмилсон поинтересовался:

— Был ли он излишне активен?

— Нет. Апатия, вызванная состоянием печени…

— Да, это должно противодействовать любой склонности к…

— За исключением нашего случая. Я еще не видел пациента, столь быстро поддающегося лечению, как мистер Фелл. Это в том, что касается апатии. И даже в своей высшей фазе она носила спорадический характер.

— Как если бы он выталкивал ее из себя?

— Точно, — подтвердил доктор Джувет.

— В описательном плане это и может быть одним из главных атрибутов симптома мистера Фелла — убирать с пути все препятствия, мешающие развитию… его психоза.

— Это звучит жестоко.

— Отнюдь нет, скорее неразборчивость в выборе средств. Раз нет сдерживающих моральных цензов, то, следовательно, нет и понятия, что хорошо, а что плохо.

— Но нет… хм… и злого умысла.

— Определенно, нет! На самом деле оптимизм маньяка и уверенность в себе делают злой умысел, как таковой, вовсе не необходимым. Вы даже можете обнаружить, что Фелл временами проявляет неслыханную щедрость. Хотя бы потому, что чувствует себя в состоянии позволить себе любой широкий жест.

— И дать тем самым заманить себя в ловушку из-за своей неосторожности?

— Картина такова: он опрометчив, рискован, оптимистичен. По этой причине выглядит привлекательным, но полагаться на него нельзя ни в коем случае. Пациент — теперь уже ваш — может отбросить лояльность в любую минуту так же просто, как снять с головы шляпу.

— Скажите мне вот что, доктор Эмилсон. Есть ли у мистера Фелла тенденция к тому, чтобы стать опасным?

Эмилсон на мгновение задумался, потом неопределенно пожал плечами:

— Для других — нет! Во всяком случае, не намеренно. Для себя — да!

— Преднамеренно?

— Ускорение ритма жизни маньяка — свидетельство его дезинтеграции. Чем больше он выказывает все те симптомы, которые я уже описал, тем ближе приходит к коллапсу, который заканчивается подлинной в психическом смысле манией. В момент ее наступления, — Эмилсон опять пожал плечами, — пациент практически уже неизлечим.

— Звучит трагически, — заметил Джувет.

— Да, это так. Случится ли это или не случится с Томасом Феллом?..

На этот раз пожали плечами оба, и Джувет спросил:

— Тогда что же удерживает его во вменяемом состоянии?

— Трудно сказать. Вы говорите, что он не сложил с себя груза ответственности за свой бизнес, не отстранился от дел?

— Такого я не говорил, но это правда.

— Возможно, это-то и есть до некоторой степени средство от его болезни, — предположил Эмилсон.

— Но это в случае с работой, а в других?

— В случае с мистером Феллом, как мне кажется, благотворное влияние на больного оказывает его жена.

— Она поддерживает его вменяемость?

— Ну, по крайней мере, так это выглядит.

— Но каким образом?

— Не будучи в клинике, он чувствует себя с ней в безопасности. Она оплот его вменяемости.

— Я должен запомнить это, — произнес доктор Джувет.

— Хотелось бы, чтобы все было именно так, — сказал Эмилсон, — ибо, если он расстанется с ней, это может стать сигналом.

— Сигналом чего?

— Того, что он на грани невменяемости.

Когда доктор Джувет уехал, Эмилсон все еще испытывал непонятное чувство разочарования. Он был не удовлетворен поверхностным содержанием беседы, которой вынужден был ограничиться ввиду некомпетентности доктора Джувета в вопросах психиатрии. Отсутствие понимания самой сути вопроса могло бы существенно сказаться на результатах лечения доктором Джуветом мистера Фелла, причем отнюдь не в лучшую сторону.

Но так как Джувет не был доктором и не имел к медицине никакого отношения, сам он был глубоко удовлетворен тем, что удалось узнать: болезнь Фелла грозила лишь самому Феллу. Для других он был не опасен. Но Джувет пребывал в уверенности, что те люди в бежевом офисе в Лос-Анджелесе посмотрят на это дело иначе.

Крипп так и не смог выбраться к Дженис этим вечером из-за того, что Фелл по горло загружал его делами. У них состоялась встреча с несколькими адвокатами Фелла, совещание с двумя региональными деятелями, а затем долгое сидение с бухгалтерами. Фелл отправился домой только в три утра, а Крипп — к себе домой. Но едва лишь успел заснуть, как Фелл снова позвонил ему, хотя на часах уже было семь. Но когда Фелл услышал, каким голосом Крипп говорит в трубку, он предложил ему отправиться досыпать и отложил встречу у мотеля на двенадцать пополудни.

Когда Фелл кончил говорить, Крипп успел полностью проснуться. Он знал, куда собирается Фелл — опять на стройку следить за работой экскаваторов и бульдозеров. Там босс, скорее всего, и пробудет всю первую половину дня.

Крипп знал о привычке Дженис поздно просыпаться, но решил, что дело не терпит отлагательства, и позвонил почти сразу же. Ему удалось дозвониться до Дженис минуя Риту, и она сказала, что будет его ждать.

Она увидела, как его машина остановилась на въезде, и немного погодя услышала неверную поступь Криппа по выложенному плиткой полу холла. С нехорошим чувством Дженис вспомнила, как сидела на этом же самом месте и прислушивалась к шагам Саттерфилда.

Когда дверь открылась, она встала и пошла к нему навстречу.

— Доброе утро, Крипп. Хочешь кофе?

Он ответил согласием, и оба уселись за маленький столик у окна. Пока она разливала кофе, оба хранили молчание.

— Это немного странно, — произнесла наконец Дженис и улыбнулась. — Я никогда такого не делала прежде… не говорила с кем-то о Томе.

— Возможно, нам и не следует, — признался Крипп. Он наблюдал, как от чашки поднимается парок, а затем взглянул на Дженис: она показалась ему выше, чем он сам.

— Возможно, мы толком даже не знаем, о чем говорить, — возразила она, — но, я думаю, все же следует. Это… насчет ощущения, что с Томом не все ладно.

— Я знаю, но, возможно, лишь разговор с Эмилсоном заставил вас чувствовать то, что вы сейчас и чувствуете?

— О, если бы так! Хотелось бы! Да вот только…

— Знаю! У меня такое же чувство.

— Сигарету?

Крипп кивнул и взял одну, затем поднес спичку к ее сигарете. О своей он тут же забыл.

— Я не вижу Тома большую часть суток, — сообщила Дженис, — и, возможно, это-то и является причиной моего беспокойства.

— Зато я вижу его более чем достаточно. Он никогда не останавливается. Делает то, о чем и говорил Эмилсон: все время стремится вперед.

— Он не совершает никаких глупостей?

Крипп пожал плечами, затем взял наконец тайм-аут, чтобы закурить свою сигарету.

— Даже не знаю, миссис Фелл. Честно — не знаю! Возможно, это в большей степени относится ко мне, — я про глупости, — нежели к нему?

— Если бы только Том меньше отдавался работе! — вырвалось у Дженис. — Если бы я могла больше видеть его!

— Почему бы вам не сказать ему самому об этом? Или вы не можете?

Дженис взглянула на Криппа ничего не говоря, даже подалась вперед.

— В том-то и дело! Ты попал в самую точку, Крипп! Я больше не могу с ним разговаривать, как прежде. Такое впечатление, словно меня здесь и нет.

Ее слова смутили Криппа, и он посмотрел в окно на газон с проплешинами высохшей земли. Внезапно у него вырвалось:

— Возможно, вам следует оставить его. На некоторое время… И дать ему почувствовать ваше отсутствие.

— Том нуждается во мне.

— Но он не сознает этого.

— Я боюсь оставлять его, Крипп, даже ненадолго.

Крипп вполне понимал ее. Он взглянул на свои ноги:

— Я просто подумал, знаете ли, небольшой шок не…

Он замолчал, но Дженис понимающе кивнула. Она взяла было еще сигарету, но затем отложила ее:

— Зачем морочить друг другу голову, Крипп? Сам факт, что мы сидим здесь, доказывает, что не все идет, как надо. К чему нам себя обманывать?

Когда Крипп заговорил снова, то выпаливал слова быстро, чтобы побыстрее привести все к общему знаменателю.

— Я собираюсь позвонить Эмилсону… — Но тут же запал мужества покинул его. — Если станет еще хуже, — добавил он.

— Да. Мы, возможно, будем в нем нуждаться. Я поговорю с Томом. Постараюсь сделать так, чтобы открыть ему глаза… — Дженис нахмурилась, покачала головой, не желая продолжать мысль. Между ней и Феллом еще никогда не пробегала черная кошка. Никакой стены и в помине не было. А теперь он как будто постоянно старается что-то скрыть от нее, отвлечь внимание. Но это не так. Том и не пытался ловчить — такое ему было несвойственно. Это более походило на то, что он утратил с ней контакт и не пытался восстановить его.