– Было бы неплохо не занимать эту линию.
Колдуэлл кивнул.
– Вы правы. Тогда пока все. – Он снова обернулся к присутствующим: – Есть какие-нибудь предложения? Или вопросы?
– Только один, – ответил губернатор. – Как до этого вообще дошло?
По ходу стройкиДля некоторых это с самого начала была одна из тех работ, которые могут присниться только в страшном сне, когда человек вздрагивает и просыпается весь в поту. Подавлял уже сам гигантизм Башни, но, кроме того, случалось и много странностей. Обретая свое лицо, здание как будто обзаводилось и характером, причем зловредным.
Однажды, холодным осенним днем, на всем огромном пустыре, где предстояло разбить площадь, поднялся такой ветер, что подхватил лист железа и понес его над землей, как камень, пущенный «блинчиком». Рабочий по фамилии Бауэрс видел, как он летит, попытался увернуться, но было уже поздно и ему листом едва не отрубило голову.
Однажды ни с того ни с сего лопнула передняя шина полуразгруженного грузовика, стоявшего неподвижно, и рванула так, что из кузова высыпались все трубы и завалили трех рабочих, получивших множество переломов.
Однажды, опять в холодный зимний день, в подвале возник пожар, который так быстро охватил лежавшие там доски, что двое рабочих, спасаясь, застряли в каком-то тоннеле. Их выручили, но в последний момент.
Когда Пат Яновский на шестьдесят пятом этаже шагнул мимо лесов, Поль Саймон стоял перед зданием и беседовал с одним из поставщиков. Крики Яновского, усиливаясь по принципу Допплера, внезапно закончились жутким звуком удара, о котором Поль, находившийся меньше чем в трех метрах, не забудет до самой смерти. Он попытался не смотреть в ту сторону, но не утерпел и его тут же вырвало на собственные брюки.
Не было ли это началом конца?
– Такое случается, – говорил в тот вечер Берт Макгроу в маленьком домике в Куинсе, куда Поль и Патти пришли на ужин. – Мне это не нравится так же, как и тебе, но такое бывает.
– Мне просто кажется, – заметил Поль, – что происходит слишком много непонятного. Десять дней я ждал трансформаторы. Сегодня мы их нашли. Знаешь где? За четыре с половиной тысячи километров отсюда, в Лос-Анджелесе, и не спрашивай меня, как они туда попали. Этого никто не может объяснить. Рабочие были в простое, потому что им день за днем обещали, что трансформаторы вот-вот прибудут. Убытки стремительно росли. Потом мы заказываем кабели. Получаем не те. Начинаем проверять установленный лифт и то не запускается мотор, то не открываются двери, потому что их неверно посадили на ролики. Мой лучший техник по электромонтажу работал дома с электрической газонокосилкой и, только представьте себе, лишился трех пальцев на ноге...
– Ты говоришь так, будто уже сыт этим по горло, – сказал Берт Макгроу. Он не сводил глаз с лица Поля.
Поль заставил себя умерить пыл.
– Сыт или не сыт, – он деланно усмехнулся, – но нужно признать, что на этой стройке уже произошло множество странных вещей.
– Признаю, парень. Но на твоем месте я не брал бы этого в голову.
– Это похоже на саботаж во время войны, – продолжал Поль.
Макгроу посмотрел на него:
– Ты так думаешь?
– Да нет.
– Такие вещи уже случались, – сказал Макгроу, – я знаю. И без всякой войны. – Он покачал головой. – Но здесь другой случай. – Он внимательно посмотрел на Поля. – Ты хочешь мне еще что-нибудь сказать?
Поль надеялся, что его улыбка выглядит достаточно уверенно.
– Потому что если у тебя что-то есть за душой, – продолжал Берт Макгроу, – то самое время это высказать.
– Мне не в чем сознаваться, – ответил Поль.
Макгроу не спешил с ответом:
– Ты член нашей семьи, парень, а к родству у меня всегда было особое отношение. Но бизнес есть бизнес, это крутое ремесло, у нас с тобой договор и ты должен его придерживаться. Сам прекрасно знаешь.
– Ничего другого мне и в голову не приходило.
«Черта с два не приходило», – но его деланная улыбка даже не дрогнула.
Патти чувствовала, что у Поля неприятности, но ей не удалось вызвать мужа на откровенность.
Однажды они возвращались домой с вечеринки из Уэстчестера.
– Мне кажется, у тебя возникли проблемы с Карлом Россом, – сказала она Полю. Действительно, их разговор на повышенных тонах то и дело перекрывал обычный шум за ужином.
– Карл просто типичный неотесанный уэстчестерский засранец, – ответил Поль.
«То, что он может шутить, уже хороший признак», – подумала Патти, стараясь не замечать глубокую горечь, звучавшую в голосе Поля.
– Типичный уэстчестерский, – повторила она, – но ведь он из Де-Мойна в штате Айова.
– Это неважно, откуда бы он ни был: хоть из Де-Мойна, как Карл, или из Южной Каролины, как Пит Грэйнджер, или с какой-то горы на Западе, как тот ковбой Нат Вильсон, – голос Поля сорвался, и дальше они ехали молча.
Патти все же продолжила:
– Что тебе сделал Нат? Мне он всегда казался порядочным человеком. Папе тоже.
– Вся эта проклятая контора Бена Колдуэлла – сплошные вундеркинды. Это одно из условий приема к ним.
Патти засмеялась.
«Не обращай внимания», – говорила она себе, но не обращать внимание было чем дальше, тем труднее.
– И чуть что, получают от шефа по попке? А может быть, он ставит их в угол?
Мысли Поля уже снова вернулись к Карлу Россу:
– Это один из тех типов, которые всегда говорят: «Между прочим, я тут кое-что слышал... » – И всегда слышат одни гадости...
Патти удивленно спросила:
– Нат?
– При чем здесь Нат? – Голос Поля зазвучал резко и воинственно.
«О Господи, – подумала Патти, – как же мы далеки друг от друга? »
– Я не знала, о ком ты говоришь. Кто все время слышит всякие гадости?
– Карл Росс, черт возьми. Не Нат. Тот никогда ничего не слышит. Тот видит только свои бумаги и то, что по ним построено. Тот...
– Я всегда думала, что он тебе нравится, – сказала Патти. – И Зиб тоже.
Последовала долгая пауза. Ночной пейзаж вокруг них уносился в темноте размазанным пятном.
– Люди меняются, – наконец сказал Поль.
У нее было желание намекнуть, что и он тоже раньше не бросался банальными фразами. Но ей удалось его подавить.
– Это правда, – согласилась она, – значит, изменился Нат? Или Зиб? – И потом, отвечая скорее на один из своих вопросов, сказала: – Знаешь, это движение за эмансипацию женщин, по которому Зиб так сходит с ума, кажется мыльным пузырем, с которым непонятно почему все так носятся. Разумеется, нужно признать, что с ее фигурой можно не носить лифчика, между прочим, как и с моей, но мне и в голову не приходит ходить так, чтобы на мне все болталось.
– Зиб, кстати, отличная девчонка. – В этом заключении не было и тени сомнения. Оно повисло в окружающей темноте как нечто светящееся.
У Патти внутри вначале что-то замерло, потом ее охватили сомнения, которые, наконец, перешли в уверенность, в ощущение почти непоправимой беды. Если она и переживала когда-нибудь что-либо подобное, то только в страшном сне. И, наконец, пришло чувство вины перед самой собой за свою слепоту, за непонимание того, что она уже давно вступила в ряды жен неверных мужей.
«Ах, Боже, – сказала она себе, – какое несчастье». Но где она, та нестерпимая боль, которую она должна бы испытывать? «Наверно, позднее, – подумала она, – когда я останусь одна и осознаю весь этот ужас». Тогда же она спокойно ответила:
– Значит, изменился Нат.
– Да, – и все.
– В какую сторону?
– Я не хочу говорить об этом.
– Почему, милый?
И здесь у него прорвалось копившееся весь вечер раздражение.
— Какого чёрта, это что, допрос? Если я терпеть не могу этого ковбойского ублюдка, то что, мне теперь искать для этого уважительные причины?
Патти тоже взорвалась:
– Интересно, что ты ему сделал, что теперь его терпеть не можешь?
– Что ты хочешь этим сказать? – Поль помолчал. – Собираешься корчить из себя психоаналитика?
– Человек чаще всего не любит тех, – продолжала Патти, – кому сам когда-нибудь сделал гадость.
– Это наверняка одна из заповедей Берта.
— Не думаю, что папа когда-нибудь пошел на такое. – Голос Патти звучал сдержанно, но не оставлял сомнений в ее правоте, – Он брал верх по-всякому – в работе, в выпивке, в кулачном бою, это да, и в интеллекте тоже. Но всегда играл честно, никогда не нападал из-за угла.
– Ты хочешь сказать, что я – наоборот? На что это ты намекаешь?
Патти не торопилась с ответом и спокойно спросила:
– Так все и было, дорогой? Поэтому ты и бесишься?
В темноте машины лицо Поля казалось расплывчатым пятном, лишенным всякого выражения. Наконец, когда он заговорил, его голос звучал уже гораздо спокойнее:
– С чего это мы заговорили об этом? Я поскандалил с Карлом Россом.
– Мне кажется, последнее время ты то и дело с кем-то скандалишь.
