уже перестал. Деревья почти сбросили листву и стояли голые и неприглядные. Дом дедушки Габая, всегда славившийся гостеприимством, наполненный веселым смехом молодого поколения, теперь выглядел серым и унылым. Роза тронула калитку, которая тотчас отворилась. Девушка попятилась. Во дворе, обливаясь холодной водой из жестяного корыта, стоял богатырски сложенный немец и улыбался, скаля белые зубы.
– Дедушка Габай, Нонна… – только и смогла выговорить Роза. Несмотря на незнание русского языка, немец ее понял и, направив на нее указательный палец, старательно произнес:
– Капут. Пиф-паф.
Смысл этих страшных слов дошел до девушки не сразу, и она продолжала стоять, как вкопанная, а немец, не переставая улыбаться, все повторял:
– Капут, пиф-паф.
– Старик капут, – поправил его другой, вышедший из дома в сером мундире. – Женщина – тюрьма.
Так Роза узнала о первой смерти в их селе – смерти старика Габая, и о том, что ее тетю увезли в Симферополь, в тюрьму.
А вечером Зариф, осторожно постучавшийся в дверь соседки, рассказал подробности гибели деда. Когда немцы собрались обосноваться в его добротном доме, он, собрав последние силы, взял вилы и пошел на них. Его застрелил богатырски сложенный немец, а второй, помоложе, скрутил руки кричавшей и царапавшейся Нонне и отправил ее в комендатуру. Оттуда ее вместе с другими односельчанами, казавшимися немцам подозрительными, переправили в Симферополь.
– Глупость они сделали, – шептал Зариф, заглядывая в глаза Хае. – Сидели бы тихо – и ничего бы с ними не случилось. Немцы говорили что-то насчет крымчацкого народа… Мол, какие-то люди собираются подавать бумагу и документы, говорящие о том, что крымчаки не евреи. Пока никто ничего не подал, но, чувствую, это не за горами. Самое главное сейчас – пересидеть и выждать.
– Но что же будет с моей сестрой? – спросила Хая.
Татарин пожал плечами:
– Мне кажется, с ней ничего не сделают, – предположил он, но в голосе слышалась неуверенность. – Подержат и отпустят. Главное – пересидеть.
– Пересидеть, – передразнила его Роза, когда Зариф скрылся в темноте. – Нельзя сидеть сложа руки, когда твой народ в опасности. Мама, я хочу отправиться в партизанский отряд.
Лицо Хаи перекосилось, руки задрожали.
– Ты хочешь оставить меня совсем одну? – спросила она. – Хочешь бросить меня?
– Мамочка, пойдем со мной, – попросила девушка, но женщина покачала головой:
– Я никуда отсюда не тронусь. Вдруг твой отец придет, что он скажет, когда увидит пустой дом? А Нонна вернется? Мое место – тут, да и твое тоже. Ты хотела устраиваться на работу. Мне кажется, сейчас это единственно правильное решение.
Ничего не ответив матери, Роза залезла в постель и с головой укрылась одеялом. Разные мысли теснились в ее голове. Она понимала, что мать отчасти права. Бежать к партизанам? Но где они? Что, если, все же нарушив просьбу матери, она уйдет к ним и по дороге наткнется на немцев? Вопреки утверждению дедушки Якова, уверявшего, что он знает немцев по Первой мировой и они добрейшие интеллигентнейшие создания, гитлеровцы славились жестокими и кровожадными поступками. Каждый день до Розы доходили слухи об их зверствах. После гибели дедушки Габая они уничтожили семью крымчаков Сафар только потому, что родители не могли успокоить маленького трехлетнего ребенка, который мешал отдыхать этим зверям. Сафаров вывели за околицу и расстреляли вместе с плачущим малышом.
Девушка с болью подумала о дедушке с бабушкой, оставшихся в осажденном Севастополе (по слухам, город еще не сдали), об отце, о тете Нонне и, конечно, о Борисе, и стала тихо нашептывать древнюю молитву крымчаков.
Межгорск, наши дни
Колосов застал Олега грустным и молчаливым. Тот лишь кивнул ему и тихо спросил:
– Чаю хочешь? Только угощать нечем. Кажется, в кухне осталось немного моего любимого печенья. Бабушка всегда за всем следила, а я… – он беспомощно развел руками, – лишь вел паразитический образ жизни.
Андрей ободряюще положил ему руку на плечо.
– Что за ерунду ты говоришь? Какой паразитический образ жизни? Ты что же, не работал в школе, а с рождения сидел на ее шее?
Полозов попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкая.
– Это я так, – заметил он. – Ты и не представляешь, как паршиво я себя чувствую. Мне кажется, в том, что случилось, есть доля и моей вины.
Майор удивленно взглянул на него:
– Это еще почему?
– Да потому что школа поглотила меня целиком, – сбивчиво начал объяснять Олег. – Эти подготовки к урокам, бесконечные семинары и курсы повышения квалификации, тетради и ученики… Хотя у меня очень хорошие дети, и я надеюсь, они помогут мне преодолеть горе, – в его глазах вспыхнули искорки. – Они звонили мне сегодня – все до единого. Мне приятны их переживания и сочувствие, это говорит о том, что я им не безразличен.
– Конечно, не безразличен, – заверил его полицейский. – Я тоже всячески готов поддержать тебя, иначе зачем нужны друзья, – он присел рядом на диван. – Так о чем ты хотел со мной поговорить? Правильно ли я понял, что ты выяснил причину нападения на вашу квартиру?
Учитель кивнул:
– Бабушка перед смертью пришла в себя на короткое время и рассказала мне одну любопытную историю. – Он вкратце поведал обо всем Андрею, зная, что ему можно довериться. Столько лет дружили – и ни разу он его не предал! Хорошо все-таки, что они встретились, что это дело ведет именно школьный друг! – По ее словам, мне нужно ехать в Крым и искать какое-то караимское кладбище. Какая-то карта, перенесенная на надгробье, могла бы сделать меня богатым человеком. Хоть убей, не понимаю, о чем речь. Я даже вытащил наши старые альбомы, но в них нет и намека на эту странную историю.
Андрей открыл альбом и с интересом взглянул на старые фотографии.
– Им, наверное, лет семьдесят, – заметил он.
– Не меньше, – подтвердил Полозов. Майор переворачивал страницы, стараясь ничего не пропустить.
– По тебе и не скажешь, что ты не славянин, – сказал он. – Я только по снимкам понял, что в вас течет какая-то восточная кровь. Твои родственники все смуглые, горбоносые и черноволосые, с огромными глазами. Когда я был помоложе, меня это не интересовало, а вот теперь… Так кто вы? Турки? Армяне?
– Тебе не откажешь в наблюдательности, пусть и запоздалой, – улыбнулся Полозов. – Только мы не турки и не армяне. Мы крымчаки. Слышал о таком народе?
– Крымчаки? – Колосов замялся. – Ладно, отвечу честно – не слышал. И мои родители не говорили ничего такого о вашей семье. Крымчаки – они что, обитали в Крыму?
– Обитали, причем много лет, но как и откуда туда пришли – этого я тебе не скажу,
