А Александра была одинока. Никто не любил ее за то, что она есть на самом деле, — и она никого не любила… Какая-то адская лотерея, эта жизнь! Одним выпадает счастливый билет, другим нет, думала она, слушая, как сонная Ксюша, едва размыкая пересохшие губы, воркует в телефон.
Нет, — осекла себя Александра, не правда. Лотерея здесь вовсе ни при чем. Ксюша влечет к себе готовностью дать свою любовь. Именно тем, чего нет у Александры. На что она не способна. Давно не способна, совсем не способна… Ее душу опустошили, ее душу кастрировали, и теперь она бесплодна…
— На, тебя. — Ксюша протягивала ей телефон.
— Кто, зачем? — недовольно поморщилась Александра.
— Это Кис, — прошептала Ксюша. — Хочет что-то сказать тебе.
Александра взяла трубку, думая о том, что, безусловно, все дело в ней самой, — вот этот Алексей, например, он мог бы любить ее так, как любит Реми Ксюшу — просто за то, что она есть… Но ей не нужна его любовь. И дело не в том, что он едва выше нее на пару сантиметров, и не в том, что он похож на обезьяну — в конце концов, на весьма симпатичную обезьяну… И вовсе не в том, что он частный детектив, а это не бог весть что по сравнению с ее поклонниками из самых блистательных кругов… Дело всего лишь в том, что ей ничья любовь не нужна — ей нечего дать взамен…
Разговор не пошел дальше вежливого «Как ты себя чувствуешь?». Смятенный холодным тоном Александры, Кис быстро распрощался и повесил трубку.
Александра посмотрела на сестру.
— Встанешь или еще поспишь? — нежно спросила она, разглядывая отекшее лицо девушки.
— Встану. Саш, знаешь, что мне приснилось? Мне снилось это кольцо… Рука с кольцом… Она меня била.
Александра похолодела.
— Не думай об этом, — ответила она спокойно. — Забудь. Это был кошмар. Как и все остальное. Тебе сделать чаю или кофе?
— Кофе… Я есть хочу, знаешь!
— Ну, вставай потихоньку… Осторожно… Вот так… Не делай резких движений, голова может закружиться! Теперь иди прими душ, а я приготовлю поесть…
Когда Ксюша с мокрыми волосами, завернутыми в полотенце, вышла из ванной, стол уже был накрыт и будоражащий запах кофе носился по квартире. Александра, усевшись за стол вместе с сестрой, рассказывала ей вчерашние события, которые Ксюша помнила смутно. Ксюша слушала с задумчивым видом, вопросов не задавала и, когда сестра закончила, произнесла:
— Он мне ночью приснился, этот человек…
— Ты мне уже об этом говорила, — несколько сухо ответила Александра.
— Помнишь, ты меня расспрашивала про аэропорт — действительно ли Тимур был там и все такое? Я все старалась вспомнить его лицо, у меня тогда не очень хорошо получалось…
Ксюша замолчала, намазывая гренку тонким слоем масла. Александра подождала и поинтересовалась осторожно:
— И что с того?
— Он мне приснился ночью. И я во сне увидела его лицо. Теперь я его хорошо помню.
Александра отправила гренку в рот и несколько минут сосредоточенно хрустела ею. Она словно чувствовала, что Ксюша что-то недоговаривает, что сестренка приготовила ей какой-то сюрприз, скорее неприятный…
И она не ошиблась.
— И еще, знаешь, Саш… Я этого человека видела однажды…
— В аэропорту, я знаю.
— Нет, в другой раз. Здесь, в твоем подъезде.
— Ты что?! Это невозможно!
— Ты знаешь, у тебя на втором этаже есть сосед, Кирилл? Я ему нравлюсь, и он пытался со мной заговорить несколько раз… Он совсем неинтересный, но неудобно ведь никак не ответить… И я однажды ночевала у тебя и уходила от тебя в университет, ты оставалась дома… Но на улице я столкнулась с Кириллом и остановилась, чтобы с ним поболтать… Я видела, как подъехал «Мерседес» к твоему подъезду. И человек вышел из него… Это был он. Тот самый, Тимур, которого убили. Он вошел в твой подъезд.
— Ну и что? — холодно, слишком холодно спросила Александра.
— Этот Тимур с кем-то знаком здесь! Надо сказать об этом Алексею!
— Мало ли с кем он знаком! Алексею нужно искать убийцу, а не знакомых!
* * *
Реми все еще витал в своих мыслях, поглядывая за окно, когда его окликнул Кис.
— Видишь ли, тут есть одна странность… Смотри сюда, — ткнул он пальцем в рекламные разработки Тимура. — Здесь наброски по рекламным роликам самого разного характера — то магазин, то пылесос, то детское питание, то женские прокладки. Они сделаны Тимуром очень схематично: видимо, Тимур задавал основную идею, а дальше работала группа сценаристов, художников и прочих специалистов… И Тимур не вдается в уточнения, в них нет ничего конкретного, никаких деталей, кроме одной: почти на всех актерах, которые снимаются в видеороликах, будь то реклама газонокосилки или питьевой воды, должна быть одежда от Версаче. Как ты думаешь, почему?
— Андрей Зубков, — ответил Реми.
— Он занимается, среди прочего, «от кутюр»!
— И на нем был халат марки Версаче.
— Но ведь Версаче убили?
— Фирма-то существует. Начнем с Андрея?
— Нет. С временного директора, Анатолия Николаевича. К Андрею нельзя ехать с пустыми руками.
То, что Анатолий Николаевич был не рад их появлению, было понятно издалека. Лицо его было испуганным и недовольным одновременно.
Кис не раз размышлял о странном оптическом эффекте: выражение лица человека издалека куда красноречивей, чем то, что видится вблизи. Захваченное на расстоянии, будь то глазами или объективом камеры, лицо словно несло на себе печать: этот трус, этот вор, этот просто законченный подлец. Но, как ни странно, при приближении то же самое лицо вдруг оказывалось искренним, обаятельным, доброжелательным, милым… Кис не знал, в чем тут фокус — в том ли, что лицо успевало сменить выражение, или просто «большое видится на расстояньи», как из космоса видны все перепады морского дна, не различимые глазами купальщика, который находится к этому дну несравненно ближе… Но доверял он, несомненно, впечатлениям издалека.
Кис тихонько толкнул Реми в бок и прошептал: «Глянь, аж затрясся, свинина!» — «Чего он боится, как ты думаешь?» — так же шепотом спросил Реми. «Он трус, у него это на морде написано. И потому он боится всего».
Анатолий Николаевич утомил их отнекиваниями. Делали ли рекламу для фирмы Зубкова? Нет. Лично для Зубкова? Нет. По любому другому заказу, но на одежду Версаче? Нет.
— А это как прикажете понимать? — ткнул ногтем в распечатки из компьютера Тимура Кис. — Сплошные Версаче?
Безостановочные пожатия пухлых плеч временного директора вызвали головокружение у детективов, и Кис велел ему прокрутить ролики.
Вне зависимости от предмета рекламы, версачевские медузы и росписи мелькали повсюду — на спортивных костюмах, на джинсах и купальниках, на поясах и солнечных очках; а на «серьезной» одежде было просто написано «Версаче Классик».
Врио был растерян:
— Я художественным производством не занимался при Тимуре, не знаю, почему здесь марка Версаче… Но у нас нет никакого контракта на рекламу Версаче, клянусь вам!
Растерялись и детективы. Некоторое время прошло в задумчивом молчании. Анатолий Николаевич взбодрился и велел принести кофе для гостей.
— Спроси его, какие еще рекламные средства задействует их агентство, кроме видеоклипов, — шепнул Реми Кису.
— Это зависит от заказа, — охотно откликнулся временный директор. — Можем сделать кампанию в прессе, уличную стендовую рекламу…
— Ля пресс? — откликнулся на знакомое слово Реми. — Пресса — это любопытно, у нас тут завелось много знакомых журналистов… Спроси его, Кис.
— В прессе вы что-нибудь делали по рекламе Версаче? — посмотрел Кис на вновь струсившего директора.
— Нет.
— Послушайте, Анатолий Николаевич, — Кис придвинулся к нему поближе и доверительно заглядывал в глаза, — может, вы просто забыли? Может, вы посмотрите ваши деловые бумаги?
— Я лично, — вдруг гордо выпрямился Анатолий Николаевич, и его полные щеки порозовели, — лично занимаюсь учетом всех наших заказов! И заверяю вас, что знаю их наизусть!
— Ну что ж… — Кис поднялся. — Спасибо и на том. Можно от вас позвонить?
«Ваня? — говорил он в трубку, кося одним глазом на „свинину“. — Пойди-ка, милок, в библиотеку, и посмотри, что было в прессе по поводу Версаче за… примерно последние два года».
Разработки Тимура по рекламе как раз покрывали этот период.
«Да-да, где-то как раз после его убийства. Как только будут результаты, звони на мой мобильный».
Анатолий Николаевич ерзал на стуле и смотрел на детективов преданными честными глазами. Киса от него уже тошнило, но нужно было сделать еще один звонок — Андрею Зубкову.
Однако его домашний телефон не отвечал. Кис набрал рабочий номер Зубкова, указанный на переливчатой визитке, но там нежный девичий голосок сообщил, что Андрей Палыч на совещании и освободится не ранее пяти…
На дачу! — решили дружно детективы и покинули Анатолия Николаевича, к его заметному облегчению, которое он неумело пытался скрыть, суетясь у дверей и суя сыщикам на прощание свою потную мягкую ладошку.
