красота или мораль что-то приобретают оттого, что сейчас восемь минут одиннадцатого?
– Упрощаете понятие, – высокомерно возразил Хаас. – Однажды часы могут отомстить.
В спор вступил Хановер.
– Что касается вашего презрения к создателям, то считаете ли вы всех нас исключительно мыслителями, не способными к действию?
Старкингтон улыбнулся.
– Если честно, то в последнее время мы перестали быть как теми, так и другими. А теперь обязаны воплотить в себе оба качества.
Смотревший в окно Луковиль вдруг обернулся и решительно проговорил:
– Послушайте, Драгомилов уехал: покинул страну и вряд ли вернется. Почему бы не прекратить бессмысленную погоню? Не лучше ли взять бизнес в свои руки и самим восстановить работу бюро? Шеф организовал его в одиночку, а нас все-таки четверо.
– Прекратить погоню? – потрясенно переспросил Хаас. – Бессмысленную? Но как же мы тогда сможем восстановить организацию, если откажемся от основополагающих принципов?
Луковиль согласно кивнул.
– Вы, конечно, правы. Я упустил из виду важнейший фактор. Итак, каков же наш следующий шаг?
На вопрос ответил Хаас. Худой, изможденный, но исполненный энергии мудрец встал и, словно вестник судьбы, навис над столом.
– Сегодня в четыре из гавани Дирборна отправляется еще один пароход. «Восточная звезда» – самое быстроходное судно на тихоокеанских маршрутах. Оно без труда придет на Гавайи на день раньше «Восточного клипера». Предлагаю встретить Драгомилова в Гонолулу, но при этом вести себя осмотрительнее наших коллег.
– Великолепная идея! – с энтузиазмом поддержал его Хановер. – Тем более полезная, что шеф будет чувствовать себя в полной безопасности.
– Шеф никогда не чувствует себя в безопасности, – заметил Старкингтон, – но при этом не позволяет тревоге поработить его. Итак, джентльмены, принимаете ли вы предложение коллеги Хааса?
Молчание продолжалось пару мгновений, а потом Луковиль покачал головой.
– Не думаю, что следует ехать в Гонолулу всем четверым. Хаас еще не полностью оправился от раны. К тому же, как гласит мудрая поговорка, не стоит складывать все яйца в одну корзину. Предлагаю, чтобы Хаас остался здесь. Не исключено, что потребуется содействие с континента.
Пытаясь определить собственное отношение к высказанному предложению, трое коллег задумались.
Старкингтон принял решение первым.
– Я согласен. Каково ваше мнение, Хаас?
Фанатичный, несгибаемый агент грустно улыбнулся.
– Конечно, был бы рад внести свою лепту в акцию, однако вынужден принять логику Луковиля. Так что согласен.
Хановер ограничился молчаливым кивком, но счел нужным уточнить:
– А средств у нас достаточно?
Старкингтон открыл ящик письменного стола и достал конверт.
– Курьер принес это сегодня утром. Холл написал доверенность и предоставил мне право распоряжаться деньгами организации по собственному усмотрению.
Хановер вскинул брови.
– Значит, уехал вместе с Драгомиловым.
– Скорее вместе с его дочерью, – с улыбкой уточнил Хаас. – Бедняга! Любовь загнала парня в ловушку: вынужден терпеть тестя, которого сам же и заказал!
– Логика Холла замутнена чувствами, – высказал авторитетное мнение Старкингтон. – А судьба эмоционального человека не просто предсказуема, но и заслуженна. – Он поднялся. – Итак, если все поддерживают план, немедленно займусь организацией нашего путешествия. – Он озабоченно посмотрел на Луковиля. – Но почему вы хмуритесь?
– Думаю о питании на корабле, – печально вздохнул тот. – Как по-вашему, в меню будут представлены свежие овощи?
На востоке из-за горизонта показался краешек солнца. Уинтер Холл стоял на палубе, наслаждаясь теплым бризом тихоокеанского утра, и внезапно ощутил рядом чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел вглядывавшегося в даль Драгомилова и улыбнулся:
– Доброе утро! Хорошо спали?
Драгомилов заставил себя улыбнуться в ответ.
– Настолько хорошо, насколько можно было ожидать.
– Когда во время морского путешествия не могу заснуть, я обычно разгуливаю по палубе, – простодушно сообщил Холл. – Как правило, свежий воздух и движение помогают.
– Дело вовсе не в недостатке физической активности.
Драгомилов внезапно повернулся и в упор посмотрел на высокого, красивого молодого человека.
– Вчера перед отправлением парохода ко мне в каюту явился посетитель.
Воспоминание настигло Холла словно удар молнии.
– Джон Грей! Именно ему поручили проверить это судно!
– Да, меня навестил мистер Грей собственной персоной.
– Он по-прежнему на борту? – Холл перестал улыбаться и оглянулся.
– Нет, он не отправился вместе с нами. Остался.
Постепенно начиная понимать, что произошло, Уинтер смерил невысокого бесцветного человека пристальным взглядом.
– Вы убили его!
– Конечно. Был вынужден.
Холл снова сосредоточился на созерцании восхода, но его мужественное лицо приняло суровое выражение.
– Были вынуждены, – повторил он и поинтересовался: – Следует ли считать данное заявление признанием изменения концепции?
– Нет. – Драгомилов покачал головой. – Хотя любая концепция должна поддаваться изменению, если мыслящий человек использует свойственную ему способность к рассуждению. Сказал, что был вынужден, потому что вплоть до прошедшей ночи Грей оставался моим другом. Можно даже сказать, лучшим учеником и протеже. И вот, следуя моему же учению, вознамерился забрать жизнь учителя. Но, признавая чистоту помыслов, учитель забрал жизнь ученика.
Холл устало вздохнул.
– Вы нисколько не изменились. Скажите на милость, когда прекратится все это безумие?
– Безумие? – Драгомилов пожал плечами. – Определитесь с терминологией, молодой человек. Что же в таком случае считать благоразумием? Благоразумно ли позволять жить тем злодеям, чьи поступки ведут к гибели ни в чем не повинных людей, порой тысяч?
– Разумеется, вы не имеете в виду Джона Грея!
– Нет, не имею, всего лишь излагаю основы своего учения, того самого, в которое Джон Грей верил и которое вы называете безумным.
Холл взглянул на собеседника без тени надежды.
– Но ведь вы уже признали ущербность подобной философии. Человек не имеет права судить, может только подвергаться суду, причем со стороны не одного какого-то лица, а нескольких.
– Верно. Опираясь на это положение, вы сумели убедить меня в том, что цель Бюро заказных убийств является недостойной. Впрочем, определение «преждевременной», очевидно, подходит больше. Нельзя забывать, что бюро представляет собой сложное единство самых разных сотрудников и тем самым отражает общество, иными словами, включает в свои рамки все человечество. В таком случае ваши аргументы теряют силу. Но это не имеет значения. Как бы то ни было, вы меня убедили, и я отдал приказ о собственном устранении. Жаль только, что безупречность организации сработала против меня.
– Безупречность! – раздраженно воскликнул Холл. – Как вы можете произносить это слово? Уже шесть, если не все восемь, их попыток провалились!
– Неудачи убедительно доказывают безупречность, – гордо возразил Драгомилов. – Вижу, что вы не понимаете сути процесса. Провалы можно предусмотреть. Бюро располагает собственными средствами оценки, и провалы доказывают действенность методов.
Уинтер Холл изумленно посмотрел на стоящего рядом невысокого щуплого человека и воскликнул, не веря собственным ушам:
– Невероятно! Скажите на милость, когда же все это… хорошо, не стану произносить «безумие»… когда же это приключение наконец закончится?
К огромному его удивлению, Драгомилов улыбнулся вполне дружески.
– Слово «приключение» мне
