сказал?
— Не знаю, не было никакого Тельникова. Ну, когда я был, не было! Может, он потом появился, не знаю.
— Может?
— Ну да, он позже появился, — закивал Рощин. — Он же с Ильей дрался.
— А вы?
— Один раз кулаком ударил его в нос.
— Может, в кадык?
— Ну нет!..
— Кикбоксинг, говорите? Это и ногами бьют, да? Тельникова в висок ногой, а Сухаркова кулаком в кадык. Роста вы среднего, экспертиза на это указывает.
— Какая экспертиза?
— Криминалистическая экспертиза. Там настоящие профессионалы работают. Рассчитали, какого роста был человек, который Сухаркова ударил и убил… Сами признались, что владеете смертельным ударом.
— Да нет!
— И перчатки ваши на экспертизу отдадим. Свидетели есть, которые вас на кладбище видели в одно время с Сухарковым…
Максим задумался. А ведь гражданка, специалист по счастливым числам, про машину Тельникова не говорила. Может, «Меган» стоял по другую сторону от ворот? А цветы? Тельников говорил, что видел корзинку с розами. Значит, Рощин все-таки появился на кладбище раньше, чем Тельников.
— Да, но Тельникова я не видел.
— То есть вы приехали на кладбище раньше, чем он?
— Ну, вы же спрашивали про вазу, про гвоздики. Не было гвоздик в вазе. Значит, раньше.
— Приехали, ударили Сухаркова, поставили цветы и ушли?
— Нет, сначала я поставил цветы, а потом уже ударил. Я его нормально попросил, по-человечески, уйди, говорю, я побуду, а потом ты подойдешь. А он ни в какую!
— И вы его ударили?
— Да, ударил и ушел, а он остался.
— А Тельникова вы не видели?
— Нет, не было его.
— А машину его видели?
— А какая у него машина?
— Серый «Рено Меган»…
— Ну, видел, навстречу шел… Да, «Рено Меган».
— То есть сначала вы уехали, а потом появился Тельников?
— Выходит, что так.
— А время, когда вы прибыли на кладбище, когда уехали, не помните?
— Когда приехал и из машины выходил, было без двадцати три. Точно помню, на часы глянул. А уходил когда… Ну минут через десять-пятнадцать.
— На часы не глянули?
— Да нет.
— А почему сами приехали? Почему без мамы?
— Да мама уже и не ходит! — вскинулся Рощин. — Раньше просто ноги болели, а как Римму убили… И все из-за этого козла, Сухаркова!
— Но он свою жену точно не заказывал.
— Заказывал, не заказывал, из-за него все!.. Не надо было от Риммы уходить!..
— Это не повод его убивать.
— Я не убивал!
— Вы когда уезжали, может, маме позвонили?
Максим мог отследить историю перемещений по телефону, в случае с Тельниковым это сделали, с ним все понятно. И Рощина отработают.
— Да хотел, но телефон у Пахомыча оставил.
— Сразу за телефоном поехали?
— Да нет, сначала домой, там у меня пузырек был, Пахомыч просил.
— Это плохо, — качнул головой Максим.
— Почему?
— Как вы теперь докажете, что не возвращались на кладбище?
— А зачем мне возвращаться?
— Может, и незачем, но вы могли вернуться добить Тельникова и убить своего зятя.
— Как это добить?
— А чтобы потом все на него свалить. Как будто это Тельников убил.
— Не добивал я Тельникова! И на кладбище не возвращался.
— И как нам это доказать?… Может, вы видели кого-то на кладбище?… Тельникова видели, но он не посторонний. А нам посторонний нужен. Кто может подтвердить, что вы не били Сухаркова. Ну, если только в нос. И до того, как появился Тельников… Итак, Тельникова вы видели!
— Не видел я Тельникова! — не повелся на уловку Рощин. — Машину видел, а его нет… Может, это кого-то другого машина была!
— Кого другого? Кого вы видели? Может, кто-то находился неподалеку, тот, кто мог видеть, как вы ударили Сухаркова в нос и ушли.
— Ну, как уходил, может, и видели.
— Кто?
— Не знаю. Мне показалось, что за памятником, когда я уходил, кто-то стоял.
— За каким памятником?
— Там по ходу движения, метрах в десяти от нас. Плита высокая такая, широкая, и за ней кто-то стоял.
— Мужчина, женщина?
— Не знаю.
— Человек прятался?
— Не знаю. Может, просто стоял, у соседней могилы. Я вскользь глянул. Руку видел… часть руки… Часть ноги… Ну, может, и голову…
— Что на голове было, шапка, шапочка, может, платок?
— Да нет… Что-то светлое… светло-серое, а шапка это или платок… Может, и шапка… Да, куртка темная была, черная или темно-серая, не помню…
— Но кто-то стоял?
— Да, кто-то стоял.
— Если не померещилось.
— Почему мне должно было померещиться?
— Семен Дмитриевич, задерживать мы вас пока не будем. Но перчатки на экспертизу возьмем… — Максим на мгновение задумался. — И машину осмотрим, вдруг в ней обнаружатся следы крови потерпевшего. Это недолго, сейчас подъедут эксперты, час работы и все. Дальше будем ждать результатов экспертизы, если вдруг, вы уж не обессудьте.
— Но я не бил Сухаркова в кадык!
— И тем не менее рекомендую находиться дома.
— Но у меня свидание, мне пора!
— Увы, но свидание может быть расценено как попытка сбежать. Тогда нам придется принять меры. Пресечения… Или вас прямо сейчас задержать? — задумался Максим.
— Да нет, я лучше дома посижу.
— Да, и еще мне нужен ваш телефон.
Максим глянул на Кудылина. Не так давно Костя уже отличился, может, ему и сейчас повезет. Надо будет установить за домом наблюдение, и если Рощин попытается сбежать, Кудылин примет меры. Задерживать подозреваемого не нужно, поскольку тот опасен, а позвонить и вызвать группу Косте никто не помешает. Но сначала к Любе, на ужин, пока будут работать эксперты. Впрочем, Костя мог перекусить и дома. Право выбора за ним.
* * *
Под порывом ветра ветка тихонько стукнула по стеклу, Костя вздрогнул. Привиделось ему вдруг, что к машине подходит девушка из загса — с черными ногтями. И тут вдруг ветка. Как будто черными ногтями по стеклу.
Но за окном качалась на ветру рябина, через дорогу, чуть в стороне — дом Рощиных. Ночь, темно, фонари светят где-то в отдалении, машина прячется в темноте. Костя знал, куда ее поставить, и не жалел об этом. А черные ногти, от которых душу обдает холодом, — это не страшно. Для настоящего опера даже привычно. Наверное.
Зазвонил телефон, Костя глянул на дисплей: «Штанова». Он пожал плечами, но на вызов ответил. На часы не посмотрел, и без того знал время. Десять минут третьего. Глубокая, можно сказать, ночь. А Любе не спится, Люба на задании. Она душой с ним, а ее саму он с собой не взял, хотя она и просилась, но не очень настойчиво.
— Ну как там у тебя?
— И не спится вам, Любовь Сергеевна, — усмехнулся Костя.
— Мы же договорились, просто Люба.
— Хорошо все, Люба!
