– Миш, – позвала осторожно.
Тот не ответил.
– Миша…
Он приподнял указательный палец, попросив тишины.
– Вижу маленького ребенка, – произнес Михаил. – Он спит… Но ему плохо… Скорее всего задыхается… Хочет крикнуть…
Рустам Имранович посмотрел прямо в объектив камеры – как будто через монитор прямо на Михаила – и повторил:
– Вижу маленького ребенка… Ему плохо… Не может дышать…
Шайдуллин замер. Еще раз посмотрел в объектив, потом отвел взгляд, как будто застеснялся чего-то… И вдруг закрыл лицо руками.
– Что с ним? – спросила Садовская.
– Ничего страшного, – ответил Ксенофонтов, – сейчас он будет плакать и говорить, как ему жалко маленького ребеночка, какую страшную картину он увидел, какие сволочи люди… Короче, начнет выдавливать слезу. Вижу эту публику насквозь… Так, Сережа, – сказал он в микрофон, обращаясь к оператору, – не бери его больше крупно, возьми средний план… Да, вот так, все, не подводи к нему больше, тошнит уже…
Едва оператор выполнил инструкцию, как Шайдуллин отнял руки от лица. Все ахнули.
Женька ошибся – экстрасенс не плакал. У него из носа ручьем хлестала кровь.
– Помогите, – только и смог выдавить Рустам Имранович.
Кровь заливала лицо, белую рубашку и уже капала на пол. В комнате началась паника.
– Помогите, – повторил Шайдуллин и рухнул на пол, потеряв сознание. К нему на помощь бросились ассистенты.
– Пацаны, продолжаем держать, – скомандовал операторам Ксенофонтов. А Маришка тут же по аппаратам внутренней связи набрала номер Баранова, который все это время дежурил в комнате с участниками, ожидающими своей очереди.
– Валентин, это Садовская, как слышишь меня?.. Отлично… Слушай, у нас вырубился Шайдуллин… Да, прямо на съемочной площадке буквально минуту назад… Что скажешь?
Она немного помолчала, выслушивая в наушниках ответ мента. Михаил насторожился, хотя уже догадывался, что именно услышит.
– Хорошо, поняла тебя, оставайся там… – Маришка повернулась к присутствующим: – В комнате в это время не было только Людмилы Кремер. У кого-нибудь еще есть вопросы?
Вопросов никто не задавал. Только Женька Ксенофонтов, глотнув из банки пепси, мрачно изрек:
– она, эта ваша панночка. Ей-богу,
Съемки приостановили. Людмилы Кремер нигде не было, она как сквозь землю провалилась. Никто из коллег по программе не заметил, когда она успела улизнуть, – ее проморгал даже Баранов, хотя бывший мент и дежурил неотлучно в комнате ожидания.
В аппаратной тут же собрали небольшое совещание. Все устремили взволнованные взгляды на Поречникова. Если кто-то и мог внятно объяснить, что происходит в этом дурдоме, то это был именно он, двадцатипятилетний преподаватель истории из педагогического университета.
– Так, – сказала Маришка, – давай рассказывай, экстрасенс.
Михаил задумчиво почесывал подбородок и как будто не услышал вопроса.
– Алле, гараж!
Он очнулся, осмотрел тесное помещение, набитое аппаратурой и уставшими от постоянных стрессов людьми.
– Мне нужно найти Кремер, – произнес Миша.
Слушатели почти одновременно выдохнули.
– Какое совпадение! – проворчала Садовская. – Она нам тоже нужна. Ты что-нибудь внятное можешь сказать? Это она сделала?
Миша отрицательно покачал головой.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он вновь оглядел собравшихся. На лице его застыли одновременно и восторг, и ужас.
– Кажется, это сделал я.
– А зачем?
– Понятия не имею…
И, не дожидаясь новых вопросов, он снял со спинки стула свою куртку, закинул ее на плечо и направился к выходу из фургона.
– Продолжайте без меня, – бросил он на ходу, – снимайте пока тех, кто на месте.
– Стой, чудик! – крикнул Баранов. – Куда хоть идешь-то?
– Потом все расскажу!
В аппаратной еще долго висела тишина, нарушаемая лишь тихими переговорами членов съемочной группы.
Миша взял след. Его не смущала эта собачья аналогия – скорее забавляла, – но точнее он подобрать не смог. Он действительно шел по следу. След был едва уловим, почти как шлейф дорогих духов от прекрасной незнакомки, ехавшей в лифте за несколько мгновений до тебя. В лифте обычно полно и других запахов – от утреннего перегара соседского алкаша до чьей-то мятной жевательной резинки, – но прекрасная незнакомка абсолютно точно проехала несколько этажей! Ее запах одновременно и радует, и раздражает, и хочется скорее вылететь из кабины, чтобы успеть взглянуть на дамочку и убедиться, что внешне она жуткая уродина и возбуждает не так сильно, как ты надеялся.
Миша вынырнул из беспорядочных серых кварталов и теперь шел по улице от дома, где жили несчастные женщины Кругловы, озираясь вокруг и пытаясь отыскать верный путь. Транспорта в этом конце города было немного – лишь маршрутное такси и пара рейсовых автобусов. На конечной остановке, возле дорожного кольца, сейчас стояли две пустые желтые «газели», ожидали пассажиров. Разумеется, Кремер там не было.
«Брось, чудик, – отмахнулся Михаил, – неужели ты думаешь, что она ездит на общественном транспорте? Кстати, а на чем она ездит, кто-нибудь вообще помнит?»
Миша остановился, зажмурился, потер левый висок, но вместо нужной информации в голову пришел какой-то бред: ему показалось, что следом за ним бегут два телеоператора и снимают все, что он делает. Реалити-шоу в действии! Матч состоится в любую погоду, ха-ха!
Он открыл глаза, обернулся.
Оператор был один, он стоял в двадцати шагах позади и действительно снимал. Увидев, что его засекли, он слегка опустил камеру, виновато улыбнулся, приподняв плечо, и снова приник к видоискателю. Конечно, его дело маленькое, он будет снимать и во время Всемирного потопа, не задумываясь о том, на каком канале сможет показать отснятый материал.
– Чертовы идиоты, – пробормотал Миша. Запретить парню работать он не мог, но пообещал себе, что обязательно врежет Садовской, когда все это закончится… Так, а теперь нужно заняться делом.
Он вынул телефон, набрал номер Баранова. Валентин откликнулся моментально, словно ждал звонка с аппаратом в руке.
– Слушаю тебя, Миш! Ты ее догнал?
– Я в процессе. Подскажи мне, на какой тачке она ездит?
Валентин ответил не сразу. Очевидно, вопрос застал его врасплох. В трубке долго кто-то с кем-то шушукался, потом Валентин выпалил:
– Черная «королла»! Только, старик…
– Что?
– Она на стоянке перед домом.
– То есть?
– Кхм… Вполне возможно, что она может где-нибудь прогуливаться неподалеку. Мне выйти на помощь?
– Нет! – поспешно ответил Михаил. Только Баранова ему здесь не хватало с его ментовскими прихватами! – Продолжайте снимать испытание и наблюдайте, как все проходит. Кстати, что с Шайдуллиным?
– Не волнуйся за него, он пришел в себя. Медики, правда, отправили его домой. Он тебе нужен?
– Пока нет. Ладно, все, отбой.
Миша отключился и снова осмотрелся. Оператор продолжал снимать. Миша махнул ему рукой, чтобы тот не сильно к нему прилипал. Оператор кивнул.
Так, куда ушла эта тетка? И зачем, кстати? Если она настолько уверена в своей неуязвимости и непогрешимости, что после своих «артобстрелов» никогда не покидала площадки и самодовольно крутилась рядом, то почему она сбежала сейчас? Потому что я вклинился в ее передачу? Она почувствовала вторжение? Черт, черт, черт…
В очередной раз Михаил почувствовал недостаток опыта и нехватку знаний. Он до сих пор не понимал до конца, как это все работает, и не знал всех своих возможностей. То, что он сотворил сегодня со своим другом Рустамом Имрановичем, вообще путало все карты. Зачем? Почему?
Он повернулся к оператору, замер и уставился прямо в объектив, чуть прищурив глаза, – точно так же, как полчаса назад во время съемок программы делал это Шайдуллин. Оператор держался несколько секунд, потом отпрянул от видоискателя, опустил камеру и отвернулся. Кажется, ему подурнело.
«Прекрасно, – подумал Михаил, – теперь и я умею. Интересно, насколько сильно?»
Он закрыл глаза, попытался вызвать в голове образ Людмилы Кремер.
У него получилось сразу.
Да, вот она… та самая «дама из лифта», оставившая после себя лишь запах духов. Вот ее глаза, черные и глубокие, как океан. Вот ее руки, вот ее пальчики, белые и холодные, тонкие губы со слегка приподнятыми, словно в насмешке, уголками, голос… Миша поймал себя на мысли, что совсем не помнит ее голоса. Пожалуй, он даже и не слышал его. Кремер всегда в стороне, всегда в созерцательном молчании, с книжкой на коленях или мечтательно глядящая непроницаемым взглядом куда-то вдаль. Неприступная Черная Дама.
«Я тебя вижу», – подумал Миша.
«Молодец, – ответила Кремер. – Иди ко мне. Знаешь куда?»
«Знаю».
«Хорошо. Жду».
Съемки продолжились. Вслед за Шайдуллиным на площадку вышла Фатима Кабирова. Ей не нужно было изображать крайнюю степень напряжения, ей не нужно было играть на камеру, тем более что она даже и не знала, как все это делается, ибо никогда не посвящала телевизору времени больше, чем того требует большая многодетная семья беженцев из Средней Азии.
