Вопросов было море. Один за другой цеплялись, но, выкинув их на время из головы, он первым делом развел большой костер и обогрелся. И только протянув руки над жарко пылающим огнем, заметил, что левая, укушенная змеей, уже не напоминает надутую резиновую перчатку. Еще бледно-серая, местами с желтизной, но главное — отек почти сошел, да и кисть работает вполне сносно. И это, конечно, не могло его не радовать. Хотя бы одно хорошо, и то ладно.
Есть захотелось просто жутко. Посмотрел на медвежью тушу, и рот в момент слюной набило: «Опасно же, блин? А вдруг трихинеллезный?[75] — Но, поразмыслив накоротке, все-таки решился: — Да ничего. Прожарю получше, и потянет». Отрезал переднюю лапу, ободрал с нее шкуру, настрогал кучку тонких мерзлых пластиков. Взял один, посмотрел на просвет: «Да вроде никакой глистни не видно? Ладно — сойдет». Нанизал мясо на шпажку и поднес ее к огню. Прожарил пластики до хруста, как чипсы. Умял со зверским аппетитом. Покончив с первой порцией, сразу принялся готовить следующую. Потом и еще одну. И, только наевшись до отвала, буквально до икоты, достал фляжку из кармана и, отвинтив колпачок, запустил внутрь пару хороших глотков коньяка. Потряс ее и определил на звук, что там осталось совсем немного — едва на донышке. Допил остатки коньяка и, зашвырнув фляжку в кусты, бормотнув вдогонку: «Да пошла она на, вся эта идиотская конспирация. Да начхать и растереть. Да все — по барабану». Подкинул дровишек в огонь, погрелся еще немного и снова посмотрел на пробитую в снегу борозду: «Так кто же все-таки стрелял? Желательно выяснить. Давай-ка мы еще как следует посмотрим». Поднялся на ноги, стащил винторез с ветки.
На этот раз медленно прошелся по борозде на сотню метров в обе стороны, но все равно не нашел ни единого соступа. Уже хотел возвращаться к костру, когда показалось, что снег в одном месте, в полуметре от наследа, лежит как-то подозрительно неровно. Присел, потрогал его пальцем и озадачился: «Похоже, как будто заметали? Ведь здесь же никакой корочки, совсем рыхлый. Не мог же он за какой-то час после восхода так сильно подтаять? Да и как-то странно подтаять, избирательно — только в одном месте». Поднял глаза и, приглядевшись, заметил, что узкая, слегка волнистая полоса рыхлого снега, ясно различимая при свете ярких солнечных лучей, извиваясь, тянется куда-то вдаль и пропадает, теряется за бугорком. Пошел по ней и совсем скоро, буквально через полминуты, вышел на густо истоптанную, выбитую местами до самой земли полянку. Присел, присмотрелся к следам и снова озадачился: «Но это же зюбряк топтался? Или лось? Не знаю точно. Да это и без разницы. Главное, что определенно — какая-то зверюга копытная… А вот человеческих — нигде не видно? Ни единого следочка? Но тогда… кто же тут заметал? А ведь явно заметали же. — Встал, покрутил головой по сторонам, нашел выходной след с поляны. Прошел по нему несколько десятков метров и, нагнувшись, поднял с земли пучок тонких прутиков: «Да явно — остатки веника. И совсем недавно ломали». Вернулся на полянку. Покрутился, нашел входной след и увидел, что на спуске в низину он резко обрывается. Сразу же стало понятно, что по нему тщательно пошуровали веником. «Ну что ж, по крайней мере, теперь хоть это ясно… Но не на сохатом же он сюда приехал?.. Да какой там зюбряк, к черту? Может, это лошадь?» Еще раз, присев, присмотрелся к отпечаткам. Они были почти круглыми, словно очерченные циркулем. Крупными — сантиметров двадцать с лишним в диаметре: «Да, скорее всего, так и есть. Похоже, коняка натуральный. Вот теперь уже точно все понятно. — Встал. Поднялся на взгорок и остановился: — Значит, такая у нас картина получается… Где-то отсюда он и выстрелил. Далековато, конечно, больше ста метров. В кромешной темноте даже с ночником весьма непросто попасть. Но ведь попал же? Значит, классный стрелок… Выстрелил… может быть, даже прямо с лошади? А что? Так даже удобнее — дальше видно… Спешился. Подошел ко мне. Снял с меня рюкзак и карабин… Убедился в том, что я живой — просто в бессознанке. Развернулся и ушел… Да странно… Почему же не дождался, пока я в себя приду? Почему не оказал больше никакой помощи? Просто бросил прямо на снегу и убрался восвояси? Светиться передо мной не захотелось?.. А если это кто-то из этих самых староверов? Тогда — вполне срастается… Ладно. Все. Больше я себе мозги пока не пудрю. Главное, что он меня от медведя спас, парниша… и на том спасибо. — Произнес мысленно и натянул на лицо кривую ехидную ухмылку. — Да век я тебе этого не забуду, благодетель. Должок верну сторицей, паря, будь спокоен».
Прислонил винторез к дереву. Залез во внутренний карман, достал планшетник, но включить его не смог: «Все. Капец. Издохла, подлючка, окончательно. Ладно. Не беда. Сейчас поменяем».
Вернулся к костру. Постоял с минуту в раздумье возле медвежьей туши: «Смотри-ка — точно за ухом в затылок забубенил! Молоток… А вот и выходное — кусок черепушки над глазом вырвало». Прикинул мысленно траекторию полета пули от места выстрела. Обернулся, прищурился: «Интересно — стоял буряк или еще галопом несся, когда его этот местный Рэмбо захерачил? Ничего, сейчас посмотрим. А вдруг да подфартит… Кажется, где-то вон туда должна была уйти». Отошел на десяток метров, заскользил глазами по толстой березе вверх от комля и через секунду оскалился: «Да вот же она торчит, родимая! Выходит, стоял уже, скотинка, на задних лапах. Готов был на спину броситься». Вытащил нож из ножен, выковырял из ствола на уровне глаз сплющенную, порядком деформированную пулю, поскреб ее лезвием и разулыбился: «Да, похоже, точно кержаки. Это же еще древний патрон под «мосинку» — свинец обмедненный! — Повернул голову в сторону обнаруженной в низинке утоптанной лошадью полянки, и глаза его злорадно заблестели: — Если бы ты знал, дурилка, какого косяка упорол. Как ты бездарно, стремно просчитался… Да-а, ну и везет же мне, тьфу-тьфу, на сердобольных идиотов. Просто какая-то нереально жуткая везуха».
— Точно не сядешь?
— Да точно, бля! — громко крикнул Краеву пилот, стараясь перекрыть ворвавшийся в открытую кабину вертолета шум винтов. — Видишь же — болото кругом, сплошные кочки. Давайте уже, мужики, не тупите. Сейчас как шибанет боковым, и в момент навернемся.
— Может, еще немного поищем?
— Да не буду я больше ни хрена искать! У меня уже горючки в обрез осталось — только на обратку. Давай, давай мухой!
— Ладно, — пробормотал Илья, без особого энтузиазма глядя на болтающуюся под брюхом вертолета веревочную лестницу. — Погнали, Вась. Вперед, — сказал и первым крепко вцепился в нее руками, успев вскользь подумать: «Да здесь же ногу сломать — как два пальца описать».
Но им обоим повезло. Обошлось, к счастью, без серьезных травм — одними синяками отделались.
Краев перевел взгляд с заложившей крутой вираж над лесом и потянувшей вдаль вертушки на Нилова. Увидел, что тот заляпан жидкой грязью до самых подмышек, и гоготнул в голос:
— Ты чё, Василь? Ты чё такой уделанный?
— Да, блин. В бочажину свалился, — застыв с поднятыми вверх руками, матюгнулся Нилов. — Да вся трусня насквозь уже мокрая.
— Ничего, не парься, сейчас обсушишься. Времени у нас навалом, — успокоил его Краев и, посмотрев на превращающийся на глазах в маленькую точку вертолет, подумал: «А ведь это даже неплохо, что нас так далеко от запланированного района выброски высадили. Да легче будет только в тайге затеряться».
Разожгли большой, сложенный пирамидой «пионерский» костер на протаявшем до земли, продутом ветром солнцепеке. Пожрали. Почистили и смазали оружие. Нилов, натянув запасные сухие штаны, развесил на натянутой рядом с огнем веревке мокрую одежду и уселся на бревно рядом с Краевым.
— Сегодня никуда отсюда не двигаем, — подумав, твердо установил Краев. — Через пару часов темнеть начнет. Так что здесь и заночуем, — сказал и, убирая в рюкзак планшетник, прибавил: — Все равно пока еще никто из них до места не дотопал. Ни Санек, ни эти марамои. Так что покурим… с чувством, с толком, с расстановкой. Натянем палатку и будем отбиваться. Ты как, Васек, не против?
Нилов не ответил, а только молча, с крайним недоумением в глазах посмотрел на командира, всем своим видом будто бы говоря: «Да мне-то что? Тебе, начальничек, виднее».
«Это, конечно, славно, что он у нас такой молчун, — с иронией подумал Илья. — Что лишнего языком не мелет. Но иногда это порядком достает. Хочется же и от него иногда что-нибудь толковое услышать. Две головы — не одна. Да по любому — лучше».
Достал из кармана пачку «Петра». Прикурил, с наслаждением затянулся. Задержал на мгновение крепкий, ядреный дымок в легких. Выпустил его через приоткрытые губы колечками. Окинул взором раскинувшуюся перед глазами кочковатую марь, словно слегка подрагивающую, колышущуюся в сизоватом морозном туманце, и вернулся к своим размышлениям: «С Васильком, конечно, каши не сваришь. Что-либо обсуждать с ним — пустая трата времени. Совершенно невозможно. Да он на любой вариант заранее согласен. Ему что так, что эдак — все едино. Главное — поменьше лоб морщить. А потому в курс дела я его пока, естественно, вводить не буду. Да еще, в принципе, и сам не определился окончательно. Ничего, поживем — увидим, как оно лучше. Время покажет».
