спится. Приезжай, согрей, приголубь…
— Не сегодня, — отказался Краснов, а сам почему-то подумал о сексе с Танечкой. — Расскажи, как прошла неделя, — попросил он. И она начала щебетать как птичка, сообщать о звонках, делах, о том, как ее допрашивал в МУРе Алексей Фомин — приятель Краснова. А у Сергея в голове засела мысль о встрече с Таней.
Опасность, необычная обстановка, новые партнеры усиливают половое влечение, и Сергею вдруг бешено ее захотелось. Он вспомнил ее прекрасное тело, обольстительные ласковые губы… Но вдруг он припомнил Анну, ее алчный, жаждущий удовлетворения взор, томное дыхание, трепещущие от прикосновения пальцев плечи и полный страсти призыв: «Возьми меня». Но он вспомнил и то, что из этого вышло: утренний арест, унизительное препровождение к машине, свое лицо на пленке после выстрела в Германа Фрейна, драки и погони, которым, казалось, не будет конца. Неприятные воспоминания охладили пыл некогда беззаботного и страстного Сергея Краснова и заставили задуматься его теперешнего — опасливого и осторожного, разыскиваемого за убийство. Встреча с Таней обещала быть прекрасной, но могла окончиться для него трагически, даже если бы проходила не у нее дома, а в машине. И он решил не рисковать.
Порой бывает важно уметь отказать женщине, несмотря на ее полный любви и нежности взгляд, на ее близкое дыхание, пленительное прикосновение, несмотря на возбуждение, пронизывающее тело.
— Ну так как, — повторила Таня, — приезжай.
— Нет, милая, не сегодня. Есть неотложные дела, и мне хотелось бы их завершить.
— Тогда спокойной ночи, — грустно закончила девушка.
— Спокойной ночи. В понедельник, когда придешь в офис, не пугайся, там немного намусорили, — намекнул на обыск сыщик. — Вызови уборщицу, ладно?
— Хорошо, — удивилась Таня. — А что произошло?
— Ты телек смотришь? — спросил Сергей.
— Неа, в сети сижу, — ответила Таня.
— Ладно, сиди пока.
Сергей выключил сотовый и повернул к дому. Он правильно сделал, что не стал встречаться с Таней, так как ее телефон прослушивали, и их разговор записали. Если бы он приехал, его обязательно попробовали бы арестовать.
Пока Краснов с приключениями посещал свой офис, Алексей и Михаил сели в служебную «Волгу» и помчались за город, где в большом красивом доме проживала Амалия Фрейн — родная сестра Германа. Дом этот ей купил брат, и она жила там в компании двух собак и трех кошек. У нее было много подруг — таких же, как и она, престарелых дам, и они вместе коротали вечера в просторных комнатах. Амалия была одинокой и не имела ни мужа, ни детей. Брат открыл ей счет в швейцарском банке, и она жила на проценты без забот и хлопот. Доход позволял ей обеспечивать и подруг, кормить их, поить, и они шумной компанией дни и ночи напролет занимались разведением цветов, сплетнями, а вечерами — игрой в карты на интерес.
Еще Амалия часто путешествовала. Объездила весь мир, а чтобы не скучно было, брала с собой в поездки собак с кошечками, ну и, конечно, закадычных подружек Розу и Веру. Они же следили за порядком в доме на правах домработниц и ухаживали за хозяйкой.
Смерть Германа — единственного в жизни родного человека — выбила ее из колеи. Она, мгновенно постарев, превратилась из бодрой, бойкой и веселой, радующейся жизни семидесятилетней дамы в унылую старуху. Горе бьет сильнее боли, особенно если оно затрагивает самое дорогое — любимого человека.
Она все время плакала, принимала успокоительные, но легче не становилось. Подруги были рядом, утешали как могли, но горю не помочь, и для Амалии жизнь остановилась.
Герман был младшим братом, любимым и обожаемым, вообще сыном. Когда умерла мать, пятнадцатилетняя Амалия заменила ее. Окружила Геру любовью и теплом, взрастила и дала путевку в жизнь. Работала на трех работах, чтобы тот смог учиться, нормально питаться и одеваться. Пожертвовала своим образованием ради него, своим браком и, возможно, детьми. Когда тот поднялся, разбогател, то за добро отплатил сестренке заботой и привязанностью. Он обеспечил Амалию на всю жизнь, создал такие материальные условия, что она могла позволить себе любую прихоть. От загородного особняка и огромной московской квартиры до многомесячных заграничных турне с проживанием в люксовых номерах лучших пятизвездочных отелей. Была у нее недвижимость и за рубежом — во Франции, США и Эмиратах. Но все это она, не задумываясь, обменяла бы на жизнь и здоровье любимого Германа.
Проверив документы, охрана пропустила машину муровцев на территорию поселка Крекшино. Они поехали по ухоженной освещенной дороге, петляющей среди сосен. То там, то здесь в глубине леса виднелись особняки известных певцов, деятелей эстрады и кино. По пути им встретился охранник на велосипеде с оружием в поясной кобуре.
— Круто они тут устроились, — заметил Алексей. — В поселке Анны Фрейн дома побогаче, но охраны нет.
— Тот только строится, соседи еще не познакомились, не обжились, а тут все друг друга знают — богема.
К красивому и самому большому дому Амалии они подъехали, когда было уже темно. Остановились у крыльца, вышли и поднялись по мраморными ступеням к двери. Алексей позвонил и стал ждать.
Над входом ярко светила лампа, и в объектив камеры наблюдения лица оперативников были прекрасно видны. Часом раньше Максимов позвонил Амалии, принес свои соболезнования и предупредил, что к ней для разговора приедут два сотрудника. Поэтому она их ждала, да и от горя не спалось — в голову лезли всякие мысли.
И вот, одетая во все черное, хозяйка открыла дверь. Медленно передвигая ноги, вышла на крыльцо, взглянула тусклым взором в лица мужчин, похоже не видя их, и произнесла глухо:
— Вы из розыска?
— Здравствуйте, — произнес Фомин и предъявил удостоверение. — Мы инспектора Фомин и Нечаев. Николай Иванович вам звонил…
— Да, проходите, — она вошла в дом, пропустила мужчин и закрыла за ними дверь. Они прошли по темному коридору в гостиную и после предложения хозяйки уселись в кожаные кресла возле небольшого журнального столика. Осмотрелись.
Под высоким потолком в большой хрустальной люстре светила только одна лампа, а остальные не были включены. Поэтому было темновато, но оперов это не смущало. Они поняли, что попали в музей мебели. Дубовые шкафы возвышались у стен, по центру — стол и стулья из того же гарнитура, в углу — диван и кресла. Мебель поражала великолепными резными узорами ручной работы, красотой и дороговизной.
Китайский фарфоровый сервиз в серванте, за резным стеклом, радовал взгляд изяществом и утонченностью линий, чайные чашечки просвечивались, отдавали молоком и, казалось, парили в воздухе.
На столике, у которого сидели оперативники, стоял позолоченный самовар с кипятком, в одном серебряном блюде с чеканкой на
