Так, с приятными разговорами о вокзальных бомжах, добрались до театра, опоздав всего на десять минут. Забрав контрамарки, устремились в зал. Спектакль уже начался. Давали Островского. «На всякого мудреца…». Антон играл без вдохновения, мешала похмельная усталость. Чувствовалось, вчера был бенефис. Но зритель не обращал на это внимания.
В антракте, когда зажгли свет, Коляныч убедился, что Питер все-таки город маленький. В первом, блатном, ряду развалился, вытянув ноги, Свят. Свят. То есть Святослав Святославович. С семейством — женой и толстухой-дочерью. Все хрупали чипсами. Приобщался к прекрасному, театрал хренов. А может, спонсор постановки. Имидж укрепляет… Не подойти ли к нему, не узнать впечатления от пьесы? Интересно, как отреагирует? Нет, не стоит. Лучше на глаза не попадаться, а то набросится прямо в зале. Вот это театр получится. Драки и комедии. Островский бы удавился.
В антракте семейство отправилось в буфет, поэтому Коляныч предложил Вере Павловне бесплатно полюбоваться выставкой малоизвестного художника, размещенной в фойе. Понравившуюся картину можно было купить по вполне разумной цене. И если бы спутнице картина понравилась, Коле пришлось бы продать пиджак. Прямо здесь, в театре. Продал бы, ни секунды не раздумывая. Ибо находился сейчас в том волшебном состоянии, когда разум отказывается подчиняться логике, и человек совершает поступки с наиболее тяжкими последствиями для себя и окружающих. То есть состояние ничем и никем не омраченной нежной, подлунно-серенадной влюбленности.
— Какая у твоей собаки странная кличка. Ферри.
— Вообще-то, Фердинанд. Он уже старенький. Назвали, а потом реклама появилась этого средства. А у тебя есть кто-нибудь? Я имею в виду животных?
Вера Павловна тоже перешла на «ты».
— Хомячок был в детстве. А сейчас никого. Я имею в виду не только животных.
Проводница никак не прокомментировала ответ молодого человека.
Святослав Святославович в зал не вернулся, видимо, пьеса не соответствовала высоким требованиям кандидата юридических наук. И слава Богу — скатертью дорога!
После спектакля, когда отгремели аплодисменты и актеры откланялись, Коля потащил Веру в закулисье. Попросил немного подождать в коридоре, а сам скрылся за дверью гримуборной, где переодевался друг по институтской скамье.
— Тоха, выручай! «Тонну» до послезавтра! На нулях!
— Баксов?
— Нет, что ты.
— Держи.
— Спасибо. Мы ждем тебя у калитки. Я скажу, что ты приглашаешь в кабак.
Вернувшись к спутнице, кивнул на дверь:
— Антон предлагает где-нибудь посидеть. Полчасика. Кофе попить. Ты не против?
Сам пригласить Веру Коляныч не рискнул. Другое дело — служитель муз. Вера согласно кивнула. Не каждый день с популярным артистом кофе пьешь. В поездах она часто встречала звезд театра и эстрады, но никто разговоров по душам с проводницей не заводил. Правда, некоторые, когда сильно выпивали, намекали на плацкартную любовь.
По рекомендации Антона они поехали в небольшой кабачок на Петроградской, работавший до полуночи. Свой подержанный «Вольво», купленный на гонорар за съемки в модном боевике, артист оставил возле театра, потому что намеревался помимо кофе порадовать организм «вискариком».
— Боюсь, права отберут, — пояснил он Вере Павловне.
— Да? — искренне удивилась девушка. — Вы же знаменитость. Неужели отберут?
— Смотря на кого нарвешься. Вот недавно, например. Встречал американца одного из аэропорта. Жена попросила — он муж ее одноклассницы. Питер посмотреть прилетел. Встретил, катим в «Асторию». Я зазевался и на встречную выехал. Тут же по закону бутерброда — товарищ с палочкой. А у меня еще и остаточные явления — накануне тяжелые съемки были.
— Поэтому на встречную и выехал! — из вредности встрял Коляныч. Ему очень не нравилось, как Антон смотрел на Веру Павловну.
— Нет, там с разметкой беда. Короче, торможу. Гаишник меня, конечно, узнал, но документы не отдает. И давай обрабатывать — что, мол, делать будем. Нарушение серьезное, на лишение прав тянет. Я думал, он на копейку намекает. Протягиваю сотню грин. Не берет. Мол, деньгами его не удивишь. Чего ж тогда тебе дать? Он и предлагает — а давай мы с тобой споем. Хором. У меня мечта детства со звездой спеть… Я думал, он шутит. Ни фига. Или поем, или прощайся с правами. Артист ты, не артист — закон един для всех. Чувствую, спорить бесполезно, а без прав — вилы. А что петь-то будем, спрашиваю. Ну давай, отвечает, хотя бы из «Любэ» что-нибудь. «Позови меня тихо по имени», например. Очень мне эта песня нравится. Из кино про ментов. Ты там, кажется, тоже снимался. Я отнекиваться начал, дескать, и слов не знаю, и петь не умею. «Извини, тогда протокол». И что делать прикажешь? По закону он прав. Короче, спели. Причем он громче меня затягивал, с душой так, со слезами в глазах. Хорошо, вечером дело было, прохожих мало. Американец на нас таращится, как на умалишенных. Где такое увидишь, в какой стране, чтобы дорожный полицейский с задержанным пел?
— Это была программа «Скрытая камера», — ехидно предположил Коляныч.
— Да нет, не камера. Когда закончили, товарищ прослезился, права вернул. «Спасибо, друг, от чистого сердца. Очень я петь люблю. А ты первый, кто не отказал». Отъехали мы, американец спрашивает — а что это было, Антон? Что вы делали? «Понимаешь, Брюс, — на полном серьезе объясняю по-английски, — у нас закон такой. Или штраф за нарушение плати, или патриотическую песню пой. В воспитательных целях. У меня сейчас с деньгами туго, пришлось петь». Думаете, не поверил? Еще как! Это ж Россия! Дикий народ! «Почеши меня тихо по вымени!»
Вера улыбнулась. Коляныч бросил на нее ревнивый взгляд. Как бы на Антона глаз не положила. Он же звезда.
— Вчера у тебя тоже был тяжелый съемочный день? Выхлоп со сцены долетал.
— Нет, вчера был обычный выходной. Вера, а вам понравилась пьеса?
— Да, очень, — прямо ответила девушка, и, скорее всего, это не было просто данью вежливости.
— На самом деле — халтура, — усмехнулся Антоха.
Перед входом в кабачок на земле сидел потрепанный нищий с протянутой шляпой, в которой блестело несколько монеток. Вера, проходя, тоже бросила денежку.
— Это муляж, — заметил великий артист, — бутафория. Воск. Для прикола.
Коля присмотрелся. Действительно муляж. Но сделано натурально. Как живой, даже блохи на ногах и язвы. В милицию забрать могут. Господа рестораторы не брезговали никакими средствами, лишь бы заманить клиента. Они б еще воскового покойника на пороге положили.
В кабачке звезда сцены заказала себе двойной виски и сок, Коля и Вера по кофе. Они оказались почти единственными гостями, в дальнем углу клевал носом в пивную кружку какой-то толстяк с «зенитовским» шарфом на шее.
Антон продолжал травить байки из жизни богемы. Вера слушала с интересом, но не хихикала и не кричала модное «вау», что говорило Коле о ее высоком интеллекте, образованности и прекрасных манерах. Сам он мог рассказать байки только из жизни сапрофитов или из своей шпионской практики. Поэтому ограничился анекдотами.
Потом друзья перемыли косточки своим сокурсникам, многие из которых, как и Антон, блистали на сцене и экране. Обсудили последние театральные сплетни и премьеры. Мужчина с «зенитовским» шарфом, узнав знаменитость, подошел и попросил автограф, который благополучно получил.
— Зря Коляныч институт бросил, — вновь заказав дабл виски, обратилась к Вере звезда. — Как он Маяковского шпарил! Вам еще не читал?
— Пока нет.
— Коля, ты неправ!
— Это было давно. Я потерял голос. Годы…
Он посмотрел на Веру. Взгляды пересеклись. «И, конечно, прекрасная принцесса не могла не влюбиться в веселого трубадура…»
Судя по выражению ее глаз, проводница пока не сожалела, что отправилась сегодня в театр, и причиной ее положительного настроения был не только Островский.
Когда великий артист покинул столик, отправившись к дверцам с надписью «Инь» и «Ян», Коля негромко поинтересовался:
— Тебе не скучно?
— Нет, конечно. Я думала, ты сочиняешь насчет института.
— Если не веришь, могу почитать Маяковского. Только не здесь.
— С удовольствием послушаю, — улыбнулась Вера, — я люблю Маяковского. У него любовная лирика потрясающая. Энергетика просто сумасшедшая!
Трубадур потихоньку улетал. Следом летели сапрофиты, пытаясь вернуть его на грязную грешную землю. Но куда там.
— Хочешь еще кофе?
— Пожалуй. Без сахара.
На крыльях любви Коляныч полетел к стойке. Пока все шло просто замечательно. И ничто не могло помешать счастью. Но помешало.
Над стойкой висел компактный телевизор. Пока бармен готовил кофе, Коля пялился на экран. Шла «Дежурная часть», ночной выпуск. Сейчас вещали о происшествиях, случившихся в столице.
«Сегодня, в результате оперативной разработки в Москве был задержан ранее судимый житель Люберец Сергей Сапожников. Его подозревают в нападении на подмосковный отдел милиции с целью похищения оружия. Напомним, преступление было совершено в начале этого года, погибли два сотрудника. При задержании Сапожников оказал сопротивление. Сейчас устанавливаются остальные участники нападения…»
