— Прошу.
Ничего необычного в прихожей торговый агент не заметил. Доходы, судя по обстановке, у жильцов много выше среднего. Значит, есть надежда, что он уедет отсюда без пылесоса.
В квартире Колю поразил грамотный, до мелочей продуманный интерьер, над которым явно потрудился профессиональный дизайнер. Особенно впечатлял аквариум, вместо задней стены которого в стену была вмонтирована плазменная панель — дорогущая штуковина, появившаяся не так давно на отечественном рынке. На панели демонстрировался ролик из жизни морских обитателей, и создавалось ощущение, что рыбки плавают в открытом океане.
Хозяин, представившись Виктором Михайловичем, поинтересовался в свою очередь, как величать гостя. При этом не переставал улыбаться. Предложил тапочки на меху. Чувствовалось, человек он не злой и душевный.
В просторной гостиной, больше напоминающей приемную батюшки-императора или какого-нибудь кронпринца, Виктор Михайлович присел на кожаный диванчик, поставил перед собой на столик красного дерева стеклянную баночку из-под майонеза, закурил дешевую сигарету без фильтра и указал менеджеру на пушистый ковер, который предстояло почистить.
Еще одна деталь не укрылась от Колиных глаз — за окнами квартиры висели тяжелые металлические решетки. Странно, ведь квартира находилась на седьмом этаже, и вряд ли воры проникнут сюда через окно. Хотя… Тут есть чем поживиться, а когда есть цель, проникнуть можно куда угодно. Вот, одна картинка на стене на всю его годовую зарплату тянет. Наверняка подлинник. Да и коллекция холодного оружия явно не китайский ширпотреб. Вторая плазменная панель, обратно.
Демонстрация, занявшая сорок минут, не произвела на хозяина волшебного впечатления. Он продолжал улыбаться, сверкая золотым зубом, но, скорее, из вежливости. Несмотря на то что Коляныч, вдохновленный любовью, играл гораздо убедительнее, чем Антон на профессиональной сцене. И ковер вычистил до последнего окурка. Скорее всего, клиент был из той поганой категории, которая приглашает менеджера только для чистки ковра без намерений купить пылесос.
Продемонстрировав весь арсенал насадок и видя, что хозяин не прыгает от восторга и не лезет за кошельком, агент с дежурной улыбкой вытащил из рукава, а точнее, из чемодана главный козырь. Фотографию клеща-сапрофита.
— Виктор Михайлович, не покажете ли свою кровать? Или диван, на котором вы спите?
— Зачем?
— Я хочу пропылесосить его. И гарантирую, вы будете потрясены.
— Думаете?
— Уверен.
— Ну что ж, пожалуйста, не жалко. — Хозяин поднялся с дивана и, опираясь на трость, направился в коридор, где блестела дверь в другую комнату, по всей видимости в спальню.
Дверь эта, к слову, тоже имела зарешеченный глазок и квадратное оконце. И была обита листовым железом, потому и блестела. Совсем уж ненужная вещь. Квартира ведь не коммунальная. Мало того — в районе ручки висел внушительных размеров засов. Понятное дело, если изнутри, но почему снаружи?..
Пока Коляныч ломал голову над решением этого ребуса, хозяин лязгнул засовом, дернул дверь, щелкнул выключателем, отошел в сторону и жестом пригласил гостя:
— Прошу, молодой человек. Пылесосьте своих клещей.
Перешагнув порог и увидев обстановку, торговый агент чуть не выронил драгоценный агрегат. Несколько секунд Коля испуганно вращал глазами, пытаясь понять, куда он попал и не коварная ли это ловушка. Он читал про такие варианты в кровавой прессе. Заманят, посадят на цепь и насилуют до полного изнеможения жертвы.
Но Виктор Михайлович не проявлял никаких признаков гомосексуальной агрессивности, продолжая с прежней улыбкой стоять на пороге.
Спальня поражала дизайнерскими находками. Поражала наповал. Какие там сапрофиты! Какой там «Квартирный вопрос»! Какой там кронпринц!
Десять квадратных метров. Вместо широкого окна с занавесками — зарешеченный квадратик дюймов двадцати шириной, прикрытый тяжелыми жалюзи. Вместо люстры — вкрученная над дверьми лампочка с абажуром из старого алюминиевого дуршлага. Вместо кровати, которую собирался чистить Коля, — двухъярусные, аккуратно заправленные тонким простеньким одеялом нары, привинченные к полу. Рядом деревянная, без изысков, тумбочка. На тумбочке — металлическая миска, кружка и ложка. Приборы прикрыты салфеточкой, чтобы не пылились. В дальнем углу — унитаз вокзальной конструкции: две бетонные ступни и железная, сильно ржавая воронка узким концом уходящая под пол. В простонародье — параша. Рядом белая небольшая раковина, тоже металлическая, а не фарфоровая. Обрамление — дешевый белый кафель отечественного производства. Из мебели — всё.
Никаких обоев на стенах, никакой живописи. Серая матовая краска. Лишь возле нар несколько перечеркнутых палочек — тюремный календарь. От оконца натянута веревочка, на которой сушится нехитрое бельишко. Под ногами вместо паркета холодный бетон с мутными разводами. И главное, запах. Как пахнут подобные спаленки, Коля знал прекрасно. По привычке он чуть было не приступил к «работе». («За что тебя, друг?»)
— А-а-а… Что это?..
— Удивлены? — мягко переспросил хозяин. — Проходи, проходи, не стесняйся. Неплохо, правда?
— Не то слово. Но… Но зачем? — Коляныч понемногу приходил в себя.
— Как бы тебе объяснить, Коленька? — Хозяин подошел к нарам и нежно, словно на грудь любимой женщины, положил руку на верхний ярус. — Представь, что почти всю жизнь ты провел в одном месте. В месте, ставшем для тебя родным. А потом вынужден был покинуть его и попасть в совершенно непривычные условия. Согласись — не самое приятное дело. И хочется воссоздать хотя бы частично тот мир, к которому ты привык, где тебе комфортно и уютно. Хотя бы на время, как говорится, для адаптации.
До Коляныча стал доходить смысл сказанного.
— Вы… Вы оттуда? — Он перекрестил пальцы.
— Тридцать два года и семь месяцев. — Виктор Михайлович опустился на нары и жестом пригласил Колю присесть рядом.
— И за что, если не секрет? — На всякий случай Коля остался стоять.
— Сначала по хозяйственной линии, потом за неуважительное отношение к режиму. С тяжкими последствиями… А режим этого не любит. Хорошо хоть к стенке не поставили, но загрузили, как «Боинг».[7] В общем, три месяца назад уволился по болезни. Мальчишки вот встретили, квартирку эту подогнали, машинку. Уважают старика, ценят. Но машинка в гараже так и стоит — ездить не умею, да и не хочу. Мне на трамвайчике привычней.
Коля догадался, о каких мальчишках идет речь, поэтому ничего не уточнял. Вообще речь у хозяина, несмотря на тюремный стаж, была довольно правильная и чистая, без блатных жаргонизмов и матерных вкраплений.
— Хоромы-то богатые, а душа не лежит. Не лежит — и все тут! Недели две вообще уснуть не мог, по врачам ходил, таблетки глотал. Отвык я от этого. Да и не к лицу богатством кичиться. Сколько мне осталось с болячкой моей? А в гробу, как говорят в Одессе, карманов нет. Вот и попросил мальчишек — хоть одну комнатку обустройте по-людски. Чтоб душа отдыхала, чтоб спал спокойно на старости лет.
Виктор Михайлович еще раз с нежностью провел рукой по одеялу:
— Мальчишки умные, ничего не спрашивали. Вот, просьбу выполнили. — Он оглядел камерное пространство. — Зато теперь… И бессонница прошла, и болячка не так мучает. Как камень с сердца. Душевно здесь… Никаких наседок, никаких вертухаев. Красотища.
— А вторые нары зачем? — Коля по-прежнему находился в легкой прострации.
— «Пальма»-то? Ну как же! Во-первых, положено… А, во-вторых, на ночь ежели кто останется? Куда я его положу?.. Слушай, Коленька, а давай чифирнем? А? Я хороший чифирь делаю, настоящий. Молодежь-то уже разучилась.
— Спасибо. Я на работе.
— Ах, да. Пылесос. Да чего тут пылесосить? — Хозяин приподнял край матраса, обнажив деревянный настил нар. — Это ж не перина.
— А туалет… настоящий? — Коляныч указал на парашу.
— Обижаешь. Соседи снизу капризничали, мол, плохо, когда труба фановая через спальню проходит, но мальчишки им объяснили… Уважают меня…
«Ох, лукавишь, дедушка. За одно уважение такие подгоны не делают…»
— Простите, Виктор Михайлович. Но если вам комфортней ТАМ, почему вы не вернетесь?
— Ностальгия ностальгией, Коля, но туда не хочет никто. Что бы ни говорили. А кто говорит — не верь ни слову, а лучше сразу заточкой в пузо, чтобы не лепил горбатого. Эх, поставлю я, все-таки, самовар. Хотя бы купчика[8] выпьем. Распереживался я чего-то…
Виктор Михайлович извлек из тумбочки пачку индийского чая со слоном, еще одну металлическую кружку, бутылочку с водой и самодельный кипятильник, сделанный из двух опасных бритв и нескольких спичек.
— У меня заводской бурбулятор[9] есть, но этот роднее. Настоящий, прямо оттуда. Да ты не стой, не стой, проходи.
