ни разу не видал… — пролепетал Гриша, но послушался.
Федоров сосредоточенно прицелился к боксерской груше, несколько раз ударил, но самопальный спортивный снаряд лишь слегка покачнулся… Послышались ехидные смешки и смачные сплевывания в дальнем углу барака, однако это лишь подзадорило будущего боксера, и он выдал серию неплохих тумаков. Через несколько минут тренировки у Федора пересохло в горле, в висках застучало, в глазах потемнело и перехватило дыхание. Филимон бросил колючий взгляд в сторону дальнего угла, откуда все еще доносились ехидные словечки, докурил папиросу и смачно сплюнул. Казалось, ему одному было ясно, что успех в воспитании нового чемпиона не за горами.
— Не будь слабаком, — Дед явно вошел в раж. — Только так ты можешь добиться невероятной выносливости, чтобы вести бой в нужном темпе! Отдохни пару минут и продолжим!
Удивительно, но Федор оказался весьма одаренным учеником. И не только в боксе. Как будто на самом деле он выстроил для себя установку жизни в экстремальном санатории. Без вертухаев, сирены, вонючей баланды и колючей проволоки. Уже через месяц усиленных тренировок парень показал недюжинные способности в футболе, хотя на свободе вообще играть не умел. Как пнет мяч, тот неизменно летит в ворота. Правда, лагерные ворота сильно отличались от настоящих, размер прогулочного дворика явно уступал футбольному полю, и все же далеко не каждый игрок на воле обладал таким умением обработать мяч. Кроме всего прочего, Федор проглатывал книги, словно горячие пирожки. Точнее, даже не книги, а журнал «Знание — Сила», который в большом достатке в лагерной библиотеке всегда присутствовал. От научных статей по физике и химии у Федора дух захватывало больше, чем от тренировочного процесса и спарринг-боев с наставником. Но признаться в этом Деду Филимону Федор не смел. Засыпая, он мечтал о покорении космического пространства, если не им самим, поскольку реально понимал, испорченная приговором биография не позволит стать даже простым летчиком, так хотя бы конструктором корабля или каким-нибудь научным исследователем межгалактического пространства. И видел по ночам Федор всегда один и тот же сон, в котором укутанный в пеленки парень размером с младенца в маленькой капсуле вместе с тысячами таких же парней парит в космическом бесконечном просторе и тянется к яркому солнечному свету. И ощущение от полета было настолько умиротворяющим и счастливым, что, просыпаясь утром, Федор на самом деле чувствовал себя как в настоящем санатории. Правда, жизнь в параллельной реальности, так или иначе возвращала в лагерное бытие в виде громогласной сирены, хамства вертухаев и отвратительной пищи, но энергию и силу духа восполняла определенно.
Несколько месяцев упорных тренировок с учителем, который ставил жесткую манеру ведения боя, дали результат — Федоров сильно выделялся среди сидельцев реакцией и скоростью. И однажды в затянувшемся спарринге Филимон стал медлить и пропускать удары, так что Гришке дважды удалось отправить Деда в нокдаун. После второго такого приема тренер не поднялся, потеряв сознание. Испугавшись, мальчишка заботливо отнес поджарого Филимона на шконку и облил водой. И тогда у очнувшегося учителя обнаружилась частичная потеря памяти. Когда боксер вспомнил детство, отрочество и юность, стало понятно, что в спарринг-партнеры Дед Филимон больше не годился. В тот же вечер перед отбоем тренер, хитро прищурясь, сел на шконку и закурил папиросу.
— Две минуты и двадцать секунд… Столько времени мне понадобилось, чтобы стать самым молодым чемпионом в полутяжелом весе. Мне было двадцать, и я в финальном бою отправил одного финна в нокаут. Я был не очень сильным, как ни странно это звучит, но у меня была репутация нокаутера. Меня даже прозвали художником нокаута. Это когда у тебя на ринге появляется бешеное чутье, которое и стало моим главным козырем. Я бил в тот момент, когда надо было ударить, когда соперник этого меньше всего ждал… Вскоре меня настигла слава. Как лавина… И я с ней не справился, — Филимон замолчал, глубоко затянулся, выпуская клубок дыма, и продолжил. — Мне трудно было пройти по улице, останавливали на каждом шагу, и все желали со мной выпить… Мог выпить с соседом, дворником во дворе, с сантехником, который чинил в квартире трубы… Боялся отказать, неловко как-то… Я готовился к Олимпиаде, но к 24 годам моя карьера внезапно закончилась. Тяжелые нокауты начали сказываться на быстроте реакции. Я все еще пытался жестко и неожиданно наносить удары, но чаще всего запаздывал. И это не удивительно. К тому времени я перестал серьезно относиться к тренировкам и спортивному режиму. Был в себе уверен, в своих исключительных природных данных, не хотел тренироваться в полную силу… Вино, друзья, девочки, потом семья… В общем, часто к соревнованиям подходил не в лучшей форме. И только коронный нокаутирующий кросс спасал от постоянных поражений…
— Дед Филимон, а как же… Как же ты здесь? За что?
— Это не твое дело. Не твой базар… Сейчас о другом… Ты готов. У тебя есть чутье… Можешь играть…
— Где? В бараке? На лесоповале? — Федор не скрывал удивления. — Мне дали пять лет!
— Здесь. И на тебя уже делают ставки. Все случится завтра. И помни: дело не в силе. А в том, насколько ты готов идти до конца. Мы — победители. Особенными делает нас страх. Но когда страха нет, значит, ты умер. Так что ничего не бойся.
Своего первого соперника Федор увидел перед самым боем. Справедливости ради, конечно, надо отметить, что иногда в бараке на 140 зэков ему попадался на глаза этот большой человек в тренировочных штанах и дырявом замызганном свитере, но официального знакомства не было. Был он широкоплечим, мускулистым с маленькой лысой головой, значительно превосходил в росте Гришку Федорова, и потому решительно считался фаворитом боя. Ставки были явно не в пользу новичка. Впрочем, это не пугало Федора, напротив, он был как никогда спокоен, уверен в себе, потому что верил слову учителя — авторитетного чемпиона, который случайно оказался изолирован на 15 лет.
«Что могло произойти с таким правильным поджарым человеком в искусных живописных татуировках по всему телу?» — долго задавал себе вопрос Федор, пытаясь заснуть в ночь перед боем. Мысль о том, что, быть может, он тоже, как и Федор, не виновен, роднила и согревала душу. И если Дед Филимон — настоящий чемпион — не сломался, выжил в нечеловеческих условиях, так и ему, Григорию Федорову, тоже удастся прожить оставшиеся четыре года. А потом на свободе отомстит своему обидчику по полной.
В назначенный час, когда законопослушные зэки отправились на лесоповал кормить армию насекомых, барак загудел в истошном исступлении в ожидании яркого спортивного
