Браун спросил:
– Как дела с лифтом?
Нат устало махнул рукой:
– Возможно, будет работать. Хотят попробовать.
«Другого выхода не было. Хотя... »
– Что-то Береговая охрана не торопится.
По ступенькам поднялся Гиддингс. Увидев его, Нат представил себе, как он выглядит. Часть лица Гиддингса, до того скрытая противогазом, была белым пятном. Лоб черный, и волосы покрыты сажей. Вельветовый пиджак промок насквозь и весь покрылся пятнами.
– Что вы смеетесь? – спросил Гиддингс.
– Мы как два трубочиста, – ответил ему Нат, продолжая улыбаться. – А трубочисты приносят счастье, так что будем надеяться.
«И молиться, – сказала себе в душе Патти, – за счастье всех близких. И за тебя, папа. Господь тебя спаси! »
Браун спросил:
– И что дальше?
– Если он тронется, – продолжал Гиддингс, – то остановится только у банкетного зала, разве что... – он пожал плечами, – разве случится не знаю что. Но дело в том, что мы не узнаем, поднялся ли он, пока они нам не сообщат. Пойду свяжусь с ними.
С Брауном и пожарными он перешел к телефону.
Патти тихо позвала:
– Нат!
«Что ее толкнуло на это? Только одиночество? »
Она не имела понятия, но не имела и сил сдерживать себя:
- Он умер, Нат. Папа. Знаете, он был такой, большой и сильный...
– Мне очень жаль. – Нат взял обе ее маленькие чистые руки в свои, потом расстроенно увидел, что он наделал. – Этого мне тоже жаль.
– Это не важно, – Патти не пыталась отнять свои руки. – Звонила мама. Она его видела, но он он ее не узнал.
Нат снова сжал ее руки:
– Только спокойно. Спокойно.
«Что еще можно было сказать. Не умею я этого, – подумал он. – Единственное, в чем я разбираюсь, это дома, а не люди».
– Мне очень жаль, – повторил он, но эти слова казались ему пустыми.
Патти прикусила нижнюю губу. Глаза ее были закрыты. Когда она их открыла, они предательски блестели, но слез не было.
– Все уже в порядке. – Она помолчала. – Поль... – начала она уже другим тоном.
– Что с ним?
Патти глубоко, но неуверенно вздохнула:
– За обедом я сказала отцу о Поле и Зиб. Мне очень жаль, но я сказала ему, что ухожу от Поля, и должна была объяснить причину.
Нат снова сжал ее руки:
– Разумеется.
«Но где же боль от этого открытия, от понимания, что он рогоносец? Почему ему это безразлично? Неужели все это время он только убеждал себя, что живет с Зиб в чем-то, считавшемся супружеством, в то время как в действительности это было только легализованным сожитием на публике, из которого не вытекали никакие обязательства? »
– Поль говорил с ним после меня, – продолжала Патти. – Был там, когда у отца начался приступ. – Она замолчала, наблюдая за лицом Ната.
В другом конце трейлера четверо мужчин суетились вокруг телефона. Слышались голоса, но разобрать слова было невозможно. Здесь, на маленьком изолированном пространстве, стояла тишина. Наконец Нат спросил:
– Что вы хотите сказать, Патти?
– Насколько я знаю отца, – ответила она, – он выложил Полю все, в том числе и о Зиб. Вы думаете, нет?
Она помолчала.
– И что, вы думаете, мог ответить Поль?
Она снова помолчала, потом сама ответила:
– Что у нас с вами тоже рыльце в пушку. Лишь бы не тонуть одному. Я Поля знаю.
Их окружала тишина, и время словно остановилось.
– Не знаю, – ответил Нат, но он знал.
«Я Поля знаю», – к этому утверждению он мог присоединиться.
– Я плохо разбираюсь в людях, – сказал он, – Зачем осуждать, пока не доказана вина?
Патти покачала головой, решительно вздернула подбородок.
– Если все было так, – сказала она, – отца убил он, – Ее руки в ладонях Ната забила дрожь. – И если мне представится такая возможность, – продолжала она, – я убью Поля, Господь свидетель.
Нат тут же начал:
– Патти... – но запнулся.
Браун кричал в телефон:
– Вы в этом уверены? Черт побери, так убедитесь!
Он обратился к Гиддингсу и пожарным:
– Он думает, что лифт дошел до них. Думает! – И снова закричал в трубку. – Это точно? Да, мистер губернатор? Охренеть можно!
Пауза.
– Да, губернатор! Останусь на связи.
Он прикрыл трубку рукой:
– Лифт наверху. Они пытаются открыть двери. Что вы на это скажете?
Он через весь трейлер взглянул на Ната:
– Теперь можем забыть эти глупости со спасательным тросом.
Нат задумался. Наконец-то речь идет о вещах, о которых он может судить со всей ответственностью.
– Нет, – сказал он. – Если лифт на ходу, отлично. Но на всякий случай оставим запасный выход.
Первыми не выдержали жара окна на северо-западной стороне шестьдесят второго этажа. Тяжелые обломки закаленного дымчатого стекла отлетели от Башни, как при взрыве, сосульками засверкали в долгом падении и разбились на площади. Толпа охнула, раздались крики.
- Подвиньте барьеры подальше, – заорал сержант. – Назад, черт побери, назад!
Постовой Шэннон провел рукой по лицу и, не веря своим глазам, уставился на кровь, растекавшуюся по его ладони и капавшую между пальцев.
Барнс выхватил носовой платок, свернув, приложил его к длинной, чистой ране:
– Прижми как следует, Майк, и давай к санитарной машине. Придется зашивать.
– Как думаешь, – спросил неисправимый Шэннон, – светит мне медаль за ранение, Фрэнк? Я всю жизнь хотел стать раненым героем.
– Значит, твоя мечта сбылась.
Барнс начал оттеснять толпу от вероятного места падения осколков.
Лозунги на площади исчезли, но изуродованное сооружение предоставило преподобному Джо Уиллу Томасу повод для проповеди.
– Это воля господня! – Вещал он своим библейским голосом. – Это воздаяние за прегрешения и гордыню, которые идут бок о бок. Это новые Содом и Гоморра! Содом и Гоморра, говорю я вам.
Нашлись и такие, кому это сравнение показалось подходящим.
Над площадью летал пепел. Лужи на мостовой превратились в озера, поверхность которых была черной от сажи.
Высоко, невероятно высоко от сияющей Башни поднимался столб дыма. Ниже, по другую сторону здания, клубился другой и, подгоняемый ветром, огибал всю Башню, как гигантский удав.
Из дверей вестибюля тоже валил дым, но уже не такой густой. Многие в толпе думали, что пожар локализован. Но это было не так.
– Рано или поздно, – сказал служащий страховой компании с Пайн-стрит, – это должно было случиться. Я не хочу, чтобы на меня ссылались, но это так. И слава Богу, что нас это не касается.
– Им придется поднять ставки.
Служащий кивнул:
– Это несомненно. Убытки нужно компенсировать.
– А что с людьми там, наверху?
– Это хороший вопрос, – ответил служащий. – Но ответа я не знаю. Мы страхуем вещи, а не людей.
Канцелярия банкетного зала снова превратилась в командный пункт, командующим в котором был губернатор.
– Какова вместимость лифта? Максимальная? Даже с перегрузкой?
Бен Колдуэлл ответил:
– Считается, что он берет пятьдесят пять человек. Но, возможно, туда втиснется еще с десяток.
– Втиснется, – решил губернатор, помолчал, потом невесело улыбнулся. – По традиции, первыми идут женщины и дети. Надеюсь, никому не кажется, что об этой традиции нужно забыть?
– Мне, – сказала Бет.
Наступила тишина.
– Вы – выдающиеся люди, – продолжала она. – Вас нужно сохранить. Бросьте ваши глупые рыцарские замашки и смотрите на вещи реально.
Гровер Фрэзи произнес:
– Слушайте! Слушайте!
– Заткнитесь, Гровер! – одернул его губернатор. В его голосе звучала ярость.
Сенатор Петерс сказал:
– Ладно, моя дорогая, посмотрим на вещи реально. Мы свое уже прожили. Мутили воду, как могли, и преодолевали обстоятельства, с которыми могли справиться.
Ораторские привычки очень сильны, но сенатор заставил себя не развивать эту мысль дальше:
– Дело в том, что эта традиция вытекает не из какого-то допотопного представления о рыцарстве, а из того самого реалистического подхода, на котором вы настаиваете. Будущее человечества – вы, а не мы. Пока мы живы, мы решаем его проблемы, но вы заботитесь о том, чтобы кто-то пришел нам на смену.
Губернатор его поддержал:
– Вы в меньшинстве, Бет.
Он нежно улыбнулся и обвел взглядом комнату:
– В первую очередь – все женщины. Вы, Пит, – обратился он к шефу пожарной охраны, – проследите за этим. Остальные – помогите ему. И поторопитесь!
Бет подождала, пока они не остались одни:
– Я не поеду, Бент. Без вас – нет.
– Нет, поедете. – Губернатор подошел к внутренней стене комнаты. – Подойдите сюда.
Он дождался, пока она, удивленная, медленно подошла, потом взял ее руку и приложил ладонь к стене. Она ее тут же отдернула.
– Что, горячо? – спросил губернатор. – Мы не можем терять время, а я хочу видеть вас в безопасности.
