— А кто сказал, что я намеревался это объяснить? — притворно всплеснул руками Блювштейн. — Деньги незаработанные — это не деньги, а крохи. — Гость придвинулся ко мне вплотную. — Итак, вы имеете честь проживать в городе металлургов Старососненске?
— Так точно.
— Людей знаете?
— Столько лет прожито, как не знать. — Сейчас начнет разматываться еще один клубочек. Но… Блювштейн резко оборвал разговор:
— Вам колоссально повезло, писатель, но крупные дела с налета не делаются. Любую сделку нужно нутром почувствовать, завтра на свежую голову все и обмозгуем. У вас усталый вид, идите погуляйте по набережной, полюбуйтесь на закат, до завтра! — Блювштейн протянул мне руку, я с силой пожал ее и вдруг почувствовал: моя рука словно прикипела к его ладони. Почувствовав два сильных толчка в голову, я невольно прикрыл глаза, опустился на стул. Меня начала бить мелкая дрожь.
— Вам плохо? Перегрелись на солнце? — продолжал тормошить меня Блювштейн.
— Пули! Пули! — забормотал я, отчетливо видя, как трассирующие пули красными пунктирами свистят над нашими головами, ударяются о камни, кто-то падает.
— Писатель, вы меня разыгрываете? — Блювштейн всерьез обеспокоился, — отдайте же мою руку! Эй, Миша, сбегай за доктором!
— Не нужно доктора, — я с трудом открыл глаза, не в силах унять дрожь, — ничего не нужно делать. — Взглянул на Блювштейна. — Скажите, вы будете возвращаться домой на автомашине?
— Естественно! Тут ехать-то всего ничего. А чего это вы так побледнели? — не удержался, укорил адвоката и Мишу. — Больного психа привезли, ему лечиться нужно.
— На вас, Семен, будет какое то нападение, — тихо сказал я Блювштейну, не узнавая собственного голоса. Откуда опать эта напасть-: предчувствия, предупреждения, свыше, ума не приложу, но почувствовал, значит прпедупрежден.
— Перестаньте морочить мне голову! — отмахнулся Блювштейн. — Вы же писатель, а не артист погорелого театра!
— Люди, закутанные в тряпье, с автоматами, попытаются убить нас или вас, советую земляк перенести либо день отъезда, либо выбрать другой маршрут.
— Бред собачий! — Блювштейн махнул рукой. — Идите прочь! Еще не родился человек, который запугал бы Блювштейна. А ваши предсказания — удел психопатов, лечитесь, пока есть возможность, на Мертвом море!
— Мое дело предупредить! — Я, слегка покачиваясь, направился к своему коттеджу. В домике, где меня поселили, было очень душно. Противомоскитные сетки плотно прикрывали окна и дверь. Чтобы унять головную боль, я принял пару таблеток американского аспирина и лег на кровать, стал вспоминать о своих новых ощущениях. Прежние видения накатывались внезапно, но безо всякого контакта с человеком, которого ждет неприятность. И дрожи не бывало, правда, голова после приступов сильно болела. Такие ощущения возникли и у меня, что бы ло стрнно6 головная боль после столь прекрасного вина.
Вскоре, не дав мне заснуть, снова появился Блювштейн. Был он неузнаваем, присел на край кровати, как заправская сиделка, поправил одеяло, в глазах его было если не сострадание, то интерес.
— Как самочувствие?
— Прихожу в норму, — вяло ответил я, дивясь перемене собеседника.
— И часто это у вас бывает?
— Случается.
— Процент вероятности ваших прогнозов?
— Попадете под обстрел, тогда оцените, я не ошибаюсь! — Я вспомнил услышанную где-то недавно фразу: «Мафию победить невозможно, ее можно только возглавить». Наверное, Блювштейн и есть один из главарей этой самой мафии. однако когда против тебя люди с автоматами, а головах у них нет ничего кроме фанатичной ненавистикак поступать. Это как в заеженной погорке: «против лома нет приема. Окромя второго лома».
— Слушайте, Банатурский, так вы — неоценимый человек! Прогнозы — самый выгодный бизнес. Ладно, ладно, об этом потом. Вы в состоянии говорить о делах?
— Пожалуй, смогу. — Я сел на кровати.
— Меня не интересуют досье, на ваших жалких зверобоев, помешались, поставив не на ту карту. — начал Блювштейн, — мои интересы покруче. Признаюсь, мне принадлежат контрольные пакеты акций трех крупных металлургических комбинатов в России. Удивлены? Есть крупный интерес и в вашем городе.
— Комбинат? — Я вспомнил, сколько в Старососненске ходило слухов о неком мультимиллиардере, живущем то ли в Америке, то ли в Израиле. И вот он передо мной. И еще, кажется, у нас фигурирует иная фамилия, не Блювштейн.
— Милый вы мой! — без тени иронии сказал Блювштейн. — У каждого человека десятки лиц, а почему бы ему не иметь десятки фамилий? Мы — люди мира, зачем нам гражданство, паспорта, штампы о прописке? Вы меня поняли?
— Вполне.
— У вас в городе вот уже второй год на законных основаниях действует моя корпорация. Мы купили крупные пакеты акций. Называется она так: «Инвестинтернейшн». Слыхали?
— Это ваша фирма? — оторопело посмотрел я прямо в глаза Блювштейну.
— Да, пусть это тебя не удивляет, но не стоит обращать внимания на названия, главное — пакеты акций. Идет «битва гигантов», в которой более расторопные, те, что успели первыми отгрызть свой ломоть русского пирога, требуют защитить его от покушений чуть-чуть запоздавших, хотя не менее зубастых и цепких компаньонов. На языке экономистов этот процесс именуется переделом собственности. Делят не просто заводы, делят отрасли. И, сами видите, Банатурский. Дележка эта идет со скандалами, взаимными разоблачениями, ушатами грязи. Меня, к примеру, правительство вашей страны просто не допустило в Россию на собрание акционеров вашего комбината.
— Как это не допустило? — искренне удивился я. — Сейчас свободный въезд, особенно для иностранцев.
— Представьте себе, не допустили, лишили визы. И кто? Бывший первый вице-премьер. Но… обо всем понемногу. — Блювштейн осторожно подмигнул мне, мол, продолжение следует.
— Итак, господин Блювштейн, если я вас правильно понял, вашу фирму в Старососненске кто-то представляет?
— Корабль без матросов в рейс не выходит. Он, конечно, далеко не капитан, но… И самое удивительное, что лично вы этого матроса прекрасно знаете. — Видя, как в очередной раз у меня округлились глаза, Блювштейн, довольный собой, хихикнул. — У меня глаз, как ватерпас. Нам также и о вас известно достаточно много.
— Блефуете, дорогой?
— Ничуть. Работая в местной старососненской партийной газете, вы, Банатурский, по долгу службы и без оного долго общались с бывшим главным инженером металлургического комбината. Я не ошибаюсь? — Блювштейн был серьезен, но карие глаза его смеялись.
— С Разинковым? Казалось, меня сейчас хватит удар, в голове застучало, на лбу выступил пот. Откуда этот хитроумный еврей знает всю подноготную о нашей глубинной периферийной жизни?
— Да, господин Разинков и является одним из членов нашего линкора. А вы? У нас точная информация?
— Сдаюсь! — Я демонстративно поднял руки вверх. — Пару раз выпивали у него дома, встречались на комбинате.
— Объясните, на какой почве происходили встречи? — не унимался Блювштейн. — Нам все интересно… в качестве проверки вашего чистосердечного рассказа.
— Я — журналист, писал о нем. И, признаюсь, считал за честь пообщаться с Разинковым, как-никак — добропорядочный гражданин, знаменитость, лауреат премии Бардина, крепкий руководитель производства…Бывший водолал, спортмиен. Я не говорю про его награды, про то, что главный являлся членом горкома партии.
— А слабые стороны Разинкова?
— За ним и взаправду тянулся целый шлейф всяких сплетен и домыслов. — Я ушел от прямого ответа, хотя отлично знал, что домыслов почти не было. Знал и про его рукоприкладство, и про хапужничество. — Но сейчас Александр Иванович, насколько я помню, пенсионер, сидит с удочкой на берегу реки Матыра, ловит рыбку по-мелкому, да еще, кажется, спекулирует, тоже по-мелкому, черным металлом.
— Говорите по-мелкому? — с ухмылкой заметил Блювштейн. — Если вы ЭТО называете «по-мелкому», то что же такое крупный бизнес?
— Давайте, перейдем на иную орбиту, — предложил я. — Что вы хотите получить от меня? Теряюсь в догадках.
— Охотно разъясняю: сегодня, согласно законным Российским лицензиям, наша компания скупает у комбината, скажем так, излишки черных металлов в виде бракованного стального листа, слябов, доменного чугуна. В России «порочный» металл выбрасывают на свалки, а мы пускаем его в дело, получая выгоду. Сами понимаете, Россия продает сейчас буквально все, вплоть до новейших военных разработок.
— Не могу с вами не согласиться, — у меня буквально зачесались ладони, страстно захотелось записать сказанное Блювштейном. Я был уверен: ни старососненские, ни федеральные власти не представляют, каковы размеры невидимой паутины, опутывающей отечественную черную металлургию. они даже не знают, кто стоит за спиной скромной фирмы «Металлургические отходы». — Итак, я бы повторил вопрос о своем личном участии в вашем «скромном» бизнесе?
