остроглазый Санька перестал улыбаться:
– Не, не наши. Глянь-кось, тетка идет, да не одна.
В самом деле, со стороны улицы, отодвинув доску забора, показалась та самая врач, она же Лиза, она же Чайка и бес знает кто еще, а за ней – какой-то тип в кепке, тужурке и – даже в темноте было видно – надраенных до последнего состояния, сияющих сапогах.
Было слышно, как женщина рассерженной змеей шипит на спутника, чтобы тот выбросил цигарку. Он, пожав плечами, подчинился, но не выкинул, а, забычковав, прибрал обратно в пачку. Парочка поднялась к голубям, было слышно, как радостно воркуют голуби и пересыпается зерно.
– А вот теперь наши, – едва шевеля губами, произнес Санька.
И вправду, за забором зачавкали куда более легкие шаги, отодвинулась доска, пролезла сперва Светка в своем куцем дождевике, потом легко, струйкой, просочилась Оля. Они тоже полезли наверх.
Санька, толкнув Кольку локтем, тихо предложил:
– Давай поближе подберемся, мало ли что.
– Услышат?
– Не, там шум такой птицы подняли.
– Давай.
Они подобрались ближе и притаились со стороны голубятни, противоположной той, где была лестница. «Не заснуть бы», – забеспокоился Колька, и не без оснований: накрапывал все еще теплый дождь, ворковали над головой голуби, ни слова не было слышно. Но никак нельзя было расслабляться, ведь что-то явно должно было произойти.
* * *
Примерно таким же образом думала и Оля, когда они со Светкой, поднявшись по лесенке, очутились лицом к лицу не с ожидаемой персоной в одном экземпляре, а сразу с двумя незнакомцами.
«Как хорошо, что Светка не одна пошла, – подумала Ольга, не забывая удерживать на лице соответствующую гримасу, – кто их знает, так, внимательнее и проще. Смотри исподлобья, настороженно. Хорошо, что от керосинки тут не так светло».
– Нате вот, – пробормотала она, протягивая сковородку Лизе.
Та серьезно, без улыбки, приняла подношение, поблагодарила. Узнать ее было немудрено по Светкиному восторженному описанию, правда, одета она была в гражданское – темное платье, светлое легкое пальто, легкие красивые лодочки, невесть как оставшиеся чистыми после осенних дорог-тротуаров.
Спутник ее ушел к голубям. Было слышно, как он возится, пересыпая зерно. Иной раз это было довольно громко, и тогда Лиза морщилась, кидая недовольные взгляды, но ничего не говорила.
– Докладывай, Светлана.
Светка, чуть порозовев, все-таки справилась с волнением и начала довольно искусно врать:
– Вначале все шло хорошо. Мы договорились с одним немцем, что он купит у меня пакет соли. Мы встретились около платформы, где они разгрузкой занимаются, но пришел охранник и разогнал нас…
– Где же соль? – требовательно спросила Лиза.
– В коллектор бросила, как учили, – отрапортовала Светка, глазом не моргнув.
«Ай, молодец, – отметила про себя Оля, – а мы, дурачье, и не подумали, что она об этом спросит… Светка, так держать».
– Правильное решение, – подумав, похвалила Лиза, – попробуем зайти с другого конца. Теперь… Оля, верно?
– Да.
– Расскажи, почему ты решила присоединиться к нам?
Вообще, Оля подготовила целую речь, но теперь видела, что ни к чему все это. Во-первых, нечего строить из себя идейную, ты – дура, желающая под танки, – и точка. Во-вторых, и это куда важнее – Лизе этой не до того. Не ахти она выглядит, глаза синим обведены, бледная-пребледная, то и дело платочком промакивает лоб от испарины.
«Болеет она, что ли?» – соображала Оля, излагая, заикаясь и гугниво, свою версию о том, что все несправедливо, и как она, Оля, хочет вступить в ряды чистых и правильных, всегда готовых дать отпор и не дать поднять голову врагу – как внешнему, так и тайному, который ползает под травой и ждет, как бы укусить за пятку, да побольнее.
– Достаточно, молодец, – чуть морщась, то ли попросила, то ли приказала Лиза, – правильно понимаешь ситуацию. Мы так поступим: Свету уже видели у этих гадов пленных, чтобы не рисковать, на дело пойдешь ты.
– А что мне надо делать? – зажигая глаза энтузиазмом, спросила Оля.
Лиза подняла взгляд – горячий, жгучий, черный – прямо пронзила ее этим страшным оружием. Но Оля, бывалый человек, чуть не слюну пустила из восторженно открывшегося рта. И Лиза, очевидно, успокоилась.
– Тебе, Оленька, задание ответственное и взрослое. Ты знаешь, что эти гады виноваты в наших бедах и трудностях. Вот и пищу на кухне для военнопленных поручено отравить из идейных соображений, ведь это они виноваты в том, что у многих отцы-братья погибли на фронте. Я поручаю тебе, Оля, операцию под кодовым названием «Яд – врагу». Задача: продать или передать пачку сахара или соли – это на твой выбор, прояви смекалку – а перед этим всыпать в него яд… да перестань ты, наконец! – вдруг крикнула она в сторону своего спутника, копошившегося у кормушек. – Сколько можно!
– Холодает, – спокойно, даже ласково отозвался тот, – надо увеличивать белковые, вот горох и грохочет.
Лиза, точно застыдившись, замолчала, потирая лоб.
– А где мне взять яд? – тихонько напомнила о себе Оля.
– Яд? – бездумно переспросила Лиза, потом, видимо, пришла в себя. – А вот, товарищ Валентин передаст тебе в обусловленном месте в обусловленное время.
– Я? – не без удивления отозвался «товарищ Валентин», выходя от голубей.
Прежде всего бросились в глаза значки на гимнастерке – парашютиста, ГТО первой ступени; а вот лица не видать: модная кепка-восьмиклинка надвинута на нос уточкой. Одет ослепительно чисто, весь отглаженный, не сказать – щеголеватый, о стрелочку на брючках порезаться можно, сами брюки заправлены в сияющие сапоги.
– Как же я его узнаю? – изображая тупую опаску, спросила Оля.
Лиза бросила в его сторону красноречивый взгляд, как на нагадившего кота, и тот без звука сдвинул козырек вверх – Оля заметила, что указательного пальца на правой руке у него не было, манипуляцию эту он проделал большим.
Какая же у него рожа!
Казалось бы, лицо приятное, пусть и необычное: глаза калмыцкие, раскосые, скулы острые, волосы льняные, падают на лоб. И все-таки было в этой смазливой роже что-то настолько злющее и одновременно… Оле вдруг пришло на ум старорежимное, но ужасно подходящее слово – «гадкий».
А вот «товарищу Валентину», напротив, она явно глянулась. Он моментально смерил Олю с ног до головы наглым одобряющим взглядом и широко улыбнулся. Тут еще выяснилось, что и зубы у него вперед – желтые, крепкие. Крысюк, одно слово.
И этот вот крысюк протянул Оле беспалую правую руку, причем нисколько не смущаясь. Она с опаской пожала ее и с ужасом почувствовала, что этот гад задержал ее пальцы дольше, чем положено, да еще и чуть пожал их.
«Что за… неужели сообразил? Нет, не может быть. Спокойно, спокойно!»
