новостей. Фомичев сидел, по-турецки сложив ноги. Он прибавил звук. Даже в советские времена спецназовцы редко коллективно просматривали программу «Время», обязательную во всех военных частях. Во всяком случае, от них этого не требовали, да и политинформаций не проводили.
– Послушаем, что про нас скажут, – ухмыльнулся майор Фомичев, – или они уже успокоились с Коломенским?
Бойцы группы собрались поближе к телевизору. В коротком обзоре ни словом не упоминалось о недавней трагедии. Мелькали кадры совещания, собранного премьером, открытия нового производства. Больше всего диктор топтался вокруг темы грядущего повышения пенсий. Однако майор не зря прибавил звук. О событиях в Коломенском не забыли. Диктор в студии объявил о прямом включении с места недавней трагедии.
На экране крупным планом возникли цветы, уложенные прямо на снег, горящие свечи, прикрытые колпаками из пластиковых бутылок, и молчаливые люди, собравшиеся у входа в студию.
Фомичев бросил взгляд на своих бойцов. Все внимательно смотрели на экран неподвижными взглядами, даже к кружкам с чаем никто не прикладывался. На крыльце студии стоял корреспондент, а рядом с ним моложавый мужчина в штатском со скорбным лицом и хитрым взглядом, лишь слегка замаскированным очками в тонкой золотистой оправе. Качество приема оставляло желать лучшего, и поэтому титр, представлявший говорившего, майор разобрать не смог.
– … это трагическая неизбежность, с которой сталкиваются все антитеррористические подразделения многих стран мира. Гибнут не только террористы, но, временами, и заложники… – вещал мужчина в штатском, озвучивая официальную точку зрения ФСБ. – Теперь следствие выясняет, насколько оправданными были действия спецподразделения, освобождавшего студию… выводы делать рано… Но в случае, если были превышены необходимые меры противодействия, то виновные в гибели мирных людей, журналистов понесут наказание…
Майор Фомичев поморщился:
– Он что плетет? Будто нельзя сразу поставить на место этого журналюгу с микрофоном. На войне как на войне. Выполнил задачу – получи орден. Провалил – застрелись. Вот и вся арифметика.
– Есть несколько вопросов, которые до сих пор остаются без ответа, – мягко вставил корреспондент телевидения в плавный поток слов чиновника пресс-центра ФСБ.
– Какие? На пресс-конференции были даны исчерпывающие ответы на все вопросы, – изобразил недоумение мужчина в штатском.
– Какой газ применялся для нейтрализации террористов?
– Этот газ находится в арсенале большинства антитеррористических и полицейских подразделений мира, – краешки губ говорившего чуть приподнялись, хоть и не сложились в улыбку. – Те, кто говорит об отравляющих веществах, мягко выражаясь, заблуждается.
Представитель ФСБ был вполне доволен собой, вытрясти из него правду, а не пустой набор слов, можно было, наверное, только приставив пистолет к голове.
Журналист не стал настаивать.
– Какое именно подразделение осуществляло операцию?
И вновь намек на улыбку:
– Специфика подобных подразделений такова, что мы вынуждены соблюдать секретность. Всякая открытая информация играет на руку террористам.
– А как же право на свободное получение информации?
– Если слепо следовать принципу открытости, то мы должны показывать и лица этих людей. Раскрывать их фамилии. Вы этого хотите? – не дождавшись ответа, фээсбист вновь призвал к мировому опыту. – Такого нет ни в одной стране. Могу только сказать, что профессионалы высочайшего класса действовали по детально разработанному аналитиками ФСБ плану.
Еще раз мелькнули цветы, горящие на снегу свечи. Выпуск новостей вошел в обычное предновогоднее русло.
– Кажется, нормально сказал, – не очень уверенно произнес один из спецназовцев в черной трикотажной шапке, натянутой на абсолютно лысую голову, его глаза казались полностью лишенными ресниц.
– Ни хрена он не сказал, – зло бросил Фомичев, – вы в подземелье жизнями рисковали, выполняя задачу, а он вертит… Он уже сдать нас готов. Только команды не было. Какие аналитики? Какие планы? Мы, когда спускались, даже толком не знали, сколько террористов и чем они вооружены.
Майор уже было занес руку с пультом, чтобы выключить телевизор, но остановился.
– Здешние места показывают, – сказал он.
На буровой площадке в окружении свиты стоял примелькавшийся за последние годы на экранах телевизоров олигарх. Нелепо смотрелась оранжевая строительная каска на человеке, облаченном в долгополое черное пальто без единой складочки. Всего пару дней назад оно перекочевало с вешалки бутика на дородное тело долларового миллиардера, занимавшегося добычей нефти.
Фомичев поднял руку с выставленным, как пистолетный ствол, указательным пальцем и нацелил его на олигарха, затем с улыбкой сдул с него дым воображаемого выстрела.
– Падла, – с чувством проговорил он, – из-за таких, как он…
Тележурналист тоже не выказывал особых симпатий к олигарху, решившему объехать места добычи нефти. Он язвительно заметил, что Родион Пупкович прихватил с собой популярного певца Николая Раскупляева и в каждом поселке нефтяников устраивает концерт с бесплатным угощением.
– И после этого они удивляются, почему нас не уважают в мире, – не выдержал один из спецназовцев, – да эта сволочь должна в тюрьме сидеть, а не в телевизоре красоваться. Обокрали страну, так им еще и славы хочется.
– Он совсем рядом от нас. За пару часов на вездеходах можно смотаться, – подмигнул майор, – ты, старлей, стреляешь метко. А? Туда и назад.
Старлей посмотрел на замкомандира группы, не до конца понимая, говорит тот серьезно или шутит.
– На этом уроде потренироваться не хочешь? Последние годы нас по всем статьям обрезали. Даже стрельбы и те от случая к случаю проводим. На каждый патрон приходится бумагу оформлять.
– Будет и на нашей улице праздник, – ухмыльнулся спецназовец, – дождусь, когда его в тюрьму упекут. А потом мы и встретимся. Посмотрим, помогут ли Пупковичу его миллиарды?
– Забудь об этом. Нам больше не светит на заключенных мастерство отрабатывать. Раньше проще было, – мечтательно потянулся майор, – зэков специально привозили, бей сколько влезет, и потом никто не спрашивал, если парочка из них на следующий день загибалась. Лишь бы не сразу. Сам по зонам ездил, самых здоровых отбирал. На манекенах и друг с другом тренировка не та. Азарт уходит, и у тебя, и у противника. Когда знаешь, что смерть поблизости стоит, вот тогда и выкладываешься. Я всегда зэкам говорил, что не бить их собираюсь, а убивать. Сунешь ему нож, а сам с голыми руками стоишь. Ему что терять, если его и так к вышке приговорили? Научился бы ты насмерть одним ударом валить без тех тренировок?
– Они мне и теперь иногда снятся, те тренировки, – спецназовец потянулся к кружке с остывшим чаем, – вся эта мразь тюремная хоть на дело шла, родине пользу приносила. А теперь хотят из тюрьмы да зоны курорт сделать. Посадят олигарха, рано или поздно посадят, но ему в камеру тут же кондиционер, холодильник, телевизор с видаком припрут. За деньги теперь все покупается и в тюрьме, и на воле. Только великую страну за деньги не купишь.
– Не спеши, – хищно
