представив, как будет обедать в то время, как его девчонки сидят в машине. Они ж его не простят, и правильно сделают.
— Спасибо, конечно… Скажите, вы этого человека не знаете? — Родион показал фотоснимок условного Каракозова.
— Видела, — нахмурилась женщина.
— Когда?
— На праздники. Игоря ждала, он обещал подъехать.
— А подъехал этот?
— Ну как подъехал… Подъехал к дому, посмотрел. Я Барбоса кормила, видела его. Он из машины не выходил, но я его запомнила. Страшный он какой-то.
— Страшный?
— На снимке-то, может, и не очень. А так взгляд у него тяжелый. Дурной глаз.
— Может, он Игоря ждал?
— Да нет… Игорь поздно тогда подъехал, так, заскочил… — вздохнула женщина.
— Погреб у вас, я так понимаю, есть.
— А как же!.. А хотите, я вам баночку огурчиков дам!..
— А огурчики хорошие?
— У хорошей хозяйки да плохие огурчики?…
Подвал Родион осмотрел тщательно, но узников там не нашел. И потайных помещений тоже.
От огурчиков он отказаться не смог, так и вышел с банкой из подвала. И нос к носу столкнулся с Майей.
— Разговор есть! — косо глянув на Алену, сказала она. И уже за калиткой скороговоркой выдала: — Каракозов Никишину звонил! Как раз в двенадцать двадцать.
— Звоночек бы отследить.
— Никишина отследила. Здесь он, недалеко. Поворот за Мелиховской, на Меловую гору.
— За Мелиховской, — кивнул Родион.
Знал он и поворот этот, и Меловую гору, где когда-то ограбили, едва не убив Туманова. На гору эту можно было попасть со стороны шоссе, а второй путь, если ехать от Мелиховской. Проселок упирался в Меловую гору, здесь и заканчивался, а ведь до шоссе оставалось всего каких-то сто-двести метров.
Никишин запросто мог бросить машину возле горы, пешком выйти к шоссе, поймать попутку, до Верховерской рукой подать, там автобусная станция, прямое сообщение с Ростовом. Никишин понимал, что его машину будут останавливать на каждом посту.
А уйти он мог, бросив телефон в машине.
— И что делать? — разогнав машину, спросил Родион. — К телефону ехать или сразу к автостанции?
— Давайте к машине, — кивнула Маша. — А я к автостанции поеду.
Гребневу Родион звонить не стал, он связался с дежурной частью и попросил отправить наряд на автобусную станцию. А проехав Мелиховскую, обогнал грузовую «Газель». Он остановил свою машину и грузовик и пересадил в него Машу. И чуть ли не умоляюще посмотрел на Майю. Нельзя ей с ним. Да и с Машей опасно. Домой ей надо. Но Майя отказалась наотрез.
Большую часть пути они ехали молча. Дорога плохая, но вполне терпимая. Колеса не вязли, но то и дело на пути попадались рытвины, Родион старался их объезжать.
— Давай договоримся, мое слово — закон! — сказал он, объезжая холм, за которым высилась меловая гора. — Что скажу, то и сделаешь.
— Твое слово закон? — фыркнула девушка.
Родион шумно выдохнул. Майя неисправима. Если упрется, никаким бульдозером ее с места не сдернуть. Но все-таки она ему нужна. Очень нужна. Он уже точно знал это.
— Что ж ты меня сразу не высадил?
— Не перебивай меня.
— А я тебя перебиваю?!
— Я как раз сижу и спрашиваю себя, почему я тебя сразу не высадил.
— И почему с собой взял, — подсказала она.
— И почему с собой взял.
— Может, потому что я упертая?
— Может, потому что ты упертая.
— Может, потому я Семена ищу?
— Может, потому что ты Семена ищешь.
— Может, потому что я его люблю?
— Может, потому что ты его любишь.
— И тебе все равно!
— И мне все равно.
Родион увидел впереди стоящую на дороге машину синего цвета.
— Козел!
— Коза! — Родион резко остановил машину.
— Что?! — вскинулась Майя.
— Козой, говорю, отсюда! — Он показал ей на придорожный куст, за которым она могла спрятаться.
— Да пошел ты!
— Майя! — Родион резко глянул на нее, вынимая из кобуры пистолет. — Это не шутки!
— Ну хорошо, — растерянно пробормотала девушка.
И даже не обозвала его козлом, закрывая дверь. А могла бы и обласкать.
Машина стояла с открытой дверью, Родион пожал плечами, приближаясь к ней. Почему Никишин бросил ее посреди дороги и дверь почему не закрыл? Может, он где-то рядом?
Родион не ошибся. Никишин находился даже ближе, чем он предполагал. Мужчина лежал на земле, согнувшись в поясе, двумя руками держался за живот, рядом валялся пистолет. Правая нога вытянута, грунт разрыт каблуком. Видимо, умирая, он сучил от боли ногой.
Родион осмотрелся и увидел человека, лежащего между кустом и глыбой меловой породы. Этот лежал на спине, раскинув руки, остекленевшие глаза смотрели в небо.
В груди пулевое отверстие, теплая спортивная куртка пропиталась кровью. В одной руке покойник сжимал пистолет — причем с глушителем.
Родион узнал этого человека. Условный Каракозов. И он был мертв, никаких в том сомнений. Видимо, Каракозов решил убрать подельника, позвонил ему, вызвал на разговор, но Никишин учуял подвох и даже успел выстрелить. Пистолет у него без глушителя, но место безлюдное, выстрел никто не слышал.
Родион подошел к Никишину, приложил пальцы к шее. Он не думал нащупать пульс, собирался оценить, насколько остыло тело. Пульс не прощупывался, но шея показалась теплой, как у живого человека.
Родион уложил Никишина на спину, хотел послушать дыхание, но мужчина тихонько застонал. Живой!
Фомин бросился к своей машине, развернул, задом подогнал ее вплотную к «Оптиме», затащил Никишина в салон.
Он уже садился за руль, когда к машине подошла Майя.
— Давай быстрей!
— Что с ним? — с опаской глядя на неподвижное тело, спросила девушка.
— Стреляли, — отпуская педаль тормоза, усмехнулся Родион.
— Кто?
— Подельник.
Он вынул телефон, позвонил оперативному дежурному и вызвал на место преступления наряд. Тело условного Каракозова вряд ли пропадет, а вот пистолет может исчезнуть, так что пусть наряд подежурит. И, само собой, он вызвал на место убийства следственно-оперативную группу.
— И где подельник? — Майя встревоженно глянула назад.
— В бурьяне остывает… Каракозов наш.
— Каракозов?
— На самом деле мы еще не знаем его настоящую фамилию. Телефон у него на Каракозова зарегистрирован.
— Знаю, Маша говорила.
— А настоящий Каракозов умер. И ложного за собой потянул… У ложного Каракозова не было шансов выжить.
— Потому что с телефона умершего человека звонил?
— Мистика?
— Мистика.
— Ты в нее веришь?
— Ну-у… — задумалась Майя.
— А я не верю. И тебе не советую.
— Все равно страшно.
— Ничего, сейчас Никишина оживим и узнаем.
— Что узнаем?
— А куда он Гуляева подевал… Что-то мне подсказывает, что Семен жив.
— Конечно, жив!
— И к тебе вернется. С ним тебе не будет страшно.
Майя ничего не сказала. И как-то странно посмотрела на Родиона. И с обидой, и сердито, но совсем не зло.
