— У нас мало времени, — морщась, сказал Ёсимура. — Внизу повсюду полиция. Вертолет должен забрать нас с крыши ровно через пять минут.
Иванага кивнул.
— Благоразумнее отступить, — сказал он. — Эти недоумки решили, что мы в западне… И напрасно.
Он встал и разгладил складки кимоно.
Охранник ткнул Мори ногой в живот.
— А что с этим? — спросил он. — Может, выкинуть его в костер на улицу?
— Веди его на крышу, — сказал Ёсимура. — Он нам понадобится на случай, если придется говорить с полицией.
Охранник схватил Мори за воротник куртки и дернул так, поднимая на ноги, чтобы голова Мори задела угол письменного стола. От удара лопнула кожа, и по лицу заструилась теплая кровь.
— Осторожно, — сказал Ёсимура, — он нам нужен дееспособным.
Охранник вытолкал Мори в коридор, держа пистолет у его затылка. Ёсимура и Иванага последовали за ними.
Они вышли на наружную лестницу и взобрались на крышу. Ёсимура взял пистолет у охранника.
— Еще три минуты, — сказал он. — Ты знаешь, что делать.
Охранник отсалютовал и исчез в направлении пожарной лестницы. Трое стояли молча. Огонь, разгоравшийся снизу, давал мрачный отсвет, в ночное небо летели искры.
— Они просто не дадут взлететь вертолету, — сказал Мори.
— Увидим, — самодовольно произнес Ёсимура.
Минуту спустя Мори услышал гул вертолетного винта внизу.
— Прекратить немедленно. Отойти от вертолета и сесть на землю! Руки за голову! — Это командовал лейтенант Ито в свой мегафон. — Немедленно покинуть вертолет и…
Затрещала автоматная очередь. Ито заткнулся. Затем еще очередь с другой стороны.
— Отлично, — сказал Ёсимура, взглянув на часы.
Рев вертолета стал громче, и вот он поднялся над кромкой крыши и подлетел, как чудовищное насекомое. Покачавшись, он опустился.
— Пора оставить гостей, — сказал Иванага, шагнув к ступенькам трапа.
— А что с этим? — выкрикнул Ёсимура сквозь грохот, показав на Мори пальцем. — Он слишком много знает.
Иванага приостановился. Вертолет грохотал, но его слова доходили до ушей.
— Мори — вредный человек, — сказал он.
— Что будем делать? Пущу его в расход?
— Нет, это опасно. Вы — вредный, но везучий человек, Мори. Мы вас подвезем немного и сбросим где-нибудь в наиболее подходящем месте.
Ёсимура прищелкнул языком, оценив остроумие сэнсэя, и ткнул Мори пистолетом в спину. Иванага приказал пилоту выйти на крышу и сам сел за рычаги управления. Ёсимура пистолетом толкнул Мори на заднее сиденье.
— Не беспокойся, — крикнул он ему в ухо. — Полет будет плавным. А для тебя недолгим.
Пилот стоял возле машины по струнке. Когда вертолет оторвался, он салютовал сэнсэю.
Иванага по-самолетному направил машину к лесу. Выскользнув из-за тяжелых туч, луна очертила горы и лес волшебными тенями.
— Эта ночь редкой красоты, — сказал, оборачиваясь, Иванага. — Не хватает музыки.
Мори взглянул на Ёсимуру. Тот кивал, как заводная кукла.
— Музыка очищает душу и готовит ее к новым свершениям, — сказал он напыщенно.
— Так послушаем музыку.
Иванага щелкнул выключателем, и кабину заполнили первые такты «Торжественной увертюры „1812 год“».[19]
Гул двигателей музыке не мешал. В салоне была хорошая звукоизоляция.
— В молодости, — продолжал Иванага, я ненавидел русских. Их зверства в Маньчжурии, совершаемые от трусости, я воспринял так, будто они глумились над моей семьей. И я не терпел музыку их композиторов… А вы, Мори? — спросил он совсем неожиданно.
— Мне всегда нравился Рахманинов, — сказал Мори.
— Ах, Рахманинов…
Иванага кивал головой в такт увертюре, он слегка дирижировал, подняв руку.
— Здесь не просто неистовство, — сказал он через плечо. — В этой музыке — знание. В ней — страдание. А без знания и страдания нет величия. Забыв это, станем американцами. Вы меня пронимаете, Мори?
— Я думаю, — солгал Мори.
— Почему нет великих японских композиторов? — спросил Иванага, оживившись. — Первоклассные пианисты, первоклассные скрипачи, первоклассные дирижеры, а композиторов — нет. Почему нет великих композиторов?
Ёсимура, сожалея, покачал головой. Мори не ответил. Как и другие вопросы Иванаги, этот был риторическим.
— Техника — да, — воскликнул Иванага. — У нас прекрасные виртуозы. Но нет знания, нет величия духа. Мы должны обрести величие духа!
Ёсимура поддакивал. Иванага увеличил громкость музыкального центрами все в кабинете, казалось, уже резонировало.
Машина неслась над освещенным луной лесным массивом. Местность становилась все более пересеченной. Наземных ориентиров, света жилья, речных долин не было видно, но Иванага держал курс, не глядя на карту. Через несколько минут вертолет взмыл и завис над вершиной, венчающей горный хребет.
— Вот и прибыли, Мори, — сказал он, уменьшив громкость музыки. — Здесь нам придется расстаться. Ёсимура-кун, проводите, пожалуйста, гостя.
Ёсимура встал и раскрыл дверцу, и в салон ворвался порыв леденящего ветра. Пистолетом он указал Мори на выход.
— Давай, — сказал он. — Вот самый короткий путь.
— Ты так же проводил и Хару, — сказал Мори.
— Это было необходимо, — рявкнул Ёсимура. — Он обманул нас всех.
— По моим сведениям, дело было не так. Насколько я знаю, ты врешь.
Лицо Ёсимуры исказилось. Он снизил прицел.
— Плевать я хотел на то, что ты знаешь. Заткнись и прыгай, а то сперва прострелю тебе яйца. Но не стоит пачкать салон.
Мори поднялся и сделал неспешное движение к дверце. Иванага наблюдал с места пилота.
— Печально, — выкрикнул он. — Вам бы принять мое предложение. Я бы нашел работу для такого человека, как вы, Мори.
— Благодарю, — сказал Мори, задержавшись в шаге от дверцы. — Ну, прошу прощения, если чем-нибудь вас огорчил.
— Ну ты, прыгай! — заорал Ёсимура.
Холодный ветер ударил в лицо. До густого леса под ними было добрых триста метров. Ему вспомнились фотоснимки Танигути.
Он повернулся к Ёсимуре, прилипшему к стенке у выхода.
— Передавай привет своей жене, — сказал он тихо, чтобы не слышал Иванага. — Нельзя оставлять такую женщину в одиночестве. Это жестоко.
— О чем ты? — растерявшись, спросил Ёсимура.
— Я навестил ее две недели назад. Она не забудет того, что я дал ей второпях, это уж наверняка. Соседи тоже не позабудут.
— Ты лжешь!
— Это не ложь, — сказал Мори. — Квартирка с китайскими вазами в прихожей на «Бэйвью хейтс», дом двадцать два, не так ли?
— Что ты делал в моем доме, подлец?
Глаза Ёсимуры налились кровью.
— Ты мне должен быть благодарен. Она была ненасытной. А какие острые зубы, приятель!
Мори непристойно подмигнул. Ёсимура шагнул вперед и ткнул дулом пистолета в висок Мори. Тот пригнулся, схватил его запястье, потянул его руку вперед и вниз. Оружие выпало и ударилось о пол. На мгновение Мори накренился в проеме, левой рукой ища, за что уцепиться, а правой затягивая Ёсимуру.
— Отбрасывай его, дурак, — заорал Иванага.
Но Мори нашел положение равновесия, как только взмахнул свободной рукой. Они сцепились.
— Сбрасывай же! — орал Иванага. — Выталкивай его!
Крикнув, Ёсимура сделал толчок вперед, как в борьбе сумо. Мори мягко ушел, подставил ему бедро и перекинул за куртку наружу. Ёсимура повис над лесом, вцепившись рукой в куртку Мори.
— Нет! Падаю! Сэнсэй!
— Где твое достоинство! — рявкнул Иванага. — Смерть это друг. Обними его с достоинством.
— Сэнсэй, — вопил Ёсимура, и его лицо погружалось в пустоту.
Иванага вдруг взял рычаги управления в обе руки и накренил машину так, что Мори влетел внутрь и ударился о сиденье, а хватка Ёсимуры была разорвана. Послышался вскрик, затем — тишина.
— Никакого достоинства, — сказал Иванага в пространство. — Смерть — самый важный момент человеческой жизни. Встретить ее следует достойно.
Мори поднял пистолет.
— Ладно, — сказал он. — Возвращаемся на комплекс.
— Не думаю, что придется, — отрывисто сказал Иванага.
— Вы что? — спросил Мори. — У меня пистолет.
— Знаю, — сказал Иванага. — Но вы не управитесь с этой машиной и не навяжете мне свою волю, Мори. Я буду следовать к месту моего назначения.
— Пора прекратить игрушки, Иванага. Разворачивайте-ка эту штуку или…
Иванага повернулся и посмотрел Мори в лицо.
— Вы пытаетесь угрожать? — удивленно сказал он. — Вот еще одна ваша ошибка. Я говорил, что вы делаете слишком много ошибок.
Он увеличил громкость музыки до раздирающего уши уровня и перевел вертолет в пикирование.
— Что вы делаете? — закричал Мори.
— Даю вам урок, — откликнулся Иванага. — Учу умирать с достоинством.
— Стоп! — завопил Мори, но не мог перекричать музыку — звон тарелок, колоколов, гул орудий.
