теперь вернемся к нашим с тобой ногтям. Это значит, – генерал назидательно поднял указательный палец, – что в детстве и в молодости не было у нас с тобой удобной обуви, ходили мы в чем придется, не по размеру. Вот ноги себе и испортили. Потом, как ни старайся, парь, педикюр делай, самые дорогие туфли носи, не исправишь уже ничего. В наших с тобой ногтях и скрюченных пальцах – про-ис-хо-жде-ни-е. Рабоче-крестьянское. Мы сами себя людьми сделали. Папки-мамки нам не помогали. Разве что на свет произвели, да с голоду загнуться не позволили. Вот за это и выпьем. За хорошее и правильное происхождение.
Елфимов глотнул пива, остудив горло после пространного тоста, и разлил по рюмкам водку из покрытой инеем бутылки.
– Времена теперь другие. Некоторые своего происхождения стесняются, – подхватил рюмку Голубев, – каждый второй теперь врет, что у него графья да князья в предках. Таким я советую чаще в зеркало смотреть. Рожу увидит, вот и весь князь.
Так и не поняв, поддержал полковник его тост или нет, генерал выпил. В конце концов, тосты и говорят для того, чтобы утолить жажду на спиртное, а не для того, чтобы мнение высказать или другого послушать.
– Журналюги наш центр по общественным связям достали, – пожаловался генерал, – вишь ли, им знать надо, какое подразделение телестудию в Коломенском освобождало. Депутаты запросы шлют. Держимся, не выдаем вас.
– Слышал. Посылать их надо, а не сюсюкать с ними. И журналюг, и депутатов. Нас уже открытым текстом убийцами называли. Их послушаешь, так террористы – благодетели, а мы – звери.
– Я не зря о происхождении вспомнил. Они нас ненавидят за то, что мы сами, без чьей-то помощи в люди вышли. Ты в бане с депутатами и журналистами парился?
– У меня другая компания, – прищурился полковник.
– А мне приходится, – словно о каторге отозвался генерал, – у всех, как у одного, ногти на ногах ровные, холеные. Даже у тех, кто из деревни в Москву приехал. Ясное дело, и деревенские не такие уж и простые – сын председателя колхоза или партийного секретаря из района, дочь директора совхоза. – Сказав о директорской дочери, Елфимов немного помолчал, подумал, получалось, что он в бане с чужими женщинами развлекается.
Ничего зазорного в этом Елфимов не видел. Но просто так сболтнуть об этом низшему по званию было глупо. Однако Голубев словно и не услышал его оговорки.
– Мои ребята лишних вопросов не задают, но их настроение я чувствую. Сами ждут, когда я им скажу правду.
– Ты о чем?
– Что с группой будет? Нам нужно смену готовить, стареют бойцы, – Голубев, ожидая ответа, вперил свой каменный взгляд в генерала.
– Ты пойми политиков и высоких чинов. Ни один из них открыто за существование твоей группы не выскажется. Времена не те. Даже я не могу публично свое мнение сказать. А я двумя руками за вас, – и Елфимов поднял над головой пухлые, но все еще сильные руки, – ты умей между слов слушать. Все, начиная от президента и кончая самым маленьким чиновником, про великую страну талдычат. А какое же величие без таких парней, как вы? Вы задание в Коломенском на пять с плюсом выполнили, это я тебе как профессионал говорю, – Елфимов приложил ладонь к сердцу, – ни один подонок не ушел. Конечно, одного террориста следовало бы оставить в живых, чтобы показания дал, и судить кого-то надо. Но душой я на вашей стороне. Знаю, что иначе не получалось. Тогда кричал, поскольку не успел остыть. Ты водочки-то налей.
Голубев налил себе и генералу. Елфимов пригубил и блаженно прикрыл глаза.
– Приободри парней. Я на твоей стороне, видишь, даже выбил добро на внеплановую тренировку на реальном объекте. Значит, и у нашего директора правильный взгляд на вещи. Одной рукой он деньги и средства на учения дает, а другой фигу в кармане для журналистов и политиков держит. Пройдет время, плохое забудется.
– Значит, открывается новое дыхание?
– Да. Если учения пройдут успешно, то будем смену «Омеге» готовить, молодое пополнение придет. Расширим группу. Никто твоих ребят не обидит. Сделаем их инструкторами, в званиях повысим, – фантазировал Елфимов, наперед зная, что «Омега» уже обречена, – сработай идеально. А чтобы ничего не сорвалось, – заговорщицки добавил Елфимов, – ты мне план захвата станции расскажи. Я же знаю, где они ловушки для вас готовят. Подскажу.
Голубев только поглядел на Елфимова.
– Разрешите идти?
– Куда спешишь? – кивнул на начатую бутылку генерал.
– К своим. Я сказал, что ровно через час вернусь.
Это «к своим» кольнуло Елфимову ухо. Получалось, что он сам вроде как чужой.
«Не поверил? Выходит, я зря перед ним распинался? – прикидывал генерал. – Но выхода у него нет, поверит».
– Ты ж на часы даже не смотрел. Откуда знаешь, что час прошел?
– Я и без часов время чувствую с точностью до минуты, – просто сообщил полковник.
– Ладно, иди к своим, – генерал сделал ударение на последнем слове, – скажи ребятам, что будущее у «Омеги» есть. Все в них верят. О моем предложении не забудь. Зная твой план, я смогу и охране станции кое-что «подсказать». И еще. Кликни ко мне Сидорова, хватит ему с бумагами возиться.
В глазах у Голубева все же промелькнуло что-то отдаленно напоминающее благодарность в адрес Елфимова. На большее и рассчитывать было невозможно. Полковник был настолько независим, что давно уже забыл, когда последний раз искренне произносил слово «спасибо».
Сидоров появился почти сразу, вошел в баню, как был, в камуфляже, только на ногах вместо шнурованных ботинок белели новенькие валенки. Елфимов осмотрел его с головы до ног, выпить не предложил.
«Вот уж комнатное животное».
– Наш подрывник готов? – тихо поинтересовался Елфимов.
– В любой момент, – ответил помощник.
Возвратившись в ангар с вездеходами, Голубев застал группу в полном сборе. В воздухе еще пахло нитрокраской, но все пневмовездеходы уже матово лоснились белой краской.
– Ваш ужин, товарищ полковник, – Фомичев указал на раскладной походный столик, застеленный белым полотенцем.
В группе все друг друга называли на «ты» и только к полковнику обращались на «вы».
– Я не голоден, – Голубев даже не взглянул на столик.
Он обошел ближайшую машину, проверяя работу. Даже если бы захотел, придраться было не к чему, ни капли краски не попало на стекла.
– Схему минирования пульта управления реактором атомной станции закончили? – вопрос не предназначался кому-то конкретному. Взаимозаменяемость в группе была одним из основных правил, всякий боец знал не только свою роль, но и мог заменить товарища практически в любом деле.
– Посмотрите, – майор развернул на столе лист бумаги, острие карандаша
