проверкой дымохода или нет?
Она нагло ответила:
– Нет, – а глянув на Кольку, с сожалением прибавила: – Знать бы, что ты такая падла…
– Что, угостила бы своей фирменной водочкой, что для друзей держишь? – подхватил Сорокин. – Говори уж, все свои.
Колька сначала хотел заявить, что ни черта не понял, но в памяти всплыли посиделки ночью у костра, на рыбалке. Вспомнил, как отказался от рюмочки у костра, и мысленно перекрестился. Спасибо организму, не принимает крепкое…
– Кое-кому хорошо бы ремня врезать, – выдвинул предложение Пельмень.
– Нет, этим не отделается, – пообещал Николай Николаевич, – но если добровольно расскажет о своих подвигах, то, как и положено…
– Не сотрясай воздух, начальник. Ничего не скажу.
– Как знаешь. А вот и товарищ лейтенант. Пальчики он у нас катает – слов нет как хорошо.
– Я не стану, – чуть побледнев, заявила Зойка, – несовершеннолетняя я, только при законном представителе.
– По закону тебе? – уточнил Сорокин. – А ты по какому закону по квартирам лазишь? Людей гробишь? Что за закон такой, который позволяет вот так, за здорово живешь, влезать в чужую жизнь, на материнском горе паразитировать? Ну-ну, отвечай!
Зойка, раздувая ноздри, молчала, Сорокин закончил:
– Ну вот что. Если невиновна – чего боишься пальцы откатать? Если виновна – себе же хуже сделаешь. И учти еще, что многое из того, что я о тебе знаю, никто не знает. Десять секунд тебе на размышление.
– Нет, – тотчас заявила она, – хоть убейте.
– Что ж, нет так нет. Товарищ лейтенант, вы чернильца далеко не убирайте, пожалуйста, поскольку не факт, что она не передумает.
…– Начнем. Давным-давно князья Трубецкие выстроили тут дачку – ничего особенного, по княжеским меркам, а к ней протянули ветку от железнодорожных путей, чтобы при желании быстро на собственном транспорте доехать до огорода… впрочем, вот, товарищ Рубцов знает те места не понаслышке.
– Было дело, – признался Пельмень, с деланым сокрушением склонив голову. Он, раз покаявшись, больше виновным себя не считал.
– Хозяйство беспокойное, и потому князья назначили бедного, но, как им казалось, честного управляющего, по имени Александр Карзинкин.
– Ничего себе, управляющий, а целый дом его? – уточнил Колька. – Это же он его Шорам продал?
– Так он сначала был честный, а как чужих денег коснулся, то быстро и хорошо разбогател. Выстроил себе домик, в нем теперь множество семей трудящихся проживают, в том числе и Колька. Помимо дома на нынешней Советской, у него образовались и два доходных, на Сретенке и в Столешниковом. Там еще больше народу обитало. Вскоре Карзинкин стал ненамного беднее своего хозяина, чокнутого князюшки Трубецкого.
– Ничего себе, – одобрил Иван Саныч.
– Да, но в декабре шестнадцатого года все три дома были проданы, – Николай Николаевич показал бумаги, – это копии документов. Нас, граждане, дом на Советской интересует, вот он был куплен Шором, Александром Давидовичем.
– А зачем же он разом все распродал? – поинтересовался Акимов.
– Полагаю, что Карзинкину, деловому человеку, было очевидно, что вскоре ему и таким, как он, придется бежать, сверкая пятками, и стремился все свое унести с собой. Для этого и распродавал свои сокровища.
– Интересно рассказываете, с фантазией, – одобрила Зойка.
– Спасибо. Интересно, что стряпчим по продаже именно этого дома, на Советской, выступал не кто иной, как Хмельников.
– Я ж когда сказал, что он гад и собака породистая, – вставил Пельмень. – А он под рабочего красился.
– В купчей есть интересное условие о том, что в течение года после совершения сделки бывший хозяин при необходимости вправе пользоваться кабинетом. Да-да, тем самым, где камин.
– Где комната Брусникиных, – уточнил Колька.
– Но Карзинкину не удалось сбежать так, как задумано, потому что пришлось везти старшего князя в Швейцарию, к известному доктору по умственным болезням. Отказаться он не мог из боязни породить сомнения и потерять доходное место. Поехал, ну а обратно уже они не вернулись. Князь, скорее всего, упокоился на каком-нибудь тамошнем кладбище.
– А Карзинкин что, помер, ворюга? – поинтересовался Пельмень.
– Полагаю, да.
– К чему вообще все эти байки? – спросила Зойка.
– А ты торопишься? Напрасно, уже некуда. К тому же это была лишь присказка. А для сказки нам кое-кто еще понадобится.
– Не многовато ли публики? – снова влезла Зойка.
– Нет, в самый раз, – заверил капитан, – товарищ Акимов, приведите из приемной посетительницу и обождите приглашения в коридорчике.
– Есть, – Сергей ушел.
– А вас, Иван Саныч, попрошу доставить товарища попа. И тоже подождать у двери. Пусть посидят вместе.
Остапчук, козырнув, удалился.
Сорокин, усевшись за стол, сплел пальцы и спросил:
– Николай и Андрей, говорят, рыбу ловили с субботы на воскресенье, на острове посреди озера.
– Было дело, – подтвердил Пельмень, – отдыхали.
– И, наверное, ночной жор отсидели.
– Обязательно, – заверил Колька. – А что?
– И что, на той стороне, где кладбище, никого не видели? – спросил Николай Николаевич.
– Почему не видели – видели, – ответил Андрей, – сидели там двое, тоже удили.
– Двое.
– Сначала двое, потом один спать ушел. Я видел, – объяснил Колька.
– Как же ты, тезка, в сумерках так все хорошо разглядел? – подивился капитан.
Николай пожал плечами:
– Я сплавал.
– Вечно ему больше всех надо, – как бы в сторону, в пустоту отметила Брусникина.
– Да, он такой, – подтвердил Андрей, – хотя мысль была моя…
– Не важно! – тотчас заявил Пожарский.
– В общем, да. Куда важнее другое: кто там сидел, у костра? Узнать сможешь?
– И узнавать нечего, – уверенно заявил парень, – поп это был, этот, Лапицкий.
– А другой?
– Другого не разглядел. Он спал, с кепкой на носу.
– Ага, ага, – кивнул капитан, – а как, скажем, он спал? На боку или на спине? Может, вспомнишь, что под головой было?
– Мешок, – подумав, сказал Николай, – мешок у него был вместо подушки…
– Брешет, – негромко произнесла Зойка.
– А ты, голубка, почем знаешь? Разве была там?
Она с заносчивым видом отвернулась.
– Продолжим наши игры, – капитан подошел к двери, пригласил:
– Попросим гражданина попа. Добро пожаловать, гражданин Лапицкий, надежный товарищ, активный деятель подполья непокоренной Белоруссии…
– Все верно, хотя как-то не очень почтительно, – деликатно заметил поп, вошедший в сопровождении Остапчука.
– По отношению к вам?
– К павшим товарищам.
– А их я совершенно не задел, – капитан указал на стул, – садитесь вот, рядом с этой девицей.
– Зоей? – удивился Лапицкий. – Да, конечно.
– Скажите, Марк Наумович, вы там, в коридоре, никого знакомых не встретили? – спросил капитан.
– Встретил. Акимова, Сергея Павловича.
– А женщина с ним?
– Да, была и дама.
– Незнакомая?
– Не имею чести.
– Что ж, хорошо, – капитан, приоткрыв дверь, пригласил женщину войти и спросил у нее: – Уважаемая Анастасия Степановна, кто-нибудь из присутствующих вам знаком?
– Нет.
– А вот этот гражданин, – он указал на попа.
– Мы вместе только что сидели в коридоре, – улыбнулась
