— Ох, здорово! Статью сочиняешь? — польстил Кис.
— Так что, скорее всего, твой Артист там и поселился… — Александра не удостоила комплимент вниманием. — Сунулся в какую-нибудь задрипанную партийку. Если ты прав и язык у него хорошо подвешен, и он способен наболтать что-то, похожее на лозунг и программу, — с такими данными можно и со стороны пробиться. В отличие от бизнеса, где болтовня ценности не имеет…
— Умница!
Кис вскочил, забыв, что они в прохладных отношениях, и чуть не кинулся к Александре с объятиями. Но вовремя спохватился и сел обратно.
— Ага, — уже сдержаннее произнес он, — ты очень доходчиво все объяснила, спасибо. Скажи мне вот что… Если я верно представляю характер Артиста, то он вовсе не сексуальный маньяк. Как ни дико звучит, но изнасилования для него, — это, скорее, род деятельности, в которой он самореализовывался, — другой он просто не нашел, ленив слишком… Однако по всему выходит, что теперь нашел: сунулся каким-то боком в политику. Но почему он продолжает? За заказные изнасилования ему очень хорошо заплатили, но ведь это огромный риск, как бы он ни страховался! Почему он на него пошел? Не устоял перед соблазном заработать?
— Это не просто соблазн. В его ситуации это острая необходимость.
Ведь ты же сам сказал, что грабежи, сопровождавшие изнасилования, — это его основной, если не единственный, источник дохода. А для того, чтобы куда-то всунуться, ему нужна была легенда. Не мог же он рассказывать правду о своей «деятельности»! Наверняка прикинулся каким-нибудь бизнесменом… Может быть, из глубинки, — труднее проверить. Тем более, что он актерствовать любит… Наплел про какую-нибудь фирму, про приличные доходы… Но легенду же надо поддерживать! Необходима приличная иномарка, дорогой прикид, соответствующая имиджу квартира, хотя бы съемная, деньги на хорошие рестораны и ценные подарки для нужных людей… И, самое главное, нужны вливания в саму партию — без этого туда не подъехать, не втиснуться, не встроиться. Именно поэтому он должен был приткнуться к какой-нибудь жалкой задыхавшейся партийке или иному политически окрашенному объединению. Денежные вливания — та база, на которой можно строить все остальное, любую болтовню. Вот он и «зарабатывал» до последнего времени…
— Премного благодарен, — на этот раз Алексей сдержался и обозначил на лице лишь беглую любезную улыбку, — мне не хватало именно этой связки между насильником и новоиспеченным политиком… Если пошарить по всевозможным партиям и партийкам — можно наскрести фотографии?
— По печати? Вряд ли, публикуют только лидеров. А он, судя по всему, недавно начал, и пока где-то у кого-то за спиной маячит, не более…
— Ты права, конечно. Пошлю-ка я Ивана по партийным приемным с фотографией Стасика… Я позвоню, можно?
Александра кивнула, и через минуту Кис давал инструкции Ваньке:
«Сделай на компьютере фотографию без бороды тоже, сможешь? Вот и отлично, одна будет с бородой, вторая — без. Выпиши из справочника по Москве все задрипанные партийки и политические организации, до самых вшивых. И вперед, по адресам к секретарям и секретаршам! Прихвати какие-нибудь конфетки, глазки сострой. Ну, если мужик, то тоже можно — некоторые очень падки… А говорить — говори что ты из международной нотариальной конторы и что у него богатый брат-близнец обнаружился, который его разыскивает. Якобы кто-то видел его на каком-то политическом сборище, а больше ничего не известно. Что значит „не поверят“? Они же все телесериалы смотрят! Еще и не такому поверят, у нас народ с тренированным воображением! Вперед, Ваня!»
— Работы на месяц, как минимум, — сказал Кис, положив трубку. — И рискованно очень: слух о розыске может побежать впереди Вани. И тогда Артист насторожится. Но если повезет… Все равно другого выхода нет.
— Успехов, — сдержанно произнесла Александра.
Кис откланялся с глупой светской улыбкой. Спускаясь по лестнице, с досады стукнул изо всех сил в стенку кулаком.
Ну и что? Еще одна глупость: только кулак в кровь разбил…
* * *
Если Александра права, — думал он в машине, слизывая выступившую на костяшках кровь, — если я верно смоделировал характер Артиста и его нынешнее положение, — то ситуация у нас очень нехороша. Ну просто очень-очень нехороша… Любой вполне успешно устроенный, со связями и репутацией человек будет насмерть охранять свое положение. Причем «насмерть» в наше время отнюдь не метафора… Чего же ждать от Артиста, который положил годы и кучу разнообразных усилий для того, чтобы добраться до чего-то существенного? Этот человек не остановится ни перед чем, чтобы прикрыть свои тылы.
А его тылы неприкрыты. Ему мешает Стасик. Оптимальным решением для Артиста было бы предложить милиции и свидетельницам Стасиков труп. Труп в споры не вступает, не пытается доказать свою непричастность, не старается подтвердить свое алиби.
Но тут Кис быстро подсуетился, Стасика припрятал. Что должен делать Артист? Сдаваться он не намерен, это ясно. Он будет искать Стасика. Пока не нашел, но… Надо сказать Гале, чтобы прекратила на дачу ездить — ее слишком легко выследить. Пусть Стас лучше сидит голодный, но живой. Впрочем, Кис сам его навестит, глянет, как там дела, а заодно и продукты отвезет. Он-то быстро распознает «хвост», если таковой возникнет…
Но пока что Стасика не нашли. И, видимо, не представляют, где искать. Галя туда ездит редко, а они, видать, до сих пор не сообразили, что она могла бы отважиться спрятать «преступника», которого ищет ее муж, на их собственной даче!
Следовательно… Следовательно, теперь в опасности Вера Лучникова и Марина Кисловская! Две свидетельницы, которые способны его опознать!
Первая ласточка уже была: «журналист». Марина, как нарочно, подтвердила худшие опасения банды: категорически заявила, что сможет Артиста опознать. Они, возможно, поначалу обрадовались: Марина уверенно указала на Стасика! Но — Стасик пропал, см. сначала.
Что-то и Вера обронила о «странностях». Вечером он ее выспросит: не исключено, еще один привет от Артиста… Как досадно, что надо ждать до семи!…
Кис так разволновался, что готов был ехать к Вере сию секунду. Но на часах было пять, и ехать было бессмысленно…
Он без энтузиазма перекусил в центре — в Макдональдсе, назло вредной Александре, которая это заведение презирает. И, пережевывая невкусный хлеб с жирной котлетой, продолжал свои размышления.
Итак, обе женщины в опасности. Но до сих пор живы, хотя Артист уже делает круги вокруг них. Что это означает?
Означать это может две вещи: либо Кис ошибся и свидетельницам ничего не грозит, и «жалостливый» Артист не собирается заходить так далеко; либо Артист готовит новый сценарий, для которого ему требуется время…
Беда в том, что Кис не знает, насколько подонок близок к финалу «сценария». А Марина, к тому же, что-то от него скрывает. Возможно, в ее «обстоятельствах» нет ничего общего со всей этой историей, но только теперь Кису все кажется подозрительным. А вдруг за «обстоятельствами» тоже стоит Артист?
У Киса от собственных догадок мурашки побежали по загривку. Он стремительно набрал рабочий номер Марины и закричал, забыв о соседях по столикам: «Нам нужно срочно встретиться! Прямо сейчас!»
— Сегодня не могу, — холодно-капризно ответила Марина.
— Отложите ваши дела, прошу вас! Поверьте, это очень важно!
Он понял, что Марина колеблется, и даже затаил дыхание, в ожидании ее согласия…
— Не могу, — вдруг отрезала Марина. — Звоните мне завтра в любое время, договоримся. А сегодня я занята.
Гудки отбоя подтвердили ее несгибаемость.
Что же за дела такие неотложные у Марины Кисловской?
Кису оставалось надеяться только на то, что завтра еще не будет поздно.
* * *
Он позвонил Сереге на Петровку и, уворачиваясь от града встречных вопросов, поделился своими опасениями за свидетельниц, закончив разговор при помощи старого трюка «алло, я тебя не слышу!». На душе немного полегчало:
Серега толковый мужик, быстро поймет, что к чему. Может, удастся выбить охрану для свидетельниц… Но полегчало именно что «немного».
Кис посмотрел на часы. Теперь к Вере, а после нее — к Марине прямиком: лучше с постели подниму, лучше невежливым покажусь, но ее предупрежу и об «обстоятельствах» выспрошу…
Снедаемый беспокойством, он приехал к Вере загодя — в слабой надежде, что она появится раньше назначенного часа.
Но Веры дома не было, — зря Кис жал кнопочку звонка, никто не шелохнулся за дверью.
Кис устроился ждать на широком подоконнике между лестничными пролетами подъезда, рассчитывая, что особо долго здесь сидеть не придется.
Однако примерно час пришлось ему слушать, как живет подъезд своей вечерней будничной жизнью: звуки телевизора, лай собачонки, детские голоса, плач младенца, томительный запах жареного лука и острый — чеснока, напомнивший, что от гамбургера остались жажда и изжога… За одной дверью ругались, голоса в повышенных тонах хорошо слышны, но слова невнятны; да зачем Кису нужны слова? В многомиллионном городе каждый вечер в ячейках квартир, сдобренная запахом жареного лука, озвученная телевизором, идет человечья жизнь: ругаются миллионы супружеских пар, ссорятся родители и дети, плачут младенцы и лают собаки, и чей-то негибкий маленький пальчик тычет в клавиши фортепьяно, терзая слух…
