Но даже это не самое страшное.
Когда телохранителю, словно барану, перерезали горло и он, задергавшись, наконец испустил дух, оба живых пленника почувствовали некоторое облегчение. Потому что с парнем сначала творили такое, о чем лучше не вспоминать. От его воплей труха из щелей в потолке сыпалась. А чеченцы только посмеивались, орудуя своими кинжалами. Они говорили, что русские для них – все равно что мясные туши, и доказали это на деле. Прежде чем умереть, парень узнал, каково это, когда с тебя заживо сдирают шкуру. После этого умирать ему было не так уж и страшно. Он сам поднял голову и вытянул шею.
– Я думаю, это был просто шок, – сказал Майн Кампф. – Болевой шок.
– Тебе от этого легче? – поинтересовался Варяг угрюмо.
– У меня слабое сердце. Я не выдержу пыток, скончаюсь на первой же минуте.
– А у меня сердце как часы тикает. В прошлом месяце я обследовался в клинике, так главврач сказал мне, что я здоров, как… бык. – Тут Варяг невольно вспомнил, как выглядит наполовину ободранная человеческая туша, и заскрипел зубами, раскачиваясь из стороны в сторону. – М-м!.. М-м-м-м!..
– Ай! – вскрикнул Майн Кампф. – Полегче!
Пленники, сидящие на земляном полу лицом друг к другу, были раздеты догола. Руки скованы наручниками за спиной, а никелированные цепочки пропущены через специальные кольца, вмурованные в стену.
Самозатягивающиеся браслеты наручников давно вгрызлись в запястья обоих, но не это было самым мучительным. Главное неудобство доставлял обычный шелковый шнурок, натянутый между пленниками.
Одна его скользящая петля была затянута на гениталиях вождя, вторая врезалась в мошонку его главного идеолога. Стоило Майн Кампфу или Варягу неудачно пошевелиться, как оба испытывали пронзительную боль в области паха. Это, как сказали им чеченцы, чтобы не расслаблялись. Как будто без этого проклятого шнурка пленники могли хотя бы на минуту забыть о том, в чьих руках они находятся и почему!
– Интересно, где мы сейчас? – пробормотал Варяг, замерев в не слишком удобной, но зато статической позе.
Их схватили на Волоколамском шоссе, километрах в десяти от тоннеля под каналом. Преградили путь их автомобилю грузовиком, остановившимся поперек дороги, а потом взяли в клещи двумя подоспевшими джипами. Джипы остановились впритык к «Ауди», за рулем которой сидел варяжский телохранитель – тогда еще при голове и коже на спине. Дверцы открыть не удалось, да никто особо к этому не стремился, после того как боковые окна обоих джипов ощетинились стволами укороченных автоматов. Осталось лишь дружно поднять руки и сожалеть о том, что салон «Ауди» не позволяет сделать это достаточно высоко.
В организации проводилась военная подготовка, но занимались ею лишь рядовые бойцы, да и те нерегулярно, от случая к случаю. Майн Кампф писал статьи, воззвания, выдумывал броские лозунги, занимался дизайном штаб-квартиры, подгонял эсэсовскую символику под свои представления об эстетике. Варяг был всецело поглощен финансовыми и политическими проблемами. Его телохранитель изучал боевые искусства, запросто перешибал локтем стопку из семи кирпичей и утверждал что разорвет любого противника голыми руками. Как марлевые трусы.
И вот результат: все трое угодили в глубокий сырой подвал, выбраться из которого надо еще умудриться. Ни идеологическая подкованность, ни политический кругозор, ни умение разбивать кирпичи тут ничего не значат.
Их, растерянных и деморализованных, везли сюда в надвинутых на лица шерстяных шапочках, так что местонахождение подземелья оставалось для Варяга и Майн Кампфа тайной за семью печатями. В принципе не так уж важно было, где именно их содержат – это ничего не меняло. И все же Майн Кампф с готовностью включился в разговор, потому что молчать и ждать своей участи было невыносимо.
– Если бы нас повезли в том же направлении, куда мы ехали, – сказал он, – то мы очутились бы где-нибудь в районе Нахабино. Но, как мне показалось, мы развернулись, проехали несколько километров обратно, а потом опять двинулись на северо-запад…
– Развернулись, проехали, двинулись, – передразнил помощника Варяг. – Как будто мы проделали это по собственной воле.
– Не придирайся к словам, – попросил Майн Кампф. – Дай соообразить… Ага! Там есть развилка, не доезжая до Красногорска. Получается, нас везли куда-то в направлении Истринского водохранилища, но не очень далеко.
– Это хорошо, – сказал Варяг с нескрываемым сарказмом. – Представляешь, как было бы хреново, если бы нас увезли в какой-нибудь гребаный Калининград! А так мы почти в Москве, у себя дома. Ха-ха-ха…
– Не дергайся ты! – взмолился Майн Кампф, лицо которого моментально покрылось испариной. – Больно же!
– А ты привыкай, – посоветовал ему Варяг. – Трудно в учении, легко в бою.
Оба, не сговариваясь, взглянули на подвешенный к стене пакет. Мертвая голова, скудно освещенная единственной лампочкой под потолком, казалась вылепленной из желтого воска.
– Как думаешь, – спросил Майн Кампф, – они его разыщут?
«Они» – это самые преданные бойцы организации, ее средний командный состав в количестве 14 человек. Все разбиты на пары, все оснащены мобильными средствами связи и передвижения. Им поручено найти «его» – неизвестного типа, насолившего чеченской диаспоре. Его требуется достать хоть из-под земли, если пленникам дорога жизнь. А она им дорога, очень. По их глубокому убеждению, ничего более ценного на свете вообще никогда не существовало.
Если бы Варяг и Майн Кампф знали, что их стремительный взлет закончится в сырой яме с каменными стенами, они, наверное, выбрали бы себе какую-нибудь другую карьеру. Не в качестве лидеров неофашистской организации, вот уж нет. Но ведь вначале все шло так гладко, так весело. Разбитые ларьки и морды ларечников, телерепортажи с мест погромов, чувство национального достоинства. А потом раз – и голыми задницами оземь. Вот что значит потерять чувство меры.
В ходе последней акции, проведенной в столичном подземном переходе, скинхеды имели неосторожность убить человека, при котором находились какие-то очень ценные для чеченской диаспоры документы. Ими-то и завладел неизвестный. Варягу и Майн Кампфу дали ровно 24 часа на то, чтобы разыскать вора и похищенные им бумаги. Уже будучи брошенными в подвал, они объявили общую тревогу по мобильному телефону и теперь лишь могли надеяться на то, что результаты поисков окажутся положительными. В этом случае бойцам было велено немедленно перезвонить по указанному номеру телефона и сообщить, что задание выполнено.
Но хватит ли масла в их бритых головах, чтобы справиться с поручением? Вот вопрос, который мучил вождей организации не меньше, чем шелковый шнурок, протянутый между ними.
– Им надо опросить всех, кто постоянно крутится в этом чертовом переходе, – произнес задумчиво Варяг. – Кто-нибудь что-нибудь обязательно заметил. Как думаешь, сколько времени у нас осталось?
– Если ты думаешь, что у меня глаза на спине и я могу этими глазами посмотреть на часы, то ты глубоко заблуждаешься, – рассудительно ответил Майн Кампф.
Он был довольно начитанным человеком, умел строить правильные фразы и произносить зажигательные речи на митингах. Да только теперь толку от его способностей было мало. Когда находишься в плену у чеченцев, то даже самые умные, самые верные слова не в силах хоть сколько-нибудь облегчить твою участь. Им, диким горцам, совершенно безразлично, что именно говорил Заратустра и по какому поводу. Они мастаки ножичками своими орудовать, это да. В дискуссии с ними вступать не просто бессмысленно, но и опасно.
– У меня вся надежда на Лешего с Вервольфом, – продолжал рассуждать вслух Варяг. – Это они хвастались, что какого-то нерусского в переходе завалили. Мол, припечатали пару раз башкой об стену, и порядок.
– Лучше бы они свои собственные бошки тогда раскроили, – откликнулся Майн Кампф. – С разбегу.
– Могут ведь они вычислить, кто мог взять эту чертову барсетку? – не унимался Варяг. – Плевое дело. Скорее всего это был кто-нибудь из тамошней постоянной публики.
– Или случайный прохожий. Если в барсетке лежали деньги, то он забрал их себе, а барсетку выбросил. – Майн Кампф горько усмехнулся. – Теперь с ней щеголяет какой-нибудь бомж, а документами при необходимости подтирает задницу.
– Не каркай!
– Ай! Да перестань ты дергаться! У меня яйца уже как у Штрауса.
– У страуса?
– Нет, именно у Штрауса. По этой причине он никогда не танцевал своих зажигательных вальсов.
– Хо-хо-хо! – Это смахивало на истерику.
– Не трясись, говорю! – занервничал Майн Кампф.
– А ты, хо-хо, не смеши.
– Весело? Вот сейчас явятся наши гостеприимные хозяева с кинжалами и целлофановыми паке-тами…
– Не каркай! – вторично предупредил помощника Варяг, но было поздно.
Злорадно визжа несмазанными петлями, поднялась металлическая крышка люка. На перекладину лестницы ступила первая пара ног, за ней вторая, третья…
