гранатами. У пульта управления станцией «колдовал» программист. Он выставил на панель портативный компьютер, подключил его к сети управления и напряженно вглядывался в мерцающий монитор, на котором, как бешеные, сменялись цифры и символы. Шла автоматическая подборка кодов. Тем временем у дверей уже сыпал искрами сварочный аппарат, они наглухо заваривались.
– Скоро? – полковник глянул через плечо программиста.
– Пара минут.
Брызги электросварки погасли.
– У меня готово, – снял с глаз черные очки Павлов.
Почти тут же за дверью послышался приглушенный взрыв, с интервалом буквально в секунду за соседней дверью раздался второй.
– Охрана подоспела, – спокойно сказал полковник, – на их месте я не тратил бы время зря, а попытался спуститься с крыши к окнам, – он сказал это без эмоций, как профессионал, решающий практическую задачу.
– Десять минут двери выстоят, – отозвался сварщик.
В металлические полотна уже били чем-то тяжелым, пластами осыпалась кафельная плитка.
– Заложников в подсобку, – скомандовал полковник, – они не успеют провести штурма с крыш.
Персонал станции погнали как стадо в лишенную окон комнату.
– Потише, – морщась, произнес полковник, – мы не на войне, – и перехватил занесенный над головой пожилого инженера-электронщика автомат.
– Спасибо, – пролепетал насмерть перепуганный сотрудник станции, впервые увидев в глазах диверсанта осмысленное выражение. До этого, сколько он ни всматривался в лица «омеговцев», видел только жестокость, азарт борьбы и презрение к «простым смертным».
Железная дверь захлопнулась за последним белым халатом, и тут же рассыпалась фейерверком сварка. Заваривали и эту дверь, чтобы никто раньше времени не смог выбраться.
Программист уже вошел в систему управления реакторным блоком.
– Извлекаю урановые стержни из графитовых замедлителей, – комментировал он, – отключаю систему охлаждения реактора. Готово. Началась неуправляемая ядерная реакция. Через сорок минут последует взрыв.
Естественно, что в реальности никакие стержни не извлекались, их еще и не загрузили в реактор, да и система охлаждения бездействовала до вторжения диверсантов. Срабатывала и выдавала на экран компьютера картинку только тренировочная программа главного компьютера станции, работавшего в режиме имитации технологического процесса.
– Старлей, – кричал в рацию Голубев, – ждите с пневмовездеходами у ограды в районе градирни. – А в этот момент уходило текстовое сообщение: «Подогнать машины к ограждению напротив коллектора».
Взрывник уже заминировал пульт.
– Выставляю задержку взрыва на четыре минуты! – выкрикнул он.
Теперь, если бы все происходило всерьез, через четыре минуты пульт управления разлетелся бы на куски и никто уже не смог бы остановить ядерную реакцию. Спецназовцы без лишней спешки покидали зал управления энергоблоком. Последним на площадку пожарного выхода ступил полковник Голубев.
– На всякий случай забрось гранаты со слезоточивым газом, – сказал он, прислушавшись к отчаянным ударам в заваренные двери.
Павлов и Алексеенко бросили по три гранаты и уже по своей инициативе полоснули из автоматов длинными очередями. Посыпались осколки стеклянных перегородок. Пустые рожки упали на пол. Взрывник бежал по коллектору и на ходу глядел на часы, отсчитывавшие время в обратном направлении на трех циферблатах сразу.
– Пульт взорван! – радостно сообщил он Голубеву. – Через четыре минуты и коллектор взлетит на воздух, все здесь зальет водой.
Когда «омеговцы» вырвались из тоннеля на морозный воздух, то со стороны градирни ухнуло несколько взрывов подряд, и тут же клубы тяжелого дыма заволокли людей, суетящихся там, машины. Наперерез группе бежало трое охранников, за ними на расстоянии трехсот метров уже человек десять-двенадцать, Голубев даже не сумел их сосчитать.
«Омеговцы», стреляя на ходу, добежали до прорезанного в ограждении лаза.
– Где машины? – вырвалось у майора Фомичева. Он развернулся и выпустил пару гранат из подствольника. Первая разорвалась, не долетев до бегущих охранников, вторая упала прямо им под ноги.
Из-за невысокого бугра, словно из-под земли, вылетел пневмовездеход, развернулся буквально на месте.
– Остальные сейчас будут, – крикнул водитель в распахнутую дверцу.
Четверо «омеговцев» в мгновение ока впрыгнули в салон. Вездеход тут же перевалил за бугор и исчез из виду.
– Вы следующим… – не то спросил, не то посоветовал полковнику Фомичев.
– Я – последним, – Голубев вытащил чеку из гранаты и метнул ее в снег за ограждением.
Дым, снежная пыль поднялись в воздух. Два пневмовездехода, чуть не столкнувшись, перемахнули через снежный сугроб.
– Хорошо сработали, – полковник приложил ладонь к голове, – до встречи на базе.
Когда охрана выбралась за ограждение, то даже звука двигателей пневмовездеходов уже не было слышно. О том, что именно здесь группа «Омега» загрузилась в транспорт, напоминали неглубокие следы колес. Да и те быстро заносил снег.
Командир спецназа сплюнул под ноги.
– Ушли, – в его голосе слышалась не только досада, что свою часть учений он завалил, но и зависть, замешанная на уважении. В душе он понимал, что сделать ничего и не мог – не та подготовка у его людей, не та квалификация.
Даже сам он уже был «мертв». После того, когда его бойцам удалось срезать автогеном железную дверь и ворваться в зал управления, никто из его людей не заметил прикрытого мешковиной взрывного устройства в коллекторе. Заряд взорвался, когда сам командир и двадцать его бойцов, грохоча тяжелыми ботинками, мчались по бетонному тоннелю коллектора. И, значит, их неминуемо должно было затопить.
Командир с тяжелым сердцем включил рацию и доложил генералу Елфимову о своей неудаче.
Генерал и полковник Сидоров молча смотрели друг на друга. На мониторе компьютера горела строка «взрыв пульта произведен» и шел обратный отсчет времени до «взрыва» реактора, который уже никто не мог предотвратить, оставалось только объявить об эвакуации персонала.
– Все сделали, – генерал вытер вспотевший лоб, – даже уйти на безопасное расстояние успеют.
– Успеют, – подтвердил Сидоров, – я подсчитал.
– Какая теперь разница, – вздохнул Елфимов, – с заданием Голубев справился блестяще. И теперь вместо благодарности я должен буду ему объявить о роспуске группы «Омега». Окончательном и бесповоротном.
Сидоров в душе посочувствовал генералу. Зная крутой нрав Голубева, положившего всю свою жизнь на группу, и его парней, за последствия не мог бы поручиться никто. В лучшем случае – съездит по морде. О худшем и думать не хотелось.
– Не взбунтуются, – как можно мягче сказал Сидоров.
Генерал вскинул взгляд, глаза его смотрели с жалостью к самому себе и с ненавистью к «омеговцам».
– Не уверен в этом. У них крыша ветром снесена. Но если дойдет до бунта, они еще пожалеют об этом. Есть средство и против них. Надежное, на все сто процентов.
Сидоров переменился в лице.
– Я ни на минуту про него не забывал.
– И не забудешь. Едем на базу. Чему быть, того не миновать, – обреченно произнес генерал, поудобнее устраиваясь в кресле и закуривая сигарету.
* * *
Пока неторопливый гусеничный вездеход вез по зимнику генерала Елфимова и полковника Сидорова к тренировочной базе, на атомной
