— Не беспокойтесь! — взмолился Родик. — На мне все, как на собаке, заживет. Завтра уезжаем в Каракас, а через неделю — в Москву.
— Ложитесь и не спорьте. Вы, Родион, даже не представляете, что с вами произошло. Если не будете лечиться, то и через месяц никуда не уедете. А можете, не дай бог, вообще остаться на всю жизнь инвалидом.
Врач тоже очень серьезно отнесся к его состоянию. Одобрил все принятые Верой меры и, прописав целую кучу лекарств, запретил даже думать о поездке или работе. Юра с Габриэлем опять направились в аптеку, а Вера захлопотала вокруг больного. Делала она все это явно от чистого сердца, и у Родика снова не возникло чувства неудобства или стеснения. Наоборот, ему была приятна ее почти материнская забота, по которой он истосковался с тех пор, как пять лет назад после долгой и тяжелой болезни умерла его мама. С ее смертью Родик лишился не только такого чуткого внимания, но и возможности с кем-то поделиться сокровенным, выслушать, может быть, не очень правильные, но всегда нужные наставления и советы, просто прийти туда, где тебе всегда рады.
Несмотря на прекрасный уход, Родику становилось все хуже. Температура повысилась до тридцати девяти и шести, страшно болела голова и, что больше всего пугало, появился кашель. Вспомнились предостережения московских врачей. «Придется, похоже, день-два полежать, — думал Родик. — Юра один справится. Если что-то потребуется, помощника найдет. Где все остановятся в Каракасе — известно, возьму такси и сам доберусь».
Он изложил свои мысли вернувшимся из аптеки Юре и Габриэлю.
— Не волнуйся, — успокоил Юра, — я со всем справлюсь. К твоему приезду как раз решу все вопросы с Обществом советско-венесуэльской дружбы. Ивана Петровича предупрежу. Он, конечно, будет дергаться. «Журналисты» в Москве, вероятно, чего-нибудь настучат, но тебе, «таджику», не так страшно. Как только поселимся в Каракасе, сразу тебе позвоню… Да, вещи твои будут в камере хранения отеля, а мыльные принадлежности мы тебе забросим.
Вера, проследив, чтобы Родик принял все лекарства, смазала его гелем, померила температуру и, посоветовав поспать, куда-то ушла. Родик послушно закрыл глаза и, вероятно, уснул. Разбудило его прохладное прикосновение ко лбу.
— Думаю, что температура не спадает, — констатировала Вера и предложила: — Не знаю, как вы к этому относитесь, но я сходила в колдовской магазин, и мне приготовили лечебную смесь и амулет. Может, попробуем их применить?
— Вера, дорогая, я очень тронут вашим вниманием. Однако в эту чертовщину не верю, — отозвался Родик, но, подумав, что это обидит ее, добавил: — А вообще-то Габриэль перед выставкой подарил мне амулет, и выставка удалась. Давайте сюда ваше знахарское снадобье.
Вера дала Родику выпить какую-то жидкость, проговаривая при этом непонятные слова. Потом надела ему на шею тесемку с деревянным, раскрашенным красной, зеленой и коричневой красками странной формы амулетом, на грудь насыпала серый порошок и велела лежать неподвижно, пока она будет произносить заклинания на здоровье… Подействовала магия или антибиотики, но на следующий день температура почти нормализовалась, хотя тело еще ныло и надевать рубашку было больно. К вечеру Родик решил, что злоупотреблять Вериным гостеприимством больше не стоит, и засобирался в Каракас. Вера активно возражала, однако он вежливо, но очень твердо настоял на своем. С тяжелым сердцем попрощавшись с гостеприимной хозяйкой и выразив надежду, что они еще увидятся, Родик сел в такси, доехал до отеля, забрал вещи из камеры хранения и, откинув все еще болевшую голову на широкую спинку заднего сиденья, полностью доверился водителю.
В потемках он не заметил, как въехали в Каракас. Понял это Родик уже возле отеля. Будучи строго предупрежденным Верой, таксист проводил пассажира до ресепшн. Был второй час ночи, и Родик не стал беспокоить Юру, решив поселиться, отоспаться, а утром постараться включиться в работу. Однако оказалось, что бронь в отеле давно снята, и свободных мест нет. Переполошить всех, чтобы лечь спать с кем-то в одном номере, Родик не захотел и воспользовался предложением таксиста устроиться на ночь в другой отель.
Комната в предложенном отеле выглядела очень странно: все пространство занимала огромная кровать, при входе располагалась крошечная туалетная комната с душевой кабиной, из другой обстановки были только тумбочка и вешалка. Анализировать, почему нет платяного шкафа и прочих гостиничных удобств, Родик не стал. Он чувствовал себя совершенно разбитым — внутри и снаружи после многочасовой дороги у него все горело и болело. Он желал лишь одного: побыстрее принять горизонтальное положение. С трудом раздевшись, он, даже не разобрав кровать, завалился спать.
Проснулся Родик так же резко, как и заснул. В голове была тяжесть, но боль прошла. Он перевернулся с бока на бок, и это не доставило неприятных ощущений. Посмотрев на часы, он удивился, что проспал почти полсуток — за окном разгорался полдень.
Попытка дозвониться Юре или кому-нибудь из делегации ни к чему не привела — вероятно, все разошлись из отеля по своим делам. Рассудив, где Юра может быть, Родик набрал номер Общества советско-венесуэльской дружбы и выяснил, что тот вместе с председателем уехал в советское посольство, а связаться с ним можно через советника по культуре.
Родик позвонил в посольство:
— Добрый день. Это говорит Жмакин Родион Иванович, я приехал…
— Жмакин Родион Иванович? — переспросил женский голос. — Мы вас давно разыскиваем. Не вешайте трубку, подождите, я вас переключаю на советника…
— Родион Иванович, рад вас слышать! Мы с Иваном Петровичем уже хотели подключить полицию. Сейчас я передам трубку товарищу Розенблату…
— Родик, наконец ты нашелся! — возбужденно зашумел Юра. — Я вчера позвонил Вере и узнал, что ты уехал на такси совершенно больной. Что-то случилось?
— Ну ты и паникер, — ответил Родик, — выставляешь меня в каком-то идиотском свете. Позови советника, я ему все объясню…
Родик вкратце рассказал советнику, что произошло, и тот предложил прислать за ним машину. Полистав лежащие на тумбочке бумаги, Родик продиктовал адрес и телефон. В трубке воцарилось долгое молчание.
— Сожалею, Родион Иванович, — наконец отозвался советник, — но я вынужден отказаться от своего предложения. Вы находитесь в красной зоне — нам туда ездить запрещено.
— Что это значит? — не понял Родик.
— Это значит, что вы поселились в некоем подобии публичного дома, в одном из самых криминальных районов Каракаса. Придется вам выбираться самостоятельно. Единственное, чем могу помочь — это забронировать номер в отеле, где живет вся ваша делегация. Возникнут проблемы — звоните, заезжайте.
— Спасибо… Если можно, передайте, пожалуйста, трубку Розенблату… Юра, ты все слышал. Я тут сориентируюсь и свяжусь с тобой. Запиши на всякий случай мой номер телефона. У тебя какие планы на сегодня?
— Родик, мы сейчас здесь подпишем кое-какие бумаги, потом я ознакомлюсь в Обществе с помещением и стендами. Думаю, часам к четырем освобожусь. Как твое самочувствие?
— Средней тяжести. Давай встретимся в пять? Я буду ждать в вашем отеле в холле.
— Хорошо. Постараюсь не опоздать. Если задержусь — не нервничай, тут бывают заторы на дорогах.
— Я — не ты, панику не создаю. Желательно, чтобы ты нашел Габриэля.
— Давай, я тебе дам его домашний телефон? Он больше с нами не работает, но дома постоянно находится его мать. Она говорит по-русски, как мы с тобой.
— Записываю, диктуй… Все. До встречи. Привет.
Родик положил трубку и оглядел комнату. Теперь ему
стали понятны особенности обстановки. Про публичные дома Родик, естественно, слышал, но никогда их не видел и решил осмотреть все. Кроме того, очень хотелось есть. Поэтому, побрившись и приняв душ, он спустился в холл, где размещались ресепшн и уютный бар. Родик заказал фруктовый салат, апельсиновый сок, сандвичи и кофе «негро». Ничего необычного он все еще не замечал, удивляло только полное отсутствие в отеле постояльцев. Кофе, еще издали источающий приятный аромат, бармен принес как раз в тот момент, когда Родик доедал салат. Венесуэльский кофе доставлял ему каждый раз новые вкусовые ощущения, кроме того, обладал невероятными тонизирующими свойствами, в отличие от того, что продавали в Москве. Там он мог выпить вечером большую чашку кофе и через пятнадцать-двадцать минут спокойно заснуть. Здесь он научился пить, а не глотать этот чудесный напиток, максимально растягивая удовольствие и стараясь расслабиться в предвкушении приятного возбуждения.
Именно в такой момент к Родику обратился по-испански моложавый мужчина в белой с короткими рукавами рубашке и черных брюках — одежде, типичной для служащего отеля. Обращение по-испански нисколько не удивило Родика. Его из-за черной бородки, плотного телосложения и других физических особенностей, унаследованных по еврейской линии, часто принимали за местного жителя.
